А потом снова пришел в уныние. Сценарий был возможен только в одном фантастическом случае – если только я один такой умный, а все остальные люди, в России и Украине, совершеннейшие кретины, с манией таскать каштаны из огня для кого угодно.
И хоть я, как и большинство из ныне живущих, к политикам и государственным деятелям отношусь без особого почтения, но… Всякому идиотизму есть предел. Даже моему.
С этой мыслью я благополучно уснул во вторник. Мне даже ничего не снилось. Просто я отключился и утром спокойно открыл глаза.
Цели. Для войны нужны цели. И пока я не изобрету цели, мне никогда не удастся придумать средства.
Я поздравил себя с таким открытием и честно попытался дать отдых своим уставшим мозгам. Я даже решил устроить себе выходной и погулять. Позвонить Алиске и потащить ее в какое-нибудь людное место. Да хоть в то же самое «Ключевое слово».
Позвонить. Это для меня теперь значило, что нужно собраться с силами и пойти на улицу к телефону-автомату. Не хочу я, чтобы кто-то слушал мои разговоры с Алиской. С ней – меньше, чем с кем-либо другим.
В детстве я любил лето за то, что можно было свободно бегать из дома на улицу и обратно, не тратя времени и усилий на переодевание. Соответственно, холодное время года я не любил. И сохранил эту нелюбовь до сих пор.
Пусть это будет лень. Пусть. Пусть лень – порок и с ней нужно бороться. Но это моя лень, и я к ней уже привык. Я ее стараюсь не беспокоить без особой нужды. Но в этом случае, я заставил себя встать с дивана и одеться. Причем одеться по полной программе, подразумевающей возможность снимания куртки и даже, возможно, обуви.
Это если Алиска не захочет идти под набухшие дождем тучи. Тогда я либо отправлюсь в гости к ней, либо уговорю пойти в гости к кому-нибудь. Это я так планировал. В смысле, не порхал в потоках теплого воздуха, а строил планы. И честное слово, я был готов эти планы осуществить. Если бы…
Если бы не пустяк. Не маленькая неполадка в работе телефона-автомата, который весит под козырьком подъезда в доме, стоящем перпендикулярно моему. Это не только самый близкий к моему дому телефон, но и один из бесплатных автоматом, сохранившихся в нашем районе со времен, когда все телефоны были бесплатными.
Но во вторник телефон работать отказался. Я постучал по нему, подергал рычал и понял, что нужно идти к следующему аппарату, метрах в двухстах. И я пошел.
И вот во время этого путешествия и был сделан первый шаг к открытию.
Таких сцен я видел сотни в детективах и боевиках. Расслабленный, хоть и слегка напуганный растяпа выходит из дому, а за ним наблюдают из припаркованой недалеко машины. Растяпа шагает через лужи и грязь к телефону, а пара и ли даже две пары внимательных глаз, провожают его его передвижения.
И так до тех пор, пока по воле сценариста растяпу или не убьют, или он не перестанет быть растяпой.
Мне можно собой гордиться. Я засек машину почти сразу. В конце концов, не обратить внимания на одиноко стоящие «жигули» было просто нельзя. Обидно, что моя реакция была на них совершенно бытовая.
Стоят и стоят. Я даже не обратил внимания на то, сидит кто-нибудь в машине или нет.
Ткнувшись в неработающий телефон, я двинулся к слудующему и услышал, как у меня за спиной щелкнула, захлопываясь, автомобильная дверца. Да еще не спервого раза, а со второго. С размаху, с привычным недоверием к разболтанному замку.
Я оглянулся. На моем месте оглянулся бы любой. Не знаю, правда, встретился бы любой взглядом с господином, покинувшим машину. Я встретился.
И опять все как в банальных детективах – невразчная фигура, бледное лицо, какие-то выцветшие глаза. Между нами было метров двадцать, но глаза на его лице даже с такого расстояния читались с трудом. И хоть тресни, в тот момент мне показалось, что он мне кивнул. Или нет, даже не кивнул, а как будто напряг мышцы шеи, собираясь сделать кивок, но в последний момент сделал над собой усилие и сдержался.
Совершенно не знакомый мне человек. Я тоже чуть было не кивнул в ответ и пошел своей дорогой. Это плохо характеризует мои умственные способности, но я все равно не обратил внимания на человека из машины. Когда в голове бардак, а под ногами слякоть – особо по сторонам не посмотришь. А если и посмотришь, то особо много не разглядишь.
Прежде чем оглянутся, я честно прошел до поворота, увернулся от дамочки средних лет с сумками наперевес. Такой контингент всегда вызывает во мне внутренний трепет. Эти женщины ведут себя так, словно весь мир должен расступаться перед ними, они никогда не пытаются обходить людей в транспорте, двигаются расправив, насколько можно, плечи, и, врезавшись в кого-нибудь, мгновенно устраивают несчастному выволочку.
По пробивной способности в моем воображении они находятся сразу же после противотанковых снарядов. Так что, чудом увернувшись, я с неодобрением проводил ее взглядом… И снова встретился взглядом с тем же самым мужчиной штатской наружности.
Стол, сказал я себе. Стоп. А не знаю ли я его? А вдруг это мой давний приятель, который напрочь вылетел у меня из головы. Сослуживец, в конце концов, бывший.
Но нет, память напрягшись из последних сил, уверенно заявила, что в ней информация на такого гражданина, не содержится. Да и сам гражданин, ко мне подходить явно не собирался. Увидев, что я остановился, он даже немного притормозил. Есть в строевом уставе команда «короче шаг». После которой солдаты ногу поднимают на прежнюю высоту, но шаг делают значительно короче.
Вот и мужчина сделал свой шаг короче.
Меня обдало холодом. Не сразу. Я успел снова отвернуться и даже сделал несколько шагов вперед. А потом – словно снега бросили за шиворот. В голове защелкало, отчего-то всплыла мысль, что Зимнего взорвали.
Мышцы напряглись непроизвольно, словно в ожидании удара. Спина стала огромной, на всю улицу. Огромной и совершенно голой, покрытой холодными пупырышками. И мишень, нарисованная на этой спине между лопаток, тоже была покрыта мелкими пупырышками. И пупырышки эти дурацкие не могли от страха усидеть на месте, а все бегали по кругам мишени, бегали, а наиболее струсившиеся просто сбились в копошащийся комок в центре мишени.
Я попытался глубоко вздохнуть, но вздох пресекся где-то в районе диафрагмы. Дышать можно, но глубокие вздохи не проходят. Поэтому дышать пришлось чаще, сердце в результате заколотилось как припадочный чечеточник, кровь бросилась в голову. И адреналин… Откуда у простого человека столько адреналина? Я мог бы в тот момент поделиться этим самым адреналином с десятком-другим особо нуждающихся.
Оглядываться я не стал. Я его чувствовал, как говорил когда-то сатирик, спинным мозгом. Под ногами хлюпало. Я перестал смотреть под ноги, что в октябре противопоказано, особенно, если на ногах туфли.
Я мысленно взял себя за руку и почти силком потащил к телефону. Спокойно, Сашенька. Тебе снова все примерещилось. Мужик просто решил сходить в магазин и купить пива. Или сигарет.
Тампаксов для жены и прокладок для любовницы. Вам просто по дороге, а на тебя он смотрел… Ну «голубой» этот мужик. Педик. Я остановился возле телефона, висевшего, как и предыдущий, на стене крыльца.
Снял трубку. Тяжеленную ледяную трубку. Молчащую тяжеленную ледяную трубку. Осторожно поглядел направо.
Нету. Не стоял мужик и не подкрадывался ко мне, извлекая из-под своей коричневой кожаной куртки пистолет с длинющим стволом.
Я позволил себе облегченно вздохнуть. Нету. Все нормально. Нужно идти к следующему телефону, который возле гастронома. И все-таки дозвониться…
А куда, собственно, девался мужик? Я повесил телефонную трубку и огляделся. Испарился.
Ну и черт с ним. Ну и…
Мужик вынырнул из-за киоска сразу же, как я двинулся к гастроному. Как чертик из табакерки. Убил бы, гада!
Или это не моя епархия, убивать? Может, это его профессия – «мочить» бывших журналистов. Бывших знакомых Зимнего. Твою мать.
Я не люблю материться. Даже в армии, целых полтора года максимум, куда я посылал особо отлившихся сослуживцев, был банальный пень. Уже потом, став заместителем командира взвода, я был вынужден переводить обычные слова на общедоступный матерный. И даже добился в этом тонком искусстве некоторых результатов.
В голове моей разом всплыли все армейские выражения. Подойти и сказать… А как он, кстати, отреагирует, если я к нему подойду? Начнет убегать? Или действительно вытащит пушку?
Я шел. И он шел за мной, не сокращая дистанции. Так мы дошли до троллейбусной остановки. И подъехал троллейбус. Решение принялось само собой. Тело получило приказ от насмерть перепуганного мозга. Даже не от мозга, а от мозжечка. И так стремительно, что сознание мое даже не успело принять участие в обсуждении планов на будущее.
