Парень торопливо шагал к двери, поминутно оглядываясь, а за ним с разинутым во всю ширь ртом мчался Димка, издавая тот страшный нечеловеческий звук. Галина приросла к ковру. Визг уже забрался в самые сокровенные уголки мозга и дребезжал там на одной ноте, сводя с ума.
- Уберите его! – вдруг заорал парень и стал швырять в Димку упаковками белья, выхватывая их из сумки. Визг стих только для того, чтобы перейти в рык. Мальчик подпрыгнул и вцепился зубами в руку продавца. Брызнула кровь. И тут Галина очнулась.
- Дима! Прекрати немедленно! Прекрати! – она кинулась к сыну и рванула его на себя. Они оба упали на спину, только Галина еще ушиблась затылком о пол. Парень, плача и матерясь, прижимая к груди покалеченную руку, бросился вон из дома с криком:
- Я вернусь с милицией!
И тут же все стихло. Галина с трудом выползла из-под придавившего ее тела ребенка. Она не могла думать, она пока просто хотела убедиться, что сын ее жив и здоров. Повернув его к себе, она снова чуть не упала: его глаза были злобно вытаращены, а изо рта торчал кусок плоти с ободранной кожей и редкими волосками. Тошнота подступила к горлу, когда по подбородку ребенка потекла кровь, капая ему на рубашку.
- Выплюнь! – хрипло выдавила она, зажимая рот ладонями. – Выплюнь немедленно!
Димка вытолкнул кусок языком, и он шмякнулся рядом с ней, противно чмокнув.
- Какой ужас! – трясясь от нервных рыданий, она попыталась встать.
Необъяснимое, ужасное нечто заволокло ее рассудок, мешая думать. Перед глазами все еще стояла безумная сцена, в которой ее тихий, веселый ребенок играл роль бешеной собаки, чуть не разорвав человека прямо на ее глазах.
- Дима? – она позвала его, не зная еще, что скажет. – Дим? У тебя ничего не болит?
Серые глаза внимательно посмотрели на нее. Челка упала на лоб густым завитком, щеки побледнели. Все в порядке, только губы в крови! Боже! В чужой крови! Самообладание снова чуть не покинуло ее, но он ответил ей, как отвечал всегда на подобные вопросы:
- Нет, не болит, - он даже чуть пожал плечами, мол, чего у меня должно что-то болеть, это же нормальное дело для меня – покусать вонючего коммивояжера. Она содрогнулась.
- Димочка, зачем ты укусил дядю? – ее полные ужаса глаза впились в него, пытаясь разглядеть ложь.
- Не знаю, - лгать он явно не собирался. – Зачем он вошел в дом? Не надо было его пускать!
- Он принес мне посмотреть красивое белье, - начиная успокаиваться, попыталась объяснить она. – Мы же с тобой любим спать на красивых простынках.
- Да,- он опять пожал плечами, - только домой-то его зачем пускать?
- Но на улице неудобно разворачивать пакеты…
- Не пускай их больше! – он посмотрел на нее и вздохнул. Невозможно было постичь, что он хочет сказать этим несчастным взглядом и тяжелым, недетским вздохом. Ей вдруг вспомнились слова матери: «Вот родится урод…» Димка изучающее разглядывал ее лицо. Никакой он не урод! Вон, какой красивенький – все подруги завидуют. Завидуют-то, завидуют, только почему-то последнее время в гости не ходят. Ей вдруг пришла одна бредовая мысль:
- Димочка, а ты тете Марине или тете Наташе ничего не говорил?
- Только чтоб они не совали свои рожи в мой дом, - невинно моргая, выдал сын.
Галина села прямо на пол, обратно на то место, где сидела с упавшим на нее несколько минут назад Димкой. Теперь их лица были совсем рядом.
- Милый, но это ужасно невежливо. Это некрасиво! – она с трудом сдерживалась, чтоб не обозвать его, не ударить. Пришлось даже спрятать руки под колени.
- Нечего к нам ходить! – он шмыгнул носом и добавил: - люблю один.
- Хорошо. Только больше не груби, если к нам кто-нибудь неожиданно придет? Ладно?
Боже, разве это называется грубостью?! Это собачье поведение, укусы, рычание, неконтролируемая ярость…. Что ей говорить в милиции? Ведь наверняка этот милый молодой продавец сдержит слово, и завтра ей придет повестка. Как ей объяснить поведение сына окружающим, если она сама ничего не понимает?! Откуда эта ненависть к людям? Раньше он вполне дружелюбно встречал гостей, а в три года даже хвастался им своими новыми игрушками и бессовестным образом клянчил конфеты, будто она мало его кормила сладостями! И что теперь? Опять идти к врачу.
- Не будешь грубить? – заставила она себя повторить вопрос.
- Не пускай их домой! Не пускай! – он всхлипнул и прижался к ней. Ее рубашка вмиг стала мокрой от его непонятных слез. Она смотрела поверх его головы и напряженно думала. Все хоть сколько-нибудь разумные объяснения разбивались о стену страха и железной логики: ее сын не в порядке. Он болен. Болен его рассудок.
========== Часть 4 ==========
4.
Дождь лил уже неделю. Он так измучил мать, которая очень любила повозиться в их небольшом огородике, что Дмитрию даже стало жаль ее, уныло сидевшую на одном месте в гостиной у окна и тяжело вздыхающую. Сам он, разумеется, плевать хотел на погоду, но ему все же было бы приятнее, если б его симпатичная мама напевала, энергично гремя чем-то снизу, то поливала бы томаты в теплице, то готовила бы маринад для засолки овощей, то варила бы малиновое варенье, от чего по дому разносился прямо-таки божественный аромат. Дождь все испортил, и члены этой маленькой семейки сидели каждый у своего окна и скучали.
Тишина звенела и убаюкивала. Он и не почувствовал, как веки его отяжелели, и сон принял его в свое царство, предварительно отключив звуки, затуманив мысли.
Скрип, скрежет, грохот и изумленный вопль взорвали тишину. Хлопнула входная дверь: мать выскочила наружу, даже не предупредив его.
Дмитрий вскочил, еще качаясь от навалившейся после неурочного сна дурноты. Часы показывали четверть десятого. В такую погоду на улице совсем темно, значит можно открыть занавески и попробовать самому что-нибудь разглядеть. Прежде чем он добрался до окна, с улицы раздался вой сирен, и по стенам понеслись красные мигающие огоньки – или «скорая» или милиция. Случилось что-то серьезное. Сгорая от нетерпения, он выглянул в окно, бесцеремонно зажав в потной ладони дорогой зеленый бархат портьеры. От любопытства зачесался живот как-то сразу и изнутри и снаружи.
Зрелище, открывшееся его глазам было не из приятных. Его можно было назвать даже шокирующим, случись это лет двадцать назад, когда еще на телевидении не было криминальных новостей и журналистских расследований, не говоря уже о кинофильмах.
На мокром асфальте лежала темная фигура, судя по яркой одежде, едва различимой в свете фар автомобилей, женская. Это так же подтверждало и то, что ноги жертвы нерадивого водителя были обнажены, и на грубые мужские не походили. Из домика по соседству выскочила девчонка, и, рыдая, понеслась к лежащей фигуре:
- Мама! Мамочка! Мама! – от этих воплей просто кровь стыла в жилах, но Дмитрий поймал себя на том, что ему это даже нравится. Он пригляделся повнимательнее: девчонка – его ровесница, стройная, светловолосая – так красиво оплакивала свою несчастную мамочку, что ему стало не по себе. Вот бы еще знать, много ли пролилось крови?! Вот бы посмотреть на эту девчонку поближе: может, она даже испачкается в этой крови, а потом станет смывать ее под горячим душем. Он почувствовал возбуждение и приник к стеклу лбом. Девчонку подняли, к своему удовлетворению, он увидел на ее коленках грязь вперемешку с кровавыми потеками; она рыдала и вырывалась.
Погибшую женщину увезла машина, похожая на «скорую», но без мигалок. Дождь все хлестал и хлестал, равнодушно поливая место скорби тугими струями.
Снова хлопнула входная дверь. На этот раз снизу послышались торопливые шаги матери; она явно была взволнована и спешила поделиться с ним страшной новостью. Хорошо, что люди так и не научились читать чужие мысли, а не то он стал бы первым кандидатом в палату психиатрической лечебницы. Что почувствовала бы его мама, узнай она, до какой степени сексуального возбуждения дошел он, увидев кровь на коленях девушки?! Ему с трудом удалось одолеть это яростное чувство, это дикое желание вымазать девушку в крови всю, растерзать ее, а потом укусить, и кусать еще и еще, еще и еще!!!
