Джереми Лэйн - Когти

— Да, на лице и шее, — ответил Хопп, — они очень глубокие, почти в дюйм глубиной. Ему разорвали артерию.

— Там обнаружена... земля, например?

— Да, и в ней найдены химикаты.

— Сульфат, — уточнил доктор.

— Ты случайно не знаешь, это не яд?

— Нет, это не яд, — сказал Вайт. — Есть что-нибудь еще? Возможно, фосфат кальция?

— Да, действительно... но кто читал заключение, ты или я? Ты говоришь, фосфат кальция. А это яд?

— Нет, — сказал Ватни Вайт, — это применяют для удобрения... А теперь по поводу царапин... Там было еще что-нибудь... похожее на ушиб головы?

— Да, ты же еще утром спрашивал! Присутствуют следы очень сильного удара в голову, в правый висок. Ну, и что же ты думаешь?

— Я думаю о резиновой дубинке, — ответил Вайт.

— Ты нашел ее?

— Пока нет. Спасибо за информацию. А сейчас всего доброго.

Вайт подъехал к соседнему зданию. Это был дом Коннерли. Он спросил у экономки, дома ли Джон.

— Нет.

— А мистер Стентон дома?

— Он в городе, — ответила миссис Свенсон.

— Хотелось бы в это верить, — сказал Вайт. — Ведь ему необходимо заканчивать репетицию. Мне кажется, музыканты уехали, но мистер Стентон должен находиться в музыкальном зале.

Тут же доктор поднял щеколду и прошел к Стентону. Он увидел композитора, ставящего новую пластинку на проигрыватель для прослушивания.

Вайт, не объясняя свой визит, с ходу заговорил с ним:

— Мне нужен ваш совет.

— Пожалуйста, доктор. О чем пойдет речь? Стентон отложил пластинку. Вайт бросил взгляд на прислоненную к роялю желтоватого цвета виолончель из старого клена.

— Хотите, мы поговорим здесь?

— Да, а потом я хочу послушать свою новую пластинку. Она написана специально для Риты. Но ночью мне она не понравилась. Я не мог даже вообразить, что из моей абстрактной музыки сделают мелодраму. Возможно, это не ее вина, она еще слишком молода, чтобы понять это. Но я сочинил новое гениальное произведение для ее манеры танца.

— Это великолепно! — одобрил Вайт. — Но вы, наверное, устали. Вы много работали?

— Нет, — ответил Стентон. — Я сгорал в огне собственного вдохновения! Ничто меня так не волнует. Жизнь композитора очень сложна. Многие люди не понимают этого.

— Но я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать, — проговорил Вайт, подходя к окну.

Тень от облака упала на последнее дерево и достигла ровных рядов грядок.

— У вас хороший огород, — отметил Вайт. — Вы за ним ухаживаете?

— Да, весной я высыпал на него целую повозку удобрений, — объяснил старик с порозовевшим лицом, глядя на уже созревшие помидоры. — Мне неприятно видеть эти раздавленные плоды.

— Вы написали на земле какую-то музыкальную фразу? Мы не наступили на нее? — спросил доктор.

— Сегодня нет, — Стентон посмотрел на грабли, которыми он иногда чертил пять нотных линий на земле. — Как хорошо, что вы это принимаете во внимание. Мой брат и мой племянник всегда были рады поглумиться над моей привычкой записывать здесь свои творения.

— Потому что они не понимали их, — сказал Вайт любезно. — Я заметил, что ваша виолончель находится в зале. А где другая, с красно-каштановым оттенком?

— Она убрана, — старик пронзил Байта взглядом.

— Почему? — спросил тот.

— Она расклеилась, — ответил Стентон. Его проницательный взгляд, полный огня, как бы выстрелил в лицо доктора.

Вайт медленно повернулся спиной к композитору, а потом неожиданно отскочил в сторону и резко повернулся. Как раз вовремя, чтобы уклониться от удара!

Он быстро завернул руку Стентона за спину, тот, застонав, наклонился и упал на колени перед Вайтом, который вырвал у него резиновую дубинку.

Вайт посмотрел на оружие и спокойно произнес:

— Чувствуется, вдохновение в вашей жизни, Стентон, зашло так далеко, что даже никакие человеческие законы не смогут смягчить вашу вину и оправдать вас. Вы убили своего брата!

— Не убивайте меня! — взмолился старик, не поднимаясь с колен.

— Я и не думаю делать этого, — сказал Байт, стоя над ним. — Встаньте!

Преступник выпрямился, он тяжело дышал, его глаза сверкали яростью и страхом, лицо побледнело.

— Как вы это узнали? — бормотал он. — Я думал, что вы только лишь врач.

Ватни Вайт спрятал дубинку в карман.

— Вы оставили очень много следов, — объяснил он. — Мне вы сказали, что играете на виолончели. Музыкальный диапазон этого инструмента весьма велик. С его помощью можно передать самые невероятные звуки. Например урчание, рев, завывание. Никакого тигра в действительности не было. Это ваши «зубы» оставались на несчастных жертвах. Вы были в лесу за казино и производили кошмарные звуки.

— Я просто хотел отвадить клиентов, — спокойно объяснил композитор. — Это дьявольское заведение! Оно отнимало деньги, которые так необходимы мне здесь! Я бы вообще уничтожил всю эту коммерцию!

— Да, вы очень нуждались в деньгах, чтобы расплатиться с музыкантами. В тот день, когда вы убили своего брата, вы ожидали его с необходимой суммой, чтобы рассчитаться с ними, после чего пошли к «Голубому Джеку». Я узнал, что музыканты приходили и вчера, и сегодня. Ясно, что вы им заплатили. В день убийства у вас не было денег, откуда же они появились? Из карманов вашего брата! Вы были злы на него и ревновали его к казино.

— Одиозный дом! — презрительно сказал Стентон.

— Да, и вы боялись Флетчера Дэвиса, который мог задать опасные для вас вопросы. Вы, правда, не знали, какие они могут быть, но он приходил к вам, и это вас насторожило. Скажите, для чего вы принесли с собой грабли, когда пришли с виолончелью?

— Чтобы защищаться, — ответил Стентон. — Взяв виолончель, я не смог бы бежать, потому что она очень тяжелая и громоздкая. Я боялся, что кто-нибудь из пьяных игроков может увидеть меня возле казино. Поэтому я и взял грабли.

— Произошло так, — уточнил Вайт, — что вы сами предоставили нам материалы для доказательств. В лаборатории следственной бригады взяли на экспертизу землю, попавшую в раны Дэвиса: обнаружили там поташ и фосфат кальция, узнали орудие, которым нанесли раны, кстати, оно оказалось таким же, чем вы повредили оконную раму.

— А, я взял его с собой, чтобы попугать сыщика, — объяснил композитор. — Он был таким дураком, что пришел ко мне.

— Вам не нужно было пугать его, — сказал Вайт, — но вы этого не понимали. И другое обстоятельство указывает на вас. Вы единственный, кто крайне нуждался в деньгах. Вам не хватило соображения сберечь расписку и продать ее Табору, который заплатил бы вам за нее большую сумму. Пойдемте, сядем в мою машину и прогуляемся.

Вайт взглянул на грядки, увидел там грабли с пятью острыми зубцами и взял их.

— Мы положим их в багажник.

— Чтобы защищаться, — добавил Стентон. Ватни Вайт грустно посмотрел на него.

— Какая была музыка! — начал композитор, удобно усевшись в быстро мчавшейся по автостраде машине. Он говорил быстро, возбужденно, как будто боялся, что его перебьют:

— Мои глаза приспособились к темноте. Когда я позвонил в казино и мне сказали, что Джейса там нет, я понял, что меня обманули, и это меня очень разозлило! Чтобы удостовериться, я пошел туда напрямик через лужайку и увидел машину Джейса, как я и подозревал. Значит, я прав: у него было время на игру и на ту женщину, только не было для моей музыки. И я решил, что мне во что бы то ни стало нужно достать деньги. Музыканты остались на вилле, ожидая заработной платы, они не хотели уходить, пока я с ними не рассчитаюсь. Иногда они даже оставались на ночь. Я очень нервничал, такое волнение возникало в моей душе, когда я сочинял какое-нибудь музыкальное творение. Оно ощутилось мною около машины Джейса, это была прекрасная фуга и это было так своевременно! Ее богатая гармония звучала в моей голове. Вдруг вышли какие-то люди, и мне пришлось спрятаться за припаркованные автомобили. Я чувствовал себя абсолютно чужим этим хохочущим пьяницам. Какое безобразие и бесстыдство! Я решил преподать им урок, напугать их, надеясь, что таким образом Кивер разорится и вынужден будет прикрыть заведение. Это было для меня ясно. Я точно слышал звуки, которые смогут внушить им ужас, и это, естественно, заставит моего брата снова вернуться в наш дом.

Поэтому я нашел инструмент и, возвратившись в темноту, подумал о своей собственной безопасности, прихватив с собой грабли, — тогда никто не сможет причинить мне какой-нибудь вред. Так я напугал разных людей, после чего они сели в свои машины и умчались на полной скорости.

И тут вышел мой брат, он был настолько пьян, что ничего не слышал и не понимал. Меня это разозлило еще больше. Музыка в моей голове заиграла сильнее, она как бы подчеркивала всю несправедливость Джейса по отношению ко мне и моему искусству.

Рядом с его машиной находилось место, где произошла драка, но эти дураки, когда ушли, оставили свое оружие на земле, почти рядом с моими ногами. Зазвучала еще одна фуга, еще один совершенный голос моей музыки... прекрасной, неизбежной, голос самой Судьбы. Я взял предмет, который оказался резиновой дубинкой. В этот момент мое искусство превзошло само себя, потому что, когда появился Джейс, неспособный меня услышать, я понял, для чего у меня это оружие. Я оглушил его...