– Нет, спасибо.
Женщины смотрели друг на друга. Кимми скрестила руки на груди.
– И все равно не врубаюсь, чего тебе здесь надо.
Девушка заговорила, будто читала наизусть хорошо отрепетированный текст:
– Два года назад я узнала, что меня удочерили. Я люблю своих приемных родителей, так что не подумайте чего плохого. Нет, родители у меня замечательные, и еще есть две сестры. Они очень добры ко мне. Дело не в них. Просто когда узнаешь такое… хочешь разобраться, знать.
Кимми пожала плечами.
– Я начала копать, собирать информацию. Это было не просто. Но есть такие люди, которые помогают усыновленным детям отыскать своих настоящих родителей.
Кимми выплюнула окурок изо рта. Руки дрожали.
– Но ведь ты, надеюсь, знаешь, что Кэнди… твоя мать Кэндес…
– Умерла? Да, знаю. Ее убили. Я выяснила это на прошлой неделе.
Ноги у Кимми стали ватными. Она плюхнулась в кресло. Нахлынули воспоминания.
Кэндес Поттер. Известная в клубах под прозвищем Кэнди Кейн.
– Чего ты от меня хочешь? – спросила она девушку.
– Я говорила с офицером, который расследовал ее убийство. С Максом Дэрроу. Помните его?
Как же ей не помнить старину Макса! Знала его еще до убийства. Сначала детектив Макс Дэрроу бил, что называется, на жалость. Толковал о низменных приоритетах. Одинокий волк, без семьи, без друзей. А Кэнди была для него еще одним погибающим кактусом в пустыне. И она, Кимми, влезла во все это, выторговывала услугу за услугу. Так уж устроен мир.
– Да, – протянула Кимми. – Помню.
– Он теперь на пенсии. Утверждает, что полиция знала, кто ее убил, а вот где искать этого человека – неизвестно.
Кимми почувствовала: на глаза наворачиваются слезы.
– Это случилось так давно.
– Вы с мамой дружили?
Кимми кивнула. Конечно, она все помнила. Кэнди была для нее больше, чем просто подругой. В жизни встречается не так много людей, которым можно доверять безоглядно. Кэнди являлась как раз таким надежным и близким человеком, пожалуй, единственным с тех пор, как умерла мама Кимми, самой ей тогда едва исполнилось двенадцать. Они были неразлучны, Кимми и эта белая штучка. Иногда они даже называли себя Пик и Сейерс, как героев старой киноленты «Песня Брайана». А потом, как и в фильме, белая подружка умерла.
– Она была проституткой? – спросила девушка.
Кимми покачала головой и соврала, как ей показалось, очень убедительно:
– Никогда!
– Но ведь она была стриптизершей.
Кимми промолчала.
– Я ее не осуждаю.
– Так чего ты все-таки хочешь?
– Узнать о своей маме побольше.
– Какое теперь это имеет значение?
– Для меня имеет.
Кимми хорошо помнила, как узнала печальную весть. Она выступала неподалеку от Тахо, исполняла в обеденное время медленный танец для толпы неудачников – мужчин в грязных нечищеных ботинках, чьи продырявленные сердца страдали и ныли при виде обнаженной женщины. С Кэнди они не виделись три дня. Кимми оказалась в те дни практически на улице. И вот здесь, на сцене, она вдруг услышала тревожный шепоток и сразу сообразила: что-то случилось. Лишь взмолилась тогда про себя: «Только бы не с Кэнди!» Но речь шла именно о ней.
– Жизнь у твоей мамы выдалась нелегкая, – заметила Кимми.
Девушка сидела и внимательно слушала.
– Кэнди считала, мы сумеем найти выход. Сначала решила обратиться к одному парню в клубе. Они нашли нас и вроде бы взяли, но все это оказалось фуфлом. Многие девушки пытаются, однако это никогда не срабатывает. Тому парню нужны были всякие фантазии, не ты. Твоя мама быстро это поняла. Она хоть и мечтательницей была, но цель в жизни имела.
Кимми умолкла, отвернулась.
– Ну а потом? – спросила девушка.
– А потом этот мозгляк раздавил ее, точно клопа.
Девушка заерзала в кресле.
– Детектив Дэрроу говорил, звали парня Клайд Рэнгор?
Кимми кивнула.
– И еще он упоминал женщину Эмму, Лимей. Она вроде была его партнершей?
– В каком-то смысле да. Но подробностей я не знаю.
Кимми не заплакала, услышав ужасное известие. Просто не было слез. Однако пошла на риск, рассказав проклятому Дэрроу все, что ей известно.
Не высовываться – один из главных принципов ее жизни. Кимми просто не могла предать Кэнди, даже тогда, когда помогать было уже поздно. Со смертью Кэнди самое лучшее, что было в Кимми, тоже словно умерло.
Она беседовала с полицейскими, и особенно с Максом Дэрроу. О том, кто мог это сделать. Кимми была уверена, что Клайд и Эмма. А ведь они могли отомстить, убить или ранить ее, но она не побоялась. Эмма и Клайд не стали мстить ей. Просто сбежали, и все.
С тех пор миновало десять лет.
– Вы обо мне знали? – спросила девушка.
Кимми нехотя кивнула:
– Твоя мама говорила. Но только раз. Ей было больно говорить об этом. Ты должна понять. Когда это случилось, Кэнди была совсем соплячкой. Лет пятнадцать, шестнадцать. И едва успела ты из нее выскочить, как тебя забрали. Она даже не знала, мальчик у нее родился или девочка.
Повисло томительное молчание. Кимми мечтала лишь об одном: чтобы девушка ушла.
– Как думаете, что с ним стало дальше? С Клайдом Рэнгором?
– Может, уже и помер, – ответила Кимми.
Впрочем, она не слишком в это верила. Тараканы – живучие твари, никогда не умирают. Возвращаются и снова начинают досаждать людям.
– Хочу найти его, – произнесла девушка.
Кимми удивленно взглянула на нее.
– Хочу найти убийцу мамы и предать суду. Я не богачка, но кое-какие деньги имеются.
Снова настало молчание. Воздух тяжелый, липкий, трудно дышать. Кимми не знала, с чего начать.
– Должна сказать тебе одну вещь, – пробормотала она. – Можно?
– Конечно.
– Твоя мама пыталась выстоять.
– В каком смысле?
– Многие девушки сразу сдаются. А твоя мама никогда не сдавалась. Никогда не сгибалась под ударами. Она мечтала. Но победить не могла.
– Я не совсем понимаю…
– Ты счастлива, девочка?
– Да.
– Учишься в школе?
– Нет, уже поступила в колледж.
– Колледж… – мечтательно протянула Кимми. – Ты…
– Что я?
– Значит, твоя мама все же победила.
Девушка промолчала.
– Кэнди, то есть твоя мама… она не хотела, чтобы ты впутывалась в это. Ясно?
– Да.
– Подожди секунду.
Кимми выдвинула ящик комода. Она там, конечно же. Кимми не хотела ее видеть, но фотография лежала сверху. Она и Кэнди улыбаясь взирают на мир. Пик и Сейерс. Кимми смотрела на свое изображение и вдруг осознала, что молоденькой девушки по прозвищу Черная Магия больше не существует. Клайд Рэнгор предал забвению и ее.
– Вот, возьми, – сказала она.
Девушка бережно взяла снимок, так берут чашку из тонкого драгоценного фарфора.
– Она была красивой, – прошептала девушка.
– Да, очень хороша собой.
– И вид такой счастливый.
– А вот счастлива не была. Но теперь… обязательно.
Девушка решительно сжала губы:
– Не уверена, что смогу оставаться в стороне.
«Вероятно, – подумала Кимми, – ты больше похожа на свою мать, чем подозреваешь».
Затем они обнялись и обещали поддерживать отношения. Девушка ушла, и Кимми оделась. Поехала в цветочный магазин и купила дюжину тюльпанов. Тюльпаны – любимые цветы Кэнди. А потом она целых четыре часа добиралась до кладбища, приблизилась к могиле подруги, опустилась на колени. Вокруг – ни души. Кимми стерла пыль с маленького памятника. Она заплатила и за место, и за памятник. Кэнди должна покоиться в приличном месте.
– Сегодня приходила твоя дочь, – произнесла она вслух.
Подул легкий ветерок. Кимми закрыла глаза и прислушалась. Ей показалось, что она слышит голос Кэнди, далекий, но настойчивый, умоляющий ее беречь дочь.
А когда облако растаяло и горячие лучи невадского солнца снова коснулись ее кожи, Кимми обещала, что исполнит просьбу.
Ирвингтон, штат Нью-Джерси
20 июня
– Телефон с видеокамерой, – пробормотал Мэтт Хантер, качая головой.
Он возвел взор к небесам, ища ободрения и поддержки свыше, но не увидел ничего, кроме огромной бутылки пива.
Эта бутылка была ему хорошо знакома, Мэтт видел ее всякий раз, выходя из обшарпанного домика на две семьи, где на стенах давно облупилась штукатурка. Знаменитая бутылка поднималась на сто восемьдесят пять футов от земли и доминировала над окрестным пейзажем. Некогда здесь находилась пивоварня «Голубая лента», но ее закрыли. Несколько лет назад бутылка служила водонапорной башней и была украшена медными и стальными пластинами, сверкающей эмалью и позолоченной пробкой. По ночам бутылку подсвечивали прожекторами, чтобы жители Нью-Джерси видели ее за мили.
Однако ничего подобного больше не наблюдалось. Теперь бутылка приобрела коричневый оттенок, как и подобает пивной, но лишь за счет ржавчины. Наклейка давным-давно исчезла. Словно следуя ее примеру, некогда процветающий район медленно доживал свой век. Глядя на развалины на месте строений, можно было подумать, что началось это очень давно.
