— Я — не ди Стефано. — Акцент был явно лондонский. — Я его водитель, Рэй Паттерсон.
Она улыбнулась:
— В любом случае, здравствуйте. Он скоро появится?
Рэй Паттерсон пожал плечами:
— Я сам его сегодня в первый раз увидел.
Он принялся рассматривать Стречи — но она к этому привыкла.
— Вы — его друг? — Он ухмыльнулся. — Или деловая знакомая?
— Второе.
Паттерсон снова пожал плечами.
Стречи села за столик. Тот встал поодаль. Стречи вздохнула. Не может же она перечитывать меню еще десять минут; если же она так и будет сидеть, крутя ручки своей сумочки, тот, должно быть, решит, что выиграл. Она сказала:
— Вам не стоит ждать. Водитель нам не понадобится. У меня есть машина.
— Мистер ди Стефано никуда не поедет без меня.
— А я никуда не поеду без своей машины.
— Тогда придется взять и то и другое. — Он в очередной раз пожал плечами.
Паттерсон не очень-то подходил на роль водителя нового лорда Эскома.
— Вас прислали из агентства?
— Я присматриваю за ним.
Стречи уставилась в пустоту. На сей раз молчание доконало его. Он неохотно признался:
— У мистера ди Стефано — дела с моим боссом.
Она кивнула:
— Так он занимается бизнесом?
Рэй кисло улыбнулся:
— Вроде того.
И вновь она не спешила с ответом.
— Мне поручено присмотреть за ним.
Стречи поежилась:
— Вы — больше чем водитель, — предположила она.
— Больше.
— А кто еще?
Он испытующе посмотрел на нее:
— Я предпочитаю не задавать лишних вопросов.
Стречи надула щеки и со свистом выпустила воздух. Веселенькая компания, нечего сказать.
Наконец появился ди Стефано. Хотя до этого Стречи не разу с ним не встречалась, без сомнения, это был он. Даже не заметь она, как напрягся при его появлении Паттерсон, было что-то в манере, с которой Фрэнки появился в фойе, потому что она мигом поняла, кто перед ними. Вокруг было много мужчин ростом пять футов десять дюймов. Но только один из них носил ярко-голубой костюм до боли американского вида, кремовую рубашку с воротником-апаш и тонкую золотую цепочку, энергично топоча по полу своими «Джонсон-и-Мерфи».
Он подошел, пожал руку Стречи, одобрительно посмотрев на нее.
— Надеюсь, Паттерсон приглядывал за вами?
— Да, он был сама вежливость — насколько это возможно в его случае.
— Да ну? О'кей, Паттерсон, ты свободен.
— Мне велено вас отвезти.
Фрэнки ди Стефано обалдел:
— Иди-ка отсюда. Когда — если — ты мне понадобишься, я позову. Понял?
Паттерсон уставился на него. Он был вдвое больше ди Стефано, но через пару-тройку секунд сдался:
— Вы здесь босс.
— Вот и не забывай этого! — отрезал ди Стефано. — Ну что, Стречи, — пошли?
Деларму удалось застать Тину дома только потому, что он явился очень рано — когда она впопыхах заглатывала ленч. Допустим, второй шоколадный круассан — это уже слишком, но впереди был тяжелый день: ей предстояло колесить по своему обширному приходу, навещать престарелых леди с воображаемыми болезнями и читать вслух полуглухому вдовцу. Притом распределитель зажигания снова начал барахлить. Проклятая развалина стала такой же хлипкой и хрупкой, как и те самые престарелые леди, — даже хуже: тем было под восемьдесят — и ничего, бегали.
Деларм появился внезапно — его черный силуэт вдруг заслонил свет, исходивший от застекленной кухонной двери, — ни дать ни взять кадр из фильма Уэса Крейвена.[11] Он воззрился на Тину. Та подавилась вторым круассаном и закашлялась, выплевывая крошки на разобранный стол. У-у, богомерзкий фанатик! Не надо было есть второй круассан. Будьте уверены — ваши грехи найдут вас. Она собралась было открыть дверь, но к нёбу прилипла крошка, и ей пришлось быстро отхлебнуть кофе. Лицо ее покраснело, глаза заслезились: не в силах произнести ни слова, она махнула Деларму: мол, открыто. Он продолжал пялиться на нее через стекло.
Наконец она открыла ему дверь и пошла к раковине выпить стакан воды.
— Я хотел поговорить с вами, — пустился он в ненужные объяснения.
Она достаточно пришла в себя, чтобы спросить:
— Так вот зачем вы пришли!
Не дав ему и рта открыть, поспешно добавила:
— Мне надо уходить. Меня ждут прихожане.
— Я хотел встретиться с ними.
Его самонадеянность поразила ее. Он стоял перед ней, точно судья консисторского суда — как будто ее решение перекусить было тягчайшим из грехов. Возможно, он именно так и думал. Как-то не по-христиански с его стороны.
Она ответила:
— Но это невозможно.
— Я не могу встретиться со своими людьми?
— Не тогда, когда я проповедую им Господа. — Обычно она так не выражалась, но в его случае это могло подействовать. Вообще-то она собиралась доставить старой миссис Хендерсон билет футбольного тотализатора, а также недельный запас продуктов (а в список покупок этой уважаемой леди неизменно входили три бутылки крепкого портера). Также в ее планах было посетить пожилого вдовца и прочесть ему пару библиотечных книг, с содержанием коих вряд ли стал бы мириться Эдгар Деларм. Ей и самой они казались не самыми высокоморальными — но, раз уж старик просил именно их, ее долг велел прочесть эти пикантные истории лично.
— Я буду присутствовать на вашей проповеди, — пробасил он. — А когда вы закончите, я попросил бы вас сделать объявление, дабы каждый прихожанин знал, что прибыл их новый лорд.
— Я им потом скажу.
— И еще мне надо поговорить с вами.
Тина принялась оглядывать кухню в поисках спасения:
— День у меня забит под завязку, а вечером — собрание Союза матерей.
— Я желаю на нем присутствовать.
— Но ведь вы — не мать.
— А что — мужчины туда не допускаются?
— До материнства или до посещения собраний Союза? Боюсь, появление мужчины может им не понравиться. Знаете — это женская доля — женская юдоль, — солгала она (на самом деле трое постоянных посетительниц этих собраний обрадовались бы появлению любого мужчины).
Деларм уставился в потолок.
— Тогда нам придется оповещать прихожан лично.
Отправились на двух машинах — ибо никому из них не улыбалась перспектива ехать в одной. Когда они пришли к миссис Хендерсон, Тина вбежала в дом с пакетом покупок, быстренько спрятала портер и, наконец, поспешила представить престарелой леди любопытного джентльмена, который возжелал ее видеть.
— А он правда из Америки? У меня там двоюродный брат жил.
— Вот ему и расскажете. Может, они даже знакомы.
— А он носит шляпу?
— Боюсь, что он — не ковбой. Зато у него есть борода.
Миссис Хендерсон нахмурилась:
— Не думаю, что американцы когда-либо носили бороды. Знаете, как японцы. У них ведь они не растут — представляете?
— У американцев-то?
— У японцев. Спенсер Трейси всегда ходил в шляпе. Конечно, он давно умер.
— Трейси?
— Мой брат. Умер в лифте. Знаете, у американцев лифты так смешно называются?
Тина медленно кивнула:
— Сейчас я его приглашу.
Будучи человеком религиозным, Деларм тем не менее никогда не полагался на случай. Входя в каждый дом, он настаивал, чтобы Тина ждала снаружи. Я только на минутку, заявил он — и, как ни странно, держал слово. Тина не знала — даже подумать боялась, — что он там наговорил своим новоиспеченным подданным, но он так быстро оборачивался, что вскоре ее осенило: он просто входил, сообщал, что хотел, и выходил обратно. Вряд ли он слушал, что говорили потрясенные подданные.
— Интересно, он вообще когда-нибудь кого-нибудь слушает? — бормотала преподобная, скрючившись над мотором и тщетно пытаясь справиться с капризным распределителем.
Когда ей удалось-таки выкрутить вторую свечу зажигания, появился он. С ужасом увидев ее манипуляции, он выдохнул:
— Если вы испортили двигатель, я не смогу вам помочь его исправить. Вам надо было подождать до ближайшей заправочной станции.
— Я знаю, что делаю.
— Но ведь вы женщина.
— Рада, что вы заметили.
(На самом деле она предпочла бы, чтобы он этого не делал.)
Сидя в гостиной вдовца и читая ему вслух очередную новинку книжной серии «Черное кружево», Тина была настороже — ибо где-то рядом рыскал зловещий Деларм. До этого он предпочитал оставаться в машине, но на сей раз Тина объяснила ему, что служба, которая будет осуществляться в доме старика, затянется надолго (при этом с трудом сохраняя серьезное лицо), и Деларм объявил, что выйдет поразмять ноги. Для этого он выбрал не самое лучшее место — окрестности представляли собой серую полосу асфальта, протянувшуюся вдоль одинаковых серых же домов; единственным ярким пятном среди всей этой безликости был разве сад вдовца. Он проводил там долгие часы за обрезкой кустов, уборкой пожелтевшей листвы и стрижкой и без того безупречного газона; а досуг старика скрашивало чтение и стаканчик тернового джина. Они с ним сидели в удобных креслах его гостиной, и она читала вслух.
