— Анджела.
— Я слушаю, герр официр.
— Хочешь, я напишу про тебя стих?
— Обожаю.
— Тогда ждите, мадам.
— Я буду ждать на бегу, потому что уже неприлично долго остаюсь тут с вами наедине. Дадите почитать что-нибудь?
— Возьмите сами.
— Ах, в следующий раз. Ну, пока. И легкий дружеский поцелуй.
Я спал долго и без сновидений. Утром явился консилиум.
— Вот, посмотрите его снимки.
— Ну что же. Вполне прилично. Вполне.
— Ну а как опухоль, есть?
— Так, так. Пошевелите пальцами. А тут болит? Пройдитесь, друг, до двери и обратно. Так, а попробуйте не хромать. Ага. Ну, чудесно. Еще недельку, и будем выписывать. Так ведь, капитан?
Но я вовсе не хотел выписываться. Мне было здесь хорошо. После обеда я вышел на прогулку, покинул академическую территорию и опять отправился в театр.
— А вот и наш сказочник. Будете рассказывать?
— Если будете слушать.
— Пойдемте в кабинет.
— А нельзя ли в регуляторную?
— Да сегодня народу много. Впрочем, поместимся. На сцене не было выставлено ничего. Только лежали свернутые кулисы и стояла какая-то мебель, которой в мои времена не было в помине. Я включил рубильник и наугад попробовал ручки регулятора. Накбнец убрал весь свет и врубил два выносных на сцене. В неживых туннелях света заиграла пыль.
— Вы, наверное, Анджелку хотите веселить? И нет ее вовсе. Но можно съездить.
— Не надо ездить. Все должно происходить как бы само собой. Так правда Коля стал Героем Советского Союза?
— Да. Есть такое дело. Он же тогда сбежал от всего этого голосистого в Ленинград и обретался там где-то. А тут война. Уехать не смог. А когда в Сосновом Бору неприятеля отбивали, то-то страшно было. Только он и тогда не уехал, а многие свинтили.
— А чего ж он сейчас не возвращается?
— А зачем ему? Он теперь главный режиссер города. Хочет туда, хочет сюда.
— А был он таким. Какая там глава?
— Шестая.
— Пятая.
— Ну да. Тебе лучше знать. Ха-ха, хи-хи.
— Глава пятая. О бренности.
— Ну-ну.
Зега никогда не видел главных режиссеров театра, кроме как на экране телевизора. И когда однажды его блистательные товарищи — Петруха и Курбаши нанесли ему визит, то Зега никак не мог предполагать, чем все вскоре закончится. К началу визита он трафаретил кухонные доски, тампонил суриком контур горы Фудзи и думать не мог, что через какие-нибудь полчаса он будет говорить с главным режиссером, да еще в повелительной форме и не где-нибудь, а в режиссерской квартире, и не просто в квартире, а в санитарно-техническом узле.
А дела обстояли следующим образом. Гегемона выпроводили с завода «Акведук», и он тут же попал в лапы Петрухи. А тот, не долго думая, препроводил его в театр «Голос», и не успел Гегемон высморкаться, как его трудовая книжка уже лежали в сейфе директора театра, сам Гегемон был уже не кем иным, как монтировщиком декораций, а работа его в театре началась с того, что его, имеющего прямое отношение к производственной сфере, в сопровождении Петрухи командировали в квартиру главного режиссера осуществлять пуск унитаза, который уже почти был установлен. Сам главный режиссер не смог бы даже поменять перегоревшую лампочку, о чем нисколько не сожалел. Во всем остальном он был талантлив.
Так как ни Петруха, ни Гегемон никогда санитарно-технических навыков не имели, то они решили взять с собой Зегу, мастера на все руки, с дальней мыслью впоследствии вовлечь его в орбиту лицедейства, используя свое короткое знакомство с художественным руководителем театра.
— А прокладки есть? — спросил Зега мгновенно.
— Там увидим, — парировал Петруха.
У Зеги был отличный разводной ключ и кое-какой слесарный инструмент.
До квартиры главного было совсем недалеко, и потому они не заглянули ни в одну из забегаловок. Отчасти из чувства долга, отчасти из лени. Но после пуска все было решено поправить. Также предполагалось, что хозяин не обидит, что, впрочем, подвергалось сомнению со стороны Петрухи, знавшего уже отчасти нынешнее состояние хозяина и его адекватность к вопросам быта.
Хозяин уже ждал. Он предвкушал то живительное мгновение, после которого уже не нужно будет пользоваться общественным туалетом и прочими маленькими хитростями, не нужно будет выходить по ночам в скверик на короткие облегчительные прогулки, а выходил он уже третью ночь подряд, так как много работал. Правда, главный был несколько встревожен многочисленностью бригады, а потому решил не зевать. Петруха быстренько осмотрел кухню и комнату и не обнаружил даже намека на традиционное вознаграждение. Гегемон присел на табуреточку, а Зега стал заглядывать в шкафчики.
Это был отличный датский унитаз. Вся проблема заключалась в резьбах. И не дюймовая, и не метрическая, а черт его знает какая.
— Переходник нужен, хозяин, — велел Зега.
Хозяин был худ, невысок, хорошо одет, а из-под очков в тонкой оправе всверливались в мир буркалы. Он совсем недавно жил в этом городе и вскоре должен был уехать, но тем не менее отечественная сантехника его не устраивала.
— Так, — сказал режиссер, — я здесь знаю только тебя, Петруха, а потому ты несешь полную ответственность за то, что сейчас произойдет.
А происходило все так.
— Разрешите от вас позвонить? — спросил вежливо Зега.
Хозяин очень внимательно осмотрел Зегу и разрешил.
— Эй, кто есть кто? — начал Зега телефонный круиз.
В трубке гремело и ухало, отчего главный справедливо заключил, что это кузнечно-прессовый цех.
— Как там насчет трубы на три четверти?
— Это ты, паршивец?
— Зин. Позарез. Солнечная, 23, квартира 5.
— А что будет, скотина?
— Любовь. Большая настоящая любовь. Хоть завтра.
— Сегодня, после полуночи.
— Заметано.
— Жди заказ.
Через двадцать минут позвонили в дверь и два мужика внесли в квартиру двухметровую трубу, аккуратно положили ее, извинились и вышли.
— Конечно. Государственного добра не жалко. Да я и длину-то не уточнил. Да ладно.
Петруха и Гегемон тем временем играли в шахматы на кухне, а главный смотрел за игрой и давал советы. Тут Зега обнаружил, что хозяин совсем не страшный и даже вовсе приятный человек, хотя и с буркалами.
— Ножовки у вас, конечно, нет?
— Нет, нет, — радостно закивал умной головой главный.
— Гегемон, найди ножовку по металлу. Мне совестно опять просить на «Акведуке», — продолжал Зега руководство работами.
— Ты прямо промышленный воротила.
— Труд на благо Родины — моя неспетая песня. Только я умирать буду, а просить у них ножовку не стану.
— Это я умирать буду, а к ним не поползу, — отвечал Гегемон.
— А больше взять негде.
— Взять-то можно, и во многих местах. Только кто же нам даст?
— А ты позвони Семе. У него есть отличная ножовка по металлу.
— У Семы ничего нет, кроме того, что на нем, и его рукописи о строении мира. Ножовка есть, у его папаши.
— И то верно, — сказал Гегемон и набрал пять цифр.
Через сорок минут прибыл Сема с родительской ножовкой и новой своей избранницей. Им негде было встретиться сегодня.
— Здравствуйте, — зажеманилась избранница и уселась в кресло, подобрав под себя ноги и выставив на просмотр блистательные колени. Режиссер тут же бросил шахматы, взял табурет и отправился беседовать с дамой. Сема решил сварить себе чайку, а Зега, Гегемон и Петру ха занялись трубой. Нужен был кусок в сто двадцать миллиметров и интересной конфигурации. Первым пилил Гегемон и сломал полотно. Зега поставил другое, запасливо принесенное Семой, и отрезал сколько нужно. Но Петруха, делавший замер, не там поставил риску, и вышло коротковато. Пришлось пилить снова. Когда оставалось совсем немного, Сема закричал: «Дай-ка я», — отобрал у Зеги ножовку и сломал полотно вторично. Нужно теперь было идти за новым полотном. Но Сема наотрез отказался идти без своей избранницы, а ей не захотелось уходить, так как хозяин оказался забавным малым. В результате Сема дал Петрухе ключи от квартиры и рассказал, где и что брать.
— А что, хозяин… — начал было Зега, осмелев.
— По окончании, — отрезал хозяин, и девица захихикала.
— Такие вот дела, — подвел итог Зега обреченно, и стал играть с Гегемоном в шашки шахматными фигурами.
Время приближалось к контрольному, и наконец явился Петруха с полотном.
— Николай Юрьевич? — (так звали Главного).
— Только по окончании, — отбрил он и Петруху. Тогда Петруха с Зегой мрачно дорезали трубу. Потом Зега привернул к кухонному столу тисочки, достал из сумки, в которой принес инструмент, плашки, выбрал нужную и стал аккуратно нарезать резьбу. Тут на кухне появился режиссер и порадовался за Зегу и за то, что дело так споро движется. Тем временем Сема повалил в укромном уголке свою подружку на пол и стал частично раздевать, но главный ничего этого не видел и потому не смог помешать торопливому и наглому соитию. Далее счастливый обладатель импортной сантехники наблюдал, как Зега умело совмещает заведомо несовместимое.
