Фред Варгас - Неправое дело

– Сядь напротив, так сказала бы Марта. Севран, – уже громко обратился Луи к инженеру, – составите партию в бильярд?

Севран улыбнулся и охотно принял предложение. Они удалились в глубину зала.

– Французский или американский? – спросил Севран.

– Американский. Мне трудно сосредоточиться на трех шарах. В голове у меня их сорок тысяч, так что это пойдет мне на пользу.

– Мне тоже, – согласился Севран. – Честно говоря, уже надоело сидеть. Я не хотел оставлять Лину одну после того, что произошло, и лучше всего было привести ее сюда. Хотя меня ждет эта чертова машинка, стоило бы заняться ею, чтобы забыть про пса. Но сейчас не время. Лине уже лучше, ваш друг развлекает ее. Чем он занимается?

– Он историк. Изучает исключительно Средние века.

– Серьезно?

– Абсолютно.

– Я иначе представлял себе историков Средневековья.

– Боюсь, что он тоже. Есть в нем две крайности, которые никак не могут сойтись.

– Вот как? И как же он с ними уживается?

– Мечется, фонтанирует или шутит.

– Надо же. Это, знаете ли, утомительно. Ваша игра, Кельвелер, бейте.

Луи прицелился, ударил и забил шестой шар. Вполуха он прислушивался к тому, что делалось в баре.

– В конце концов, – говорил Гийом, – чего мы голову ломаем? Не знаешь, кто убил Мари? Поди и спроси у машины, разве не так, инженер?

– И знаешь что она ответит? – отозвался тип с другого конца зала.

– Слышите? – со смехом сказал Севран. – Это про мою машину, чудовищную громадину, которую я собрал, она рядом с кемпингом, видели? Она выдает короткие высказывания. Я и не надеялся, что к ней так привыкнут. Думал, будет скандал, но через несколько месяцев недоверие сменилось обожанием. Потому что моя машина дает ответ на все… Народ приезжает издалека, чтобы задать ей вопрос, это настоящий местный оракул. Будь он платным, мы бы в Пор-Николя купались в деньгах, я не шучу!

– Да, – сказал Луи, наблюдая за ударом Севрана, который тоже прекрасно играл. – Марк мне о ней говорил. Он уже задал ей кучу вопросов.

– Ваша очередь. И все же машина чуть не натворила бед. Как-то вечером, – Севран заговорил тише, – один парень спросил, изменяет ли ему жена, и эта глупая куча металлолома сдуру ответила «да». Парень принял это за откровение свыше и чуть не укокошил соперника.

– А машина сказала правду?

– Вовсе нет! – засмеялся Севран. – Супруге пришлось доказывать, что железяка ее оклеветала! Вышла целая трагедия… И это не единственный случай. Чуть какое затруднение, люди бегут крутить ручку… Честное слово, машина меня превзошла.

– А чего вы в сущности хотели?

– Построить бесполезный механизм. Я хотел воздвигнуть памятник во славу механике! И чтобы почтить ее красоту, я хотел, чтобы машина была бесполезна, чтобы главным назначением ее механизма было работать и чтобы, глядя на нее, можно было сказать: «Она работает!» Слава движению и слава бесполезному и нелепому! Слава рычагу, который толкает, слава колесу, которое крутится, слава поршню, который давит, валику, который вращается! А все ради чего? Чтобы толкать, крутить, давить и вращать!

– И в конце концов бесполезная машина пригодилась, не так ли?

Луи, слушая речи инженера, отдыхал и забивал шар за шаром. Севран весело болтал, опершись на кий, и забывал об убитом псе.

– Вот именно! Это фабрика ответов на наболевшие вопросы! Поверьте, к нам за ними едут отовсюду, за двести километров! Не затем, чтобы на нее поглядеть, Кельвелер, а чтобы задать вопрос!

Луи выиграл первую партию, Севран попросил дать ему отыграться и заказал стаканчик белого вина. Народ из бара постепенно подтягивался к бильярдному столу, чтобы следить за игрой. Люди подходили и уходили, делали замечания, а также спрашивали у инженера, что ответит его машина. На улице по-прежнему лил дождь. К пяти часам Луи осталось забить лишь седьмой шар.

– Не поддается седьмой, – заметил один из зрителей.

– Последний, с ним всегда так, – отвечал другой.

– Гадская игра этот американский бильярд. В начале шары везде, разве что косой не забьет. А чем дальше, тем сложнее, и только тогда понимаешь, что ты тупее, чем на самом деле. А во французском сразу понимаешь, какой ты тупой.

– Французский бильярд труднее, зато честнее, – вставил еще кто-то.

Луи улыбался. Седьмой шар ускользнул от него в третий раз.

– Я ж тебе говорил, не поддается седьмой, – повторил болельщик.

Севран прицелился и дуплетом загнал седьмой шар в лунку.

– Отличный удар, – похвалил Кельвелер. – Уже почти пять. У вас есть время на решающую партию?

Лина подошла к столу и села на скамью зрителей. Севран бросил на нее беглый взгляд.

– Я пойду к Лине, пусть кто-нибудь меня заменит.

Он сел рядом с женой и обнял ее за плечи под неусыпным взором Марка, который всегда наблюдал, как другие ведут себя с женщинами. Ему казалось, что он положил бы руку не так, а по-другому. Так нежнее. Дарнас не обнимал Полину. Похоже, она не нуждалась в поддержке. Луи начал партию с хозяином «Ночной красавицы» Лефлёшем. С ним было легче, широкоплечий здоровяк прекрасно сражался с западным ветром, но не с бильярдным шаром. Антуанетта напомнила ему, чтобы был поосторожней с зеленым сукном и, черт подери, не ставил стакан на бортик.

– А вот и полиция, – вдруг подал голос Марк.

– Продолжайте, – сказал Луи, не поднимая головы.

– Они к вам? – спросил Лефлёш.

– Похоже, – ответил Луи и, прищурив глаз, склонился над столом.

– Зря вы тут всех перебаламутили. Правду Рене только что сказал: посеешь ветер – пожнешь бурю, приятель.

– Если это правда, год будет удачный.

– Может, и так, только Пор-Николя все-таки вас не касается.

– Но вы же ходите в Ирландское море, Лефлёш.

– Это другое дело, туда я хожу за крупной рыбой, у меня выбора нет.

– Ну вот и я так же, за крупной рыбой. У нас одна работа, и у меня нет выбора, я сам рыба.

– А оно того стоит?

– Говорят же тебе, – вмешался Севран.

– Тогда ладно, – согласился Лефлёш, почесывая щеку кончиком кия. – Раз это одно и то же, тогда другое дело, я молчу. Ваша игра.

Лейтенант Геррек вошел в игровой зал и терпеливо наблюдал за партией. У Лефлёша посинела щека там, где он ее чесал, у Луи через полтора часа игры темные пряди волос упали на лоб, рубашка наполовину выбилась из брюк, рукава были закатаны до локтей. Вокруг бильярдного стола неподвижно стояли и сидели, кто с бокалом мюскаде в руках, кто с сигаретой, около дюжины мужчин и женщин. Позабыв об игре, они разглядывали полицейских из Кемпера. У низкорослого Геррека было худое лицо, тяжелые черты, непроницаемый взгляд, волосы светловатые, короткие и жидкие. Луи положил кий поперек стола и пожал ему руку:

– Луи Кельвелер, рад познакомиться. Вы позволите, я закончу партию? А то я уже одну проиграл.

– Давайте, – согласился Геррек без улыбки.

– Прошу прощения, но мой предок был страстный игрок. У меня это в крови.

Так-так, подумал Луи, малый себе на уме, грубо своей властью не пользуется. Выжидает, обходит острые углы, не раздражается по пустякам.

Через десять минут Луи обыграл Лефлёша, пообещал дать ему возможность отыграться, натянул свитер, куртку и последовал за полицейским. На этот раз Геррек отвел его в мэрию. Луи было жаль покидать прокуренный, пропахший потом зал «Кафе де ла Аль». Он сроднился с этим местом, и «Кафе де ла Аль» чудесным образом оказалось в первых рядах его самых любимых кафе.

Во время разговора с полицейским, который оказался человеком осторожным, не лишенным приятности, но слегка скучноватым, Луи обнаружил в левом кармане записку. Между тем Геррек объяснял ему, что Диего, Диего Лакаста Ривас, был испанцем, что ему было пятьдесят, когда он начал работать у Севрана, и о нем ничего не известно. Придется всю Испанию перевернуть, и его это совсем не радует. Но для того чтобы бесследно исчезнуть, нужны серьезные причины, и Мари они наверняка были известны, раз она продолжала его ждать. А вдруг он вернулся? А вдруг это он убил Мари? Слушая лейтенанта, Луи сунул руку в карман и нащупал бумажку. Скомканный клочок, которому совершенно нечего было там делать, поскольку обрывок газеты с завернутой в него косточкой он отдал Герреку. Не перебивая инспектора, Луи развернул бумажку.

– Кельвелер, – сказал Геррек, прервав свой рассказ, – вы меня слушаете?

– Прочтите это, лейтенант, только не трогайте, я и так уже оставил свои отпечатки.

Кельвелер протянул Герреку узкую полоску мятой бумаги, порванной по краям. Короткие строчки были отпечатаны на машинке.

– Откуда этот стишок? – удивился Геррек.

– Из моего кармана.

– Опять?

– На этот раз я здесь ни при чем. Мне подбросили эту записку только что, в кафе. Ее там не было, когда я в три часа вошел в бар.