— Абуэла, я не могу…
— Por favor.[17] Хочу, чтоб ты читать. Мой Джек — наш Джек — он не очень хорошо говорит про чувства в словах. Если бы его мама была жива, все быть по-другому. Она умела любить. Давать любовь, получать любовь. Но Джек, он был un nino, мальчик, и не имел ее любовь. В его дом любовь всегда была внутри. Comprendes?[18]
— Да, думаю, понимаю.
— Если ты Свайтек, то показать любовь, только когда сердце разбито.
— И это понимаю.
Абуэла теребила пачку писем, лежавшую на коленях, руки ее дрожали.
— Вот это — mi favorito.[19] Когда он просить тебя жениться. И это тоже, очень хорошее. Про ваша свадьба, с фотография.
— Абуэла, пожалуйста, не надо. Эти письма написаны вам, а не мне.
Она отложила всю пачку в сторону, прижала к груди один конверт.
— Я не стать просить тебя читать их. Просто хочу, чтоб ты знать, что они есть.
— Спасибо.
— Но одно ты должна видеть. Оно… es especial.[20] — Бабушка нашарила в сумке очки и вытащила письмо из конверта. — Старое. Очень не похоже на другие. Видишь наверху? Джек написал время. Два тридцать ночи. Что может заставить мужчина писать письмо в такой час?
Синди страшно хотелось прекратить все это, но она боялась обидеть абуэлу. И стала слушать.
Абуэла читала медленно, стараясь правильно выговаривать английские слова, но акцент все равно остался.
«Дорогая абуэла! Уже очень поздно, и я устал, так что постараюсь быть покороче. Помнишь письмо, которое ты написала мне в прошлом июне? В день пятидесятой годовщины своей свадьбы ты рассказывала о том, как вы с дедушкой познакомились. Вы были на пикнике, и одна знакомая представила тебе своего старшего брата. Он проводил тебя до дома. Ты писала, что сама не понимала, как это случилось, но твердо знала одно: к тому времени, когда вы добрались до дома, ты поняла — это твой человек.
Я перечитал это письмо сегодня. Сам не знаю, почему и зачем. Нет, неправда. Знаю почему. Сегодня у меня было свидание. Ее зовут Синди. Синди Пейдж. Я едва знаком с ней, но у меня возникло то же ощущение, что ты описываешь в письме. Очень странное, абуэла. Думаю, она мой человек».
Абуэла подняла голову, глаза их встретились.
Синди смахнула слезу.
— Он никогда мне этого не рассказывал.
— Сама я объяснять не могу. Зато знаю свой внук очень хорошо. Молодой человек сидит за столом на кухня и пишет письмо. В два часа ночи… Он пишет, но на самом деле не своя бабушка. Он хочет разобраться свои чувства. Это письмо, там он говорить сам с собой. Или с Богом.
— Или со своей мамой, — еле слышным голосом добавила Синди.
Абуэла взяла ее за руку.
— Не знаю, что он сейчас сделал. Не знаю, может твой сердце простить его или нет. Но уверена: он тебя любит.
— Я понимаю, — прошептала Синди.
Абуэла протянула ей салфетку.
— Прости, что сделала это с тобой.
— Ничего. Может быть, мне надо было поплакать.
— Умная девочка, — сказала старуха и поднялась. — А теперь извини меня, пожалуйста. Пойду в дом, надену тяжелый ботинки и задам внуку хороший взбучка.
— Готова заплатить, лишь бы увидеть это.
— Но ведь мы обе любить его, правда?
— Да, — ответила Синди и сжала руку абуэлы в своей. — Любим.
Она наблюдала за тем, как абуэла собрала письма, положила их в сумочку. Потом она крепко обняла старушку, поблагодарила и проводила до двери.
В четыре часа дня в вестибюле правительственного центра было людно. Рабочий день закончился, и Джек пробирался сквозь толпу, устремившуюся к выходу. С ним был Тео. Джек подумал, что при встрече с таинственной нападавшей лучше иметь под боком устрашающей внешности спутника.
После телефонного звонка из кафе Джек прямиком направился в офис к Розе. Они решили, что делать дальше. Итак, Сэм Дрейтон подтвердил, что корпорация «Виатикл солюшнс» контролируется некими преступными элементами. Так почему бы не сообщить в полицию, что нападавший обронил на месте преступления мобильный телефон с записями каких-то подозрительных сообщений на русском?
Почему бы нет? Этот вопрос Джек задавал себе, как клиент адвокату. Ответ на него был лучше известен Джеку-адвокату. И Розе тоже. Через налоговое управление на хвост ему сели федералы, и это может быть только началом. Прокурор штата внес его в список подозреваемых по делу об убийстве Джесси Мерил. Находясь в таком положении, нельзя передавать записи полиции. Надо вести торг. Для успешного ведения торгов Джек должен знать, что именно продает. В данной ситуации это особенно важно. С момента разговора с загадочной женщиной у Джека появилось сильное подозрение, что она может оказаться далеко не такой, какой он ее себе представлял.
Даже совсем не такой.
Через двадцать минут они нашли человека, знающего русский, который перевел им сообщения. Еще через полчаса дословный перевод на английский был превращен в нечто понятное юристам. В этом сильно помог Тео. В трех сообщениях говорилось об «отправке лошадок на морскую прогулку». Тео сообразил, что речь идет, по всей видимости, об отправке морем из порта Майами краденых автомобилей. Остальные шесть касались проблемы засора раковины. Ее следовало прочистить. Тут Джеку даже не понадобился Тео, чтобы сообразить, что речь идет об отмывании денег.
Тео взглянул на наручные часы и спросил:
— Думаешь, она придет?
— Мусор всегда всплывает на поверхность.
— Что?
— Ты разве не слышал, что говорил русский переводчик?
— Только ту часть, что на английском.
«Майами-Дейд» являлся своего рода «нервным центром», сосредоточением официальной жизни округа Майами. Офисы в этом тридцатиэтажном здании были заняты различными местными отделами, департаментами и конторами, работали здесь и чиновники флоридской администрации. В огромном, всегда оживленном вестибюле находился и вход на станцию метро. Здание представляло собой трехэтажную пристройку в виде атриума со стеклянной крышей, что обеспечивало естественное освещение. Вверху, на металлических древках, красовались знамена всех пятидесяти штатов. Длинные эскалаторы уносили сотрудников и простых покупателей к двухэтажному торговому комплексу под названием «Метрофэар», где располагались многочисленные магазины и кафе. У основания северного эскалатора зеленела клумба в форме полумесяца с карликовыми растениями и кустами. Были там и две огромные пальмы, а между ними — трогательный в своей простоте букет из белых маргариток и гвоздик в стеклянной вазе. Под вазой красовалась медная табличка с надписью:
«Памяти Армандо Алехандре-младшего (1950–1996), служащего „Метро-Дейд“, волонтера Братства спасателей. Его самолет был сбит кубинскими ВВС во время доставки гуманитарного груза».
И прямо перед этой табличкой сидела на бордюрном камне молоденькая женщина в темных очках, хотя свет в помещении не был слишком ярок.
— Наверное, она, — сказал Джек.
Тео многозначительно улыбнулся.
— Что ж, давай подойдем.
Спускаясь по эскалатору, Джек не сводил глаз с женщины. Вчера ему не удалось хорошенько разглядеть нападавшую, но, судя по силе ударов, он представлял ее высокой и крепкой женщиной, эдакой Гулливершей не меньше футов восьми росту и весом фунтов в триста пятьдесят. Но в действительности росту в ней было не больше пяти футов шести дюймов, фигура стройная, руки мускулистые и самые красивые ножки, которые ему только доводилось видеть. Волосы длинные, темные, кожа оливкового оттенка, и походила она на латиноамериканку, а не на русскую. Джек даже удивился: чертовски привлекательная девушка.
— И это так тебя отметелило? — насмешливо спросил Тео, когда они спустились в вестибюль.
— Да заткнись ты!
— Чего злишься? Я же не просто так спрашиваю. Многие парни в моем баре готовы выложить серьезные бабки за то, чтобы посмотреть…
— Заткнись, говорю.
Они пробились сквозь толпу и подошли к клумбе сбоку.
Девушка заметила их ярдах в десяти и поднялась навстречу.
— Кто ваш друг? — спросила она.
— Назовите ваше имя и тогда узнаете мое, — ответил Тео.
Мимо прошла группа людей, спешивших в метро.
— Здесь удобно разговаривать? — спросила девушка.
— Вполне, — сказал Джек. — Все торопятся, никто не станет стоять и слушать, о чем мы говорим. Ну и как я уже говорил по телефону, кругом полно охранников. Это на тот случай, если вы затеяли какую-нибудь глупость.
Она помолчала несколько секунд, словно осваиваясь с обстановкой. Затем подняла глаза на Джека и сказала:
— Противный был разговор, согласны?
— Не вполне.
— Угрожали мне, и это после того, как я предупредила, чтобы вы не смели влезать в наши дела. Слишком рискованно, можете мне поверить.
