Он кивнул Тэлли и вышел.
— Подумайте, капитан, — крикнул вслед Мэннинг.
* * *
Когда Дарлинг ушел, Тэлли допил свой стакан, вздохнул и проговорил:
— Должен отметить, Осборн, вы были...
— Не учите меня, как вести дела, — отрезал Мэннинг. — Деликатным обхождением мы бы тоже ничего не достигли. Мы понимаем друг друга, Дарлинг и я. Мы можем не нравиться друг другу, но мы друг друга понимаем...
Он подозвал Шилли, чтобы расплатиться.
Тэлли был взбешен. Он не мог поверить, как могло такое произойти. Все шло так удачно. Мэннинг предоставил ему незаполненный чек. Тэлли связал свою одержимость с одержимостью Мэннинга, была общая цель. Он мог покупать все, что хотел, и он приобрел наилучшее, новейшее, наиболее сложное снаряжение.
Но самое лучшее было то, что он имел план.
Однако теперь последнее, в чем он нуждался, последний винтик в его сложной машине был недоступен.
Ему пришлось скрыть свое разочарование, опасаясь, как бы оно не передалось Мэннингу. Если Мэннинг аннулирует свой чек, то тридцать лет исследований, надежд, мечтаний исчезнут как дым.
Они не разговаривали, пока не дошли до автостоянки, а затем Мэннинг спросил:
— Что нам известно о Дарлинге?
— Только его репутация. Он здесь самый лучший.
— Нет... о нем лично?
— Ничего.
— Порасспросите вокруг. На свете нет ни одного человека, у которого не было бы врагов. Найдите такого врага Дарлинга. Не жалейте на него денег. Скажите ему, что вам нужно знать все, что только есть: грязь, сплетни, ложь, слухи. Начинайте с рыбаков. Здесь маленькое поселение, работы нет, денег нет... Уверен, что они продадут собственную мать за возможность погубить конкурента.
— Вы хотите погубить этого человека? Почему?
— Нет. Я хочу управлять им, но не могу этого сделать, пока не узнаю о нем все, что можно узнать. Старая истина, Тэлли. Знание — сила. Утром я отправлюсь в деловую часть города, поговорю с некоторыми людьми, произведу некоторые расчеты.
— Поговорите о чем?
— О слабостях... денежных обязательствах. Еще одна старая истина: каждый человек имеет свою цену. Все, что нам нужно сделать, это узнать, какова цена Дарлинга. И тогда он наш.
Когда Дарлинг пришел домой, Шарлотта ожидала его в кухне. Лишь только он закончил свой рассказ о прошедшем вечере, она поцеловала мужа и сказала:
— Я горжусь тобой.
— Пять тысяч в день, — покачал головой Вип. — Я мог бы растянуть это дело на десять дней работы, может быть, больше.
— Да, но тогда...
Дарлинг обнял жену.
— Ты бы смогла устроить мне шикарные похороны.
Шарлотта не улыбнулась. Она посмотрела на мужа и проговорила:
— Только помни свое обещание, Уильям. Не связывайся с людьми, которым нечего терять.
Штурвал был огромным, и, чтобы справиться с ним, двух рук было мало, требовалось напряжение всех сил девушки. Это было колесо из нержавеющей стали, казалось, живущее своей собственной жизнью, стремящееся вырваться из рук, сделать судно неуправляемым и позволить ему переваливаться на волнах. Оно напоминало норовистую лошадь. Все сводилось к тому, чтобы показать этой лошади, кто хозяин, и тогда она подчинится.
Кэтрин не хотела допустить ошибку сейчас, после трехдневного ожидания возможности встать за штурвал и после выслушивания рассуждений отца, Тимми, Дейвида и остальных членов экипажа о том, как трудно управлять этим судном, когда идешь в бакштаг[22], что требуется мужская сила, чтобы подчинить его себе, а также что им следует подождать, пока спадет ветер и условия станут подходящими... ну и все такое прочее.
Кэтрин выпрямилась на сиденье, уперлась коленями в рулевую колонку и сжала штурвал так крепко, что пальцы начала сводить судорога. Мускулы рук уже болели, и девушка знала, что эта боль скоро станет невыносимой.
Тимми развалился на подушках рядом с сестрой. Дейвид и Питер растянулись на палубе, загорая. Сейчас, при длинном галсе, им нечего было делать, лишь только ждать следующей вахты.
— Немного поверни, — бросил Тимми.
— Почему?
— Потому что слегка полощет парус на грот-мачте. — Тимми указал на верхнюю часть грота. — А ты думала почему?
Кэтрин посмотрела вверх, щурясь от сверкающей белизны паруса на фоне синего неба. Тимми был прав, и ей стало неприятно — она должна была бы сама обратить на это внимание. Или услышать. Во всяком случае, заметить. Но всплески паруса были такими крошечными, такими незначительными, что трудно было поверить, чтобы это имело значение.
Она налегла на штурвал, отворачивая направо, пока не увидела, что опавший край паруса перестал полоскаться на ветру. Судно накренилось вправо, и Кэтрин пришлось упереться ногами, чтобы сохранить устойчивость.
— Так, теперь все в порядке, — сказал Тимми.
— Слава богу. Я очень рада, что ты заметил это. Теперь мы наверняка победим.
— Ну-ну, Кэти... это же гонки.
— Мог бы и не говорить этого.
Нигде не было видно ни единого судна. Сколько их стартовало? Пятьдесят? Сто? Кэтрин не имела понятия. Довольно много, так что старт был похож на мятеж кораблей: суда шли зигзагами, люди орали друг на друга, сигналы гудели во всю мочь. Но по мере того как проходили часы, начало казаться, что количество кораблей сократилось, в пределах видимости их становилось все меньше и меньше, как будто одно за другим они поглощались морем. Кэтрин знала, что на самом Деле каждый капитан воплощал свою собственную стратегию, шел своим собственным курсом, используя компьютеры, опыт, предположения и, возможно, даже магию вуду, чтобы найти совершенное сочетание ветра, приливов и течения, которое даст ему преимущество в гонках.
Тем не менее было жутковато находиться в одиночестве посреди океана, как сейчас. Судно имело почти пятьдесят футов в длину, и внизу, внутри, оно казалось большим и просторным, как дом. Но здесь, на палубе, окруженное со всех сторон бесконечным горизонтом и абсолютно пустым небом, оно представлялось таким же крошечным, как жучок на ковре.
Отец высунул голову через люк:
— Как идут дела, Маффин[23]?
Она очень просила отца называть ее Кэтрин. Хотя бы только в этом путешествии. Или Кэти. Как угодно, только не Маффин.
— Отлично, папочка.
— Как она справляется, Тим?
«Будь добрым, — мысленно молила она. — Не будь типичным тупоголовым братом».
— Довольно прилично... — ответил Тим.
«Спасибо».
— ...правда, немного рассеянна время от времени.
«Кретин!»
— Мы только что поймали на радаре Бермуды... на самом краю пятидесятимильного круга.
— Прекрасно, — сказала Кэтрин, надеясь, что не сморозила глупости.
— Конечно. Это значит, что мы можем идти этим курсом всю ночь и, если нам повезет, войти в канал как раз на рассвете. Не хотелось бы делать это в темноте.
— Господи, конечно, — воскликнул Тим. — Помнишь, как в прошлом году?
— Не напоминай мне.
«Ну конечно, — думала Кэтрин. — В прошлом году. Когда меня там не было. Именно в то время, когда я отсутствую, всегда происходит что-то интересное».
Отец начал спускаться в люк, но остановился и заметил:
— Странно. Радио гавани Бермуда передает предупреждение мореплавателям о каком-то животном, которое нападает на суда.
— Какой-нибудь кит? — спросила Кэтрин. — Может, он болен?
— Не знаю. Думаю, они просто пытаются подпитать хиреющий туризм, сыграть на Бермудском треугольнике. Во всяком случае, не следует рисковать. Каждый раз, когда вы разгуливаете по судну, цепляйте страховочный трос.
— Папа, но море совсем не бурное.
— Я знаю, Маффин, но лучше проявить осторожность, чем потом жалеть. — Он улыбнулся. — Я обещал твоей матери, что буду смотреть за тобой в оба глаза.
Он сделал знак Тиму, а затем спустился в каюту.
Тим выпрямился, протянул руку к спасательному жилету Кэтрин, размотал страховочный трос и пристегнул его к кольцу на рулевой колонке.
— А как же ты? — спросила она. — Ты даже не надел спасательный жилет.
— Я трижды участвовал в этих гонках, — ответил Тим. — И думаю, что знаю, как ходить по судну.
— Я тоже знаю.
— Спорь тогда с папой, а не со мной. Я просто выполняю приказ.
Тим улыбнулся и снова откинулся на подушки.
Кэтрин несколько раз сжала пальцы, чтобы подавить судороги, и переместила тяжесть тела, чтобы попытаться облегчить нагрузку на руки и плечи. У нее не было с собой часов, и она не знала, сколько еще ей придется бороться с этим идиотским штурвалом. Она надеялась, что уже не слишком долго, в противном случае она будет вынуждена просить Тима сменить ее, и он, конечно же, сострит так, что унизит ее, — ничего злого, разумеется, просто какое-нибудь тупое, выражающее мужское превосходство замечание.
Вообще-то она не из тех, кто пасует перед трудностями. Она умоляла, чтобы ее взяли в это путешествие, и она решила выполнять свою долю работы, включая и вахты. Она знала, что братья возражали против ее участия в гонках, и, если бы мать не усадила перед собой отца и не поговорила с ним по душам о справедливости, равенстве и обо всем остальном в том же духе, Кэтрин осталась бы дома в Фар-Хиллз и обучала бы игре в теннис десятилетних детей. Она обязана ради матери и ради самой себя доказать, что она — приобретение, а не обуза.
