— Ты не вправе обвинять меня в расизме.
— Обоснованно это обвинение или нет, решать тебе. Если хочешь знать, то Хенрика заразила не я.
— От кого же он получил эту болезнь?
— Он развратничал напропалую. Девушки, которых ты только что видела, вполне могли быть его «подружками».
— Ты ведь сказала, что они незаразные?
— Одной вполне достаточно. Он халтурил. Далеко не всегда пользовался презервативами.
— Господи!
— Он забывал их, когда пьяный ходил от одной бабы к другой. Потом, приползая обратно ко мне после всех своих похождений, был полон раскаяния. Но быстро все забывал.
— Я не верю тебе. Хенрик был не такой.
— О том, каким он был или не был, мы с тобой никогда не придем к согласию. Я любила его, ты была его матерью.
— Но тебя-то он не заразил?
— Нет.
— Прости меня за это обвинение. Но мне с трудом верится, что он жил так, как ты говоришь.
— Он не первый белый мужчина, который приезжает в бедную африканскую страну и набрасывается на черных женщин. Для белого мужчины нет ничего важнее, чем раздвинуть ноги черной женщины. Для чернокожего так же важно покрыть белую женщину. Можешь пройти по этому городу, и тысячи черных мужчин будут готовы пожертвовать своей жизнью, только чтобы переспать с тобой.
— Ты преувеличиваешь.
— Истину порой можно найти только в преувеличениях.
— Уже поздно. Я устала.
— Для меня еще рано. Я смогу уйти домой лишь завтра утром. — Лусинда встала. — Я провожу тебя до выхода и поймаю такси. Поезжай в гостиницу и выспись. Завтра мы увидимся снова.
Лусинда вывела Луизу за калитку, перекинувшись несколькими словами со сторожем. Из темноты вынырнул мужчина с ключами от машины в руке.
— Он отвезет тебя домой.
— В котором часу завтра?
Лусинда уже повернулась и ушла. Луиза видела, как она исчезла среди теней.
В такси воняло бензином. Луиза пыталась отбросить от себя видение Хенрика среди тощих девушек в коротких юбчонках и с каменными лицами.
Приехав в гостиницу, она в баре выпила два бокала вина. И снова увидала белых южноафриканцев, с которыми ехала в автобусе из аэропорта.
Она возненавидела их.
В темноте, когда Луиза легла и погасила свет, вовсю шумел кондиционер. Как ребенок, она плакала, пока не уснула. Во сне вернулась с выжженной африканской земли на белые равнины Херьедалена, в густые леса, в тишину, к отцу, который смотрел на нее с удивлением и гордостью.
Утром молодая девушка-портье сообщила Луизе, что шведское посольство находится совсем рядом с гостиницей. Нужно только пройти мимо уличных торговцев и автозаправки, и она окажется у желто-коричневого здания посольства.
— Меня вчера ограбили, когда я пошла в другую сторону и свернула в переулок.
Девушка за стойкой сочувственно покачала головой:
— Увы, такое случается довольно часто. Люди здесь бедные, и они подстерегают приезжих.
— Я не хочу, чтобы меня снова ограбили.
— До посольства рукой подать, по дороге ничего не случится. Вы пострадали?
— Меня не избили. Но порезали ножом лицо, под глазом.
— Я вижу. Мне очень жаль.
— Это делу не поможет.
— Что они забрали?
— Мою сумочку. Но в основном я все оставила в гостинице. Они взяли немного денег. Ни паспорта, ни телефона, ни кредитных карт в сумке не было. Коричневая расческа, если она им на что-нибудь пригодится.
Луиза позавтракала на террасе и на миг испытала непонятное чувство комфорта. Словно ничего не случилось.
Но Хенрик мертв, Арон исчез, в темноте кишели тени, люди, которые по какой-то причине следили за ней и Ароном.
По дороге к шведскому посольству она то и дело оглядывалась. У зеленого забора стояла своего рода скульптура — глыба шведской железной руды. Охранник в форме открыл ей дверь.
В приемной висели обычные официальные портреты короля и королевы. На диване двое мужчин вели по-шведски разговор о «нехватке воды и необходимых инвестициях в провинции Ньяса, как только будут выделены деньги». У Луизы мелькнула грустная мысль, что она совершенно забросила работу в Арголиде. Что она, собственно, представляла себе, стоя там ночью и куря сигарету под лай собак Мицоса? Ужас, подстерегавший ее, никаких предупреждений не оставил.
Человека, стоявшего там, в темноте, с сигаретой в руке, больше не существовало.
В окошке приемной она спросила, нельзя ли поговорить с Ларсом Хоканссоном. Женщина, к которой она обратилась, пожелала узнать, по какому делу.
— Он знал моего сына. Передайте ему просто, что здесь мать Хенрика. Этого наверняка будет достаточно.
Женщина принялась рьяно нажимать кнопки внутреннего телефона и наконец разыскала человека по имени Хоканссон.
— Он сейчас спустится.
Мужчины, рассуждавшие о воде, исчезли. Луиза села на синий диван и стала ждать.
В стеклянную дверь вошел низкорослый господин в костюме, лысоватый, с загорелым лицом, свидетельствовавшим о явном злоупотреблении солнцем. Он направился к ней, и она сразу отметила его сдержанные манеры.
— Значит, ты мать Хенрика Кантора?
— Да.
— К сожалению, должен попросить тебя предъявить удостоверение личности. В наше время необходимо соблюдать осторожность. Террористы вряд ли собираются взрывать наши дома. Но МИД ужесточил правила безопасности. Я не могу провести с собой человека через стеклянную дверь, не зная в точности, кто он такой.
Луиза подумала о паспорте и удостоверении, лежащих в сейфе гостиничного номера.
— У меня нет с собой паспорта.
— Тогда нам придется остаться здесь, в приемной.
Они сели. Ее по-прежнему удивляла его оскорбительно-сухая сдержанность.
— Нельзя ли нам для простоты дела считать, что я действительно та, за кого себя выдаю?
— Конечно. Я сожалею, что мир таков, каков он есть.
— Хенрик умер.
Он молчал, она ждала.
— Что случилось?
— Я нашла сына мертвым в его стокгольмской квартире.
— Я думал, он жил в Барселоне.
«Поосторожнее, — подумала Луиза. — Он знает то, чего ты не знала».
— До его смерти я и не подозревала, что у него есть квартира в Барселоне. Я приехала сюда, чтобы попытаться понять. Ты встречался с Хенриком, когда он бывал здесь?
— Мы были знакомы. Он, наверно, говорил обо мне.
— Никогда. Зато о тебе рассказывала черная женщина по имени Лусинда.
— Лусинда?
— Она работает в баре «Малокура».
Луиза вынула фотографию, показала ему.
— Я знаю ее. Но ее зовут не Лусинда. Ее зовут Жульета.
— Может, у нее два имени.
Ларс Хоканссон встал с дивана.
— Я сейчас нарушу все предписания безопасности. Идем ко мне в кабинет. Там вряд ли уютнее, зато не так жарко.
Окна его кабинета смотрели на Индийский океан. В бухту входили рыбацкие лодки с треугольными парусами. Он предложил ей кофе, она согласилась. Он принес две чашки — белые с желто-голубыми флагами.
— Извини, я не выразил соболезнования. Для меня это тоже ужасная новость. Я очень любил Хенрика. Много раз думал, что хотел бы иметь такого сына.
— У тебя нет детей?
— Четыре дочери от прежнего брака. Букет молодых девушек, которые, возможно, принесут пользу этому миру. Но сына нет.
Он задумчиво бросил в чашку кусочек сахара, размешал ручкой.
— Что же случилось?
— Вскрытие показало большое содержание снотворного в его организме, что свидетельствует о самоубийстве.
Ларс Хоканссон взглянул на нее с сомнением.
— Это действительно возможно?
— Нет. Поэтому я ищу настоящую причину. И что бы ни произошло на самом деле, началось все это, по-моему, здесь.
— В Мапуту?
— Не знаю. В этой стране, на этом континенте. Надеюсь, ты поможешь мне найти ответ.
Ларс Хоканссон отодвинул чашку, взглянул на часы.
— Где ты живешь?
— Пока по соседству с посольством.
— «Полана» — хорошая гостиница. Но дорогая. Во время Второй мировой войны там кишели немецкие и японские шпионы. А сейчас кишат бездельники-южноафриканцы.
— Я собираюсь поменять гостиницу.
— Я живу один, и у меня полно места. Можешь пожить у меня. Как жил Хенрик.
Луиза сразу же решила согласиться.
Он встал.
— У меня сейчас встреча с послом и людьми, ответственными за помощь развивающимся странам. Дело касается денег, которые таинственным образом исчезли с одного министерского счета. Речь, разумеется, идет о коррупции, об алчных министрах, нуждающихся в деньгах, чтобы построить дома своим детям. Мы тратим непомерно много времени на подобные явления.
Он проводил ее в приемную.
— В свой последний приезд Хенрик оставил спортивную сумку. Что в ней — я не знаю. Но когда ставил ее в гардероб, то заметил, что она тяжелая.
