Ознакомительная версия.
– Ну, – Эврика надула блестящие губки. – Ты хоть скажи что-нибудь. Не видишь, как для тебя нарядились?
– Очень красиво, – сказал я. – Но, пожалуйста, обуйся во что-то удобнее. Вдруг придется долго идти.
Или убегать.
Она нахмурилась еще больше.
– Мужикам вот ничем не угодишь, – Эвридика тряхнула кудрями и вышла, пошатываясь на высоких каблуках. Я прошел за ней.
Взамен каблуков Эврика нацепила пару бесформенных уродливых мокасин и собралась перекрасить ногти, но я взял ее под руку и поволок наружу.
Она была категорически против («Ну куда, ну там же лак из-за тебя смажется теперь»), но позволила выволочь себя на площадку и сама заперла входную дверь. Эвридика видела свою коллекцию медведей в последний раз.
– Ты не хочешь вызвать нам лифт?
Ох, черт. Об этом я не подумал.
Черт.
– Н-нет, – ответил я. – То есть, извини, может, спустимся пешком? Неохота в нем ехать, наверх еще ладно, а вниз…
– Ты какой-то странный, – объявила Эврика. Она протянула руку и нажала кнопку вызова. – Честно, я ничего такого не имела в виду, то есть, это ничего не значит, но меня это иногда в людях просто пугает, ничего, что я так сразу вот? Нет, знаешь, наверное, забудь всё, что я сейчас сказала, хорошо?
Без проблем.
Двери скрипнули, Эврика шагнула внутрь и уставилась на меня.
– Ты езжай, – я улыбнулся ей как можно дружелюбнее. – Мне проще по лестнице.
Эвридика вытянула руку, вдавила кнопку в стену, и двери с грохотом захлопнулись. Я побрел вниз, но вдруг подумал: Эврика едет одна, а внизу ее может уже поджидать целая стая их . Сколько времени прошло с тех пор, как звонил Фернандес? Я начал спускаться быстрее, потом еще быстрей, и вскоре побежал как школьник, прыгая через три ступеньки и хватаясь на повороте за перила. Что будет, если беззаботная Эвридика выйдет из лифта и попадет в руки психоделов?
Неожиданно мысль об этом вызвала у меня возбуждение и напугала еще больше. Я хотел Эврику. А это значило, что ее придется спасать не только от Вернадского, но и от себя. Я несся по лестничному колодцу и лихорадочно думал, что будет теперь. И как важно оказаться на первом этаже прежде кабины.
Я почти успел. Эвридика стояла внизу. Она встретила меня так же хмуро, как провожала, но все равно взяла под руку. Дверь подъезда хлопнула, и мы вышли на долгую прогулку. В небе уже пылали вечерние облака, и низкое солнце трепетало в кронах далеким костром. Я остановился у лавочек и перевел дух.
– Ты вообще в курсе, что это невежливо, так поступать? – допрашивала меня Эврика. – Когда ты с девушкой, если она хочет ехать в лифте, вообще-то, некрасиво говорить ей…
У подъезда стоял мотороллер.
В этом не было ничего странного, мотороллеры часто стоят у подъездов – если бы не его размер. Такой скутер, огромный, как дирижабль, не купишь у нас: за ними ездят куда-нибудь в Таиланд. Такие скутеры можно увидеть только на стоянке у черного входа Рейва.
– Просто чтоб ты знал потом, вот будешь по-настоящему вести кого-то в кафе…
Мягкий певучий голос Эврики имел замечательное свойство: при желании его можно было слушать как журчание воды, как птичью мелодию, не разбирая слов. Наверняка Фернандесу это тоже нравилось. Мы пересекли ухабистый двор, а Эвридика пела и журчала без умолку.
– Ты главное не думай, что я тебя как-то учу, но просто есть всеми принятые вещи – ты не обижаешься, правда? Не обижайся.
Сзади фыркнул мотор. Я обернулся, и мне в глаза сверкнула передняя фара скутера. Он скользил за нами, не спеша догонять и не отпуская, держа нас в лиловом конусе света.
Мы уходили вдоль шоссе, и красное солнце мелькало сквозь тополиную изгородь. Около мигавшего желтого светофора к первому скутеру присоединились еще два. Они выкатились неизвестно откуда, и наши тени на асфальте почти исчезли в перекрестном свете фар.
– Женщину, всё равно, даже чужую, для вежливости нужно какое-то время подождать, а насчет пиццерии, тут есть рядом хорошее место, но я там уже двести раз была, один раз даже с моим парнем, хоть он пиццу и не любит, а наоборот…
Я не удержался, сунул руку за спину и помахал мотороллерам средним пальцем. Это было ошибкой.
Двое из них, недавно прибывшие, изменили строй и теперь ехали по сторонам, – пускай не рядом, но всё равно неприятно близко, настолько близко, что запросто можно было видеть их безмятежные лица и черные наушники в ушах.
Мы с Эвридикой уже почти бежали, но психоделы цепко держались рядом, даже не глядя в нашу сторону, – один позади, один слева от меня и один справа от Эврики.
– Куда мы спешим?
– Мы не спешим, – ответил я, переходя на бег.
– Подожди! Стой! Ну что такое? – Эвридика повисла на моей руке. – Ну подожди!
Рано или поздно всё равно пришлось бы рассказать ей.
– За нами гонятся плохие люди.
– Какие? Я прямо уже не знаю.
– Например, тот, который от тебя справа. И остальные. На мотороллерах.
Эврика покосилась на психодела. Тот поднял руку в ответ. Эвридика тут же уставилась на меня и одернула платье.
– Что им нужно? – спросила она другим голосом, уже не журчавшим.
– Они караулят нас и хотят что-то сделать.
– Что? Что сделать?
– Не знаю, – ответил я, скосив глаза к небу. – Скорее всего, что-то плохое.
Рывок.
– Стой! – Эврика остановилась и бросила мой локоть. – Всё, я больше никуда не пойду, пока ты мне не скажешь, чего у тебя случилось.
Много чего.
– Короче, мы идем в кафе, или как?
Два психодела рванули вперед, лавируя между кочек на асфальте. Я открыл рот, не зная, что сказать ей, но вдруг увидел, что мотороллеры возвращаются. Два сияющих полумесяца двинули навстречу, они шли рядом, как передние фары автомобиля, дрожа от рыка моторов и неровностей асфальта. Издав короткий визг, Эвридика прижала к ушам ладони, а я стоял будто пришпиленный, глядя, как две фары летят прямиком на меня.
Они пронеслись с обеих сторон, так близко, что мне в лицо ударила волна горячей пыли, а платье Эврики встрепенулось как флаг. Она схватила подол рукой и стояла, приоткрыв рот, беспомощно глядя мне через плечо.
– Нужно бежать, – я очнулся и схватил ее под руку. – Давай, быстрее!
И мы побежали, спотыкаясь и петляя, развлекая психоделов, которые больше не следовали за нами. Теперь они носились мимо – вперед, назад и наперерез; пугая нас треском моторов, огнями в лицо и толчками воздуха ниже спины.
Я начал задыхаться. Худенькая Эвридика с ее тесными легкими и вовсе захлебывалась; ее шея побелела от напряжения, а по лицу ползли густые красные пятна. Еще десять секунд, и я понял, что мы зря тратим силы. Оторваться было невозможно – ни по тротуару, ни через двор и подворотни. Даже забавляясь, эти маньяки держали нас под холодным наблюдением, а где пройдет человек – проедет и мотороллер.
Лишь когда впереди мелькнули ступени, я ощутил что-то вроде надежды. Собрав остатки воздуха, я крикнул Эврике в ухо:
– Подземный переход! Они не смогут…
Глаза Эвридики сверкали на воспаленном лице.
– Там, – она закашлялась. – Там не…
Мы запрыгали по неровным ступеням, и я с облегчением услышал, что шум моторов стал глуше, а потом и вовсе затерялся позади.
– Сейчас, – выдавила Эврика, продолжая кашлять. Она распахнула сумку.
Коридор петлял, и кафельный пол его спускался всё глубже под землю. Навстречу рванул холодный несвежий ветер. Электричество и резина.
Эвридика толкнула меня в бок и молча протянула магнитную карточку.
Мы что, поедем на метро?
...
– У майора друзья какие-то в Министерстве.
– МВД?
– Здравоохранения.
– А при чем здесь дурдом? Там ведь больных держат.
– Держат – тем самым охраняя здоровых.
...
– Без новостей, да? – спросила Лиза, когда Максим вернулся с подносом.
– Новость одна: работать никто и здесь не умеет, – он сел напротив.
Они ужинали в торговом центре – плексигласовом дворце в пять стадионных этажей – и ждали, пока закончится час пик. Макс выбрал закусочную на среднем ярусе, у бескрайнего окна, за которым бушевал фонтан и гроздьями цвели вечерние огни Москвы.
– Что, нашу идею совсем не приняли? – спросила Лиза, глядя в кофе. – Конечно, глупо было надеяться, хотя…
– Приняли, с оговорками, – сказал Максим, раскладывая салфетки. – Как всегда, синдром качающейся лодки. Поправки, за ними исправления, снова поправки, а потом идея, уже не наша, завалится на бок и пойдет ко дну, или…
– Или что?
– Или ее утвердят в самом первом варианте. Если случится чудо.
– Желания и страхи? – Лиза болезненно улыбнулась. – Честно, это настолько средне. Не уверена, что я сама взялась бы такое снимать.
– Идея отличная, – возразил Максим. Он хлебнул безвкусный горячий чай и сморщился. – Ты вспомни, как четко она работала.
Он сделал еще глоток.
Лиза отставила кофе и придвинула к себе «карбонара дольче вита».
Ознакомительная версия.
