Сосед одной рукой схватил затылок больного и второй поднёс чашку к лицу. От запаха поднесённого напитка Иван чуть не блеванул, но смог удержаться и усилием воли загнал содержимое посуды внутрь. Запил водой. Организм принял холодный разбавленный спирт и начал благодарно усваивать. Дрожь прекратилась… Иван Рудольфович откинулся на матрас:
— Спасибо, Кеша!
— А то! Первая рюмка, она кудесница.
— Красиво выражаетесь, Иннокентий Константинович.
— Дык, мы же интеллигентные люди. Пойду сам приму на грудь грамм сто. И не меньше! А ты, Ваня, полежи пока, приходи в себя, — довольный результатом сосед быстро вышел из комнаты.
Опохмелившийся человек закрыл глаза и с удовольствием начал фиксировать возвращение организма в привычное русло. «Надо будет повторить минут через десять, а потом попросить Кешу чего-нибудь сварганить горяченького…». Эти минуты воскрешения из небытия становились самыми счастливыми мгновениями в сегодняшней жизни Ивана Рудольфовича. Чуть позже прибежал раскрасневшийся Иннокентий со второй чашкой:
— Будем жить, камрад! А теперь сами, сами.
Вторая порция огненной воды упала в желудок мужчины и растворилась в крови. Жить стало легче, жить стало веселей. Даже появился аппетит. Гражданин Шильд сам смог подняться с матраса и, держась за стенку, аккуратно выдвинулся на запах пищи. Квартира оказалась однокомнатной, с крохотной кухней, на которой еле уместились газовая плита, стол, пара стульев и табурет. Когда-то стены были выкрашены в благородный синий цвет, со временем краска отслоилась и висела лохмотьями. Иван обратил внимание, что он на голову выше соседа. Иннокентий готовил в кастрюльке на небольшой электрической плитке, установленной на столе. Страдалец осторожно присел на расшатанный стул:
— Камрад Кеша, а у нас ничего пожрать нет?
— Потерпи немного, Ваня. Я тут как раз соляночку из сосисок готовлю.
— Иннокентий, так на газу быстрей было бы?
— Отключен газ, и дом этот аварийный, под снос идёт. Остались только две жилые квартиры: наша и этажом выше. Похоже, там такие же бедолаги живут, как мы. Иногда слышно, как по ночам ходят. Но, я пока никого не видел.
— Понял, а Алик где?
— Днём обычно уходит, закрывает только квартиру. Вечером появится, проверит нас и опять все двери запрёт.
— Я заметил, что басурман хорошо по-русски говорит.
— Он там у себя в Баку ещё при Союзе университет закончил. Да, и ещё, Ваня, осторожней с ним, не верь ему и не ведись на его вежливость. Опасный тип. Тут как-то трое его соплеменников прямо под нашим окном переговоры с ним устроили. Ругались по-своему. Алик одного из них так вырубил одним ударом, что оставшимся землякам тащить его на себе пришлось. Больше я их здесь не видел.
— Понял, Кеша. Спасибо за науку. А я вот всё вспомнить не могу, как привезли меня сюда за двести вёрст. Хоть убей, ничего не помню.
— Ваня, и не только привезли и в комнату занесли, а ещё смотрят за тобой, в чувство приводят, поят и кормят. Значит, нужен ты им. А вот для чего, я и сам вникнуть не могу. А я-то уж здесь второй месяц обитаю.
— И всё время один жил? Бежать не пробовал?
— До меня один попробовал, так его и в живых уже нет. Поэтому, и тебе не советую. В общем, слушай — был у меня сосед. Серёгой звали, тоже питерский. На кровати спал, а я на твоём матрасе ночи коротал. Зимой дверь в комнату не закрывали, и сосед, он раньше слесарем на Кировском заводе работал, нашёл в кладовке напильник и целую связку старых ключей. Вот и соорудил наш мастер отмычку. — Рассказчик многозначительно посмотрел на слушателя. Иван, соглашаясь, кивнул и придвинулся ближе. Сосед продолжил: — Тогда и одежда висела на вешалках и обувь разная хранилась в квартире. Я в тот день в запое лежал, встать не мог. И как-то раз Сергей принял на посошок, обулся, оделся и ушёл по-английски в ночь. Я даже не слышал. Через два часа привезли его на милицейской машине и затащили в квартиру. Утром Алик очень сильно ругался. И с того дня дверь комнаты закрывается на ночь, с кладовки убрали весь хлам, и заодно выкинули всю одежду и обувь.
Кеша встал и помешал солянку. Иван осторожно спросил:
— Убили что ли соседа? За побег?
— Сам умер. Две недели назад… Царство ему небесное и земля пухом… Вроде всё потом хорошо было, Алик больше не ругался. И нам литр «Рояля» на два дня спокойно хватало. Даже на похмелку оставалось. — Иннокентий задумался, встрепенулся и продолжил: — А в одно утро, бац, смотрю — Серёга весь белый и холодный. Даже доктор заходил, а потом участковый. Оба вместе с Аликом что-то там мутили с документами на кухне. И всё. Абзац! Схоронили Серёгу. Вот такие дела, друг мой ситный…
Товарищи по несчастью замолчали и задумались о вечном… Только слышно было, как кипит и булькает вода в кастрюльке. Шильд посмотрел на соседа и решил сменить тему:
— А ты в Питере где жил?
— Так на 7-й Красноармейской в трёхкомнатной квартире вместе с братом и сестрой. Прямо рядом с Варшавским вокзалом жили.
— Ну, вот и ни хрена себе! Так мы с тобой с одного района получается. А я с Гороховой, по ту сторону Фонтанки вместе с матерью жил. Царство ей небесное… У нас квартира была пополам.
Иннокентий тут же протянул ладонь:
— Земляк, значит. За это надо выпить! И всё же, товарищ, предлагаю дождаться соляночки. Ещё минут десять и готова будет. Это я тебе как специалист говорю, иначе на пустой желудок вырубимся сразу после третьей.
— Подождём, конечно. Пойду пока сполоснусь. Вода есть горячая?
— Должна быть, если не отключили. Мыло на полочке возьми.
Тёплый душ прибавил здоровья и тягу к жизни. Иван Рудольфович переоделся в свежее бельё из пакета и накинул старый застиранный спортивный костюм с надписью «Динамо». Всю свою одежду замочил в тазике. Иннокентий с улыбкой спросил у преобразившегося соседа:
— О как! «Динамо» бежит?
— Все бегут. Одни мы сидим… — Иван присел на стул и подвинул горячую миску с супом к себе. — Приятного аппетита!
— И вам не хворать, Иван Рудольфович!
Соседи неторопливо принялись за еду. Организм обоих мужчин был истощен алкоголем, ели аккуратно, стараясь не загружать желудок. Подошло время третьей рюмки. Кеша смешал спирт с водой и произнёс индивидуальный для обоих тост:
— Иван, за наше здоровье!
— Будем!
Доели солянку, потянуло ко сну. Больше пока не пили. Уже с кровати Кеша вдруг сказал Ивану:
— Слышь, Рудольфыч, я тут что вспомнил — сосед-то мой бывший, Серёга, земля ему пухом, тоже был с нашего района. Жил он один на канале Грибоедова у Сенной площади. Совсем недалеко от тебя получается…
— Ну да, в пяти минутах пешочком.
— Иван, и это «жу — жу» неспроста! Мы втроём с одного района оказались вдруг вместе в одной комнате у чёрта на куличках. Одного из нас уже нет в живых. И вокруг нас жужжат неправильные пчёлы, и они делают неправильный мёд.
Ослабленный организм узников взял своё, и собеседники забылись коротким сном…
* * *
Следующее пробуждение Ивана Рудольфовича получилось не таким тягостным. Организм работал, дневной свет пробивался сквозь задёрнутые шторы. На кровати Иннокентия лежало скомканное одеяло, в комнате было слышно, как кто-то возится на кухне. Иван медленно поднялся и также вдоль стенки, побрёл на звук. За столом Кеша манипулировал бутылкой бельгийского спирта «Рояль», чашками и водой из чайника:
— Доброго утра, вам, товарищ! Вернее, доброго дня. Как спалось?
— Вырубило меня. И спал как убитый.
— А я ап чём говорил! Соляночка плюс пара рюмашек воистину чудеса делают. Два часа проспали мы с тобой, однако. Присаживайтесь, продолжим.
— Кеша, давай не будем гнать. Я сейчас только полтишок смогу осилить.
— Воля ваша, барин! А я с вашего позволения всё же сотку приму.
Выпили, закусили остатками холодного супа. Переглянулись. Иван спросил:
— Иннокентий, а ты в своей квартире один жил? Это я опять возвращаюсь к нашим неправильным пчёлам.
