— Это был несильный приступ, — сказала она слабым голосом. — Я с ним справилась.
— Да, я видел.
Ингалятор все еще был у нее в руке. Она посмотрела на него, потом опустила его опять в карман. Наклонившись вперед, она взяла мою руку и снова сжала ее. Выдохнула. Вдохнула. Выдохнула длинную, прохладную, пахнущую мятой струю воздуха.
Мы сидели так близко друг к другу, что мне было слышно, как бьется ее сердце. Но меня интересовали другие звуки — я прислушивался к шагам. Думал о Мелиссе — как она вернется и увидит нас в таком положении.
Когда ее рука расслабилась, я убрал свою. Еще через несколько минут ее дыхание пришло в норму.
Я спросил:
— Позвать кого-нибудь?
— Нет-нет, все в порядке. — Она похлопала себя по карману.
— Чем заряжен ингалятор?
— Мышечным релаксантом. Урсула и доктор Гэбни работали с ним. Он очень хорошо действует. Хотя и на короткий срок.
Ее лицо блестело от пота, прядки челки прилипли ко лбу. Больная сторона выглядела как надувной пластик.
Она выдохнула:
— Уф!
Я предложил:
— Принести вам воды?
— Нет-нет, я чувствую себя хорошо. Просто это выглядит страшнее, чем есть на самом деле. И приступ был слабый — впервые за... четыре недели... я...
— Это был трудный разговор.
Она приложила руку к губам.
— Мелисса!
Вскочив, она выбежала из комнаты.
Я поспешил за ней, следуя за ее тонким силуэтом по одному из темных коридоров к винтовой лестнице в задней части дома. Стараясь не отставать, чтобы не потеряться в огромном доме.
Эта лестница кончалась у короткого коридора прямо перед буфетной размерами с мою гостиную. Мы прошли через нее и оказались в кухне, по величине не уступавшей банкетному залу; стены здесь были выкрашены в цвет заварного крема, а пол выложен белой шестиугольной керамической плиткой. Две стены занимали холодильники и морозильники, разделочные столы; с чугунных скоб на потолке свисало множество медных горшков и кастрюль.
Никаких запахов готовящейся пищи. На одном из столов — блюдо с фруктами. Восьмиконфорочная плита промышленного вида была пуста.
Джина Рэмп вела меня дальше, мимо второй кухни меньшего размера, мимо комнаты, где хранилось столовое серебро, и облицованного панелями обеденного зала, в котором можно было бы принять целый съезд. Она смотрела то в одну сторону, то в другую и звала Мелиссу по имени.
Ответом было молчание.
Мы пошли обратно, повернули пару раз и оказались в комнате с расписанными потолочными балками. Через французские двери вошли двое мужчин в белых костюмах для тенниса, с ракетками в руках и перекинутыми через шею полотенцами. Полукружия пота выступали у них под мышками. Оба были крупные и хорошо сложенные.
Тому, что помоложе, на вид не было и тридцати. У него были густые спутанные волосы соломенного цвета, спускавшиеся ниже плеч. На длинном, худом лице доминировали узкие темные глаза и подбородок с такой глубокой ямкой, что в ней можно было спрятать бриллиант. Чтобы добиться такого загара, как у него, явно потребовалось не одно лето.
Второй выглядел лет на пятьдесят с небольшим. Плотного сложения, без признаков дряблости — пожизненный атлет, не теряющий формы. С тяжелой челюстью и голубыми глазами. Коротко подстриженные черные волосы, седые виски, седые усы, подстриженные точно по ширине рта. Здоровый румянец на лице, кое-где изборожденном морщинами. Человек с рекламы «Мальборо» в загородном клубе.
Он поднял одну бровь и сказал:
— Джина? Случилось что-нибудь? — Голос у него был сочный и звучный, из тех, что кажутся дружелюбными, даже если, по существу, это не так.
— Ты видел Мелиссу, Дон?
— Конечно, всего минуту назад. — Он перевел глаза на меня. — Что-нибудь случилось?
— Ты знаешь, где она сейчас, Дон?
— Она уехала с Ноэлем...
— С Ноэлем?
— Он занимался машинами, а она вылетела из дома, словно пушечное, ядро, что-то ему сказала, и они уехали. На «корвете». Что-нибудь не так, Джин?
— О Господи. — Джина бессильно поникла.
Человек с усами одной рукой обнял ее за плечи. Бросил на меня еще один изучающий взгляд.
— Что происходит?
Джина заставила себя улыбнуться и поправила волосы.
— Ничего, Дон. Просто... Это доктор Делавэр. Тот психолог, о котором я тебе говорила. Мы с ним попробовали поговорить с. Мелиссой об университете, а она расстроилась. Я уверена, что это пройдет.
Он взял ее за руку, сложил губы так, что его усы поднялись в середине, и опять поднял брови. Сильный и немногословный. Еще один из тех, кто рожден для кинокамеры...
Джина сказала:
— Доктор, это мой муж, Дональд Рэмп. Дон, доктор Алекс Делавэр.
— Рад познакомиться с вами. — Рэмп протянул крупную руку, и мы обменялись кратким рукопожатием. Молодой человек отошел в угол комнаты.
Рэмп сказал:
— Они не могли слишком далеко отъехать, Джин. Если хочешь, я могу поехать за ними и посмотреть, не удастся ли их вернуть.
Джина ответила:
— Нет, не надо, Дон. — Она коснулась его щеки. — Это издержки жизни с подростком в семье, дорогой. Ничего, я уверена, она скоро вернется, — может быть, они просто поехали заправиться.
Молодой человек рассматривал нефритовую вазу с таким напряженным увлечением, что оно вряд ли могло сойти за неподдельное. Он брал ее в руки, ставил на место, опять брал.
Джина повернулась к нему.
— Как идут сегодня дела, Тодд? — Ваза опустилась и осталась на месте.
— Прекрасно, миссис Рэмп. А у вас?
— Копошусь понемножку, Тодд. А как успехи у Дона сегодня?
Блондин улыбнулся ей так, будто рекламировал зубную пасту, и сказал:
— Движения у него есть. Теперь нужно только работать.
Рэмп со стоном потянулся.
— Эти старые кости бунтуют против работы. — Он повернулся ко мне. — Доктор, это Тодд Никвист. Мой тренер, инструктор по теннису и вообще Великий Инквизитор.
Никвист усмехнулся и одним пальцем коснулся своего виска.
— Доктор.
Рэмп сказал:
— Я не только страдаю, но еще и плачу за это.
Обязательные улыбки окружающих.
Рэмп посмотрел на жену.
— Ты уверена, что моя помощь не нужна, дорогая?
— Да, Дон. Мы просто подождем, они скоро должны будут вернуться. Ведь Ноэль еще не закончил?
Рэмп выглянул из дверей, посмотрел в сторону мощеного двора.
— Похоже, что нет. И «изотту», и «делахэя» пора полировать воском, а он пока еще только помыл.
— Ладно, — сказала Джина — Значит, скорее всего, они все-таки поехали заправляться. Они вернутся, и тогда мы с доктором Делавэром продолжим с того места, где остановились. А вы, мистер, отправляйтесь в душ. И ни о чем не беспокойтесь.
Напряженный голос. Они все держатся напряженно. Разговор выдавливается, словно фарш из мясорубки.
Натянутое молчание.
Я почувствовал себя так, будто случайно забрел в середину чужого диалога.
Джина предложила:
— Кто-нибудь хочет выпить?
Рэмп потрогал свою талию.
— Только не я. Я пошел в душ. Приятно было познакомиться, доктор. Спасибо за все.
Я ответил:
— Нет проблем. — Хотя и не совсем понял, за что он меня благодарит.
Он вытер лицо одним концом полотенца, подмигнул неизвестно кому и пошел было прочь. Но потом вдруг остановился, оглянулся через плечо на Никвиста.
— Продолжай в том же духе, Тодд. Увидимся в среду. Если обещаешь, что обойдется без пытки в тисках для пальцев.
— Будьте спокойны, мистер Р., — сказал Никвист, опять усмехнувшись. Потом обратился к Джине: — Я бы выпил пепси, миссис Р. Или что у вас есть, лишь бы было холодное и сладкое.
Рэмп все еще смотрел на него, словно раздумывая, не вернуться ли ему, потом удалился.
Никвист согнул и разогнул колени, вытянул шею, расчесал пальцами свою гриву и проверил натяжение сетки на ракетке.
Джина сказала:
— Скажу Мадлен, чтобы она приготовила вам что-нибудь.
Никвист воскликнул:
— Чудненько. — Но его улыбка пропала.
Оставив его стоять там, где он стоял, она повела меня в переднюю часть дома.
* * *
Мы сидели в мягких креслах в одной из «пещер», окруженные творениями гения и фантазии. Всякий не занятый искусством кусочек пространства был зеркальной поверхностью. Отражение превращало истинную перспективу в какую-то немыслимую шутку. Почти утонув в подушках, я чувствовал себя уменьшенным. Как Гулливер в Бробдингнаге.
Она покачала головой и сказала:
— Какое несчастье! Наверно, мне надо было вести разговор как-то иначе?
Я ответил:
— Вы все сделали правильно. Ей потребуется время, чтобы реадаптироваться.
— Но у нее нет столько времени. Надо будет в срок уведомить Гарвард.
— Как я уже говорил, миссис Рэмп, может оказаться нереальным ожидать, что она будет готова к какому-то произвольно назначенному сроку.
Она ничего не ответила на это.
Я продолжал:
— Допустим, она останется на один год здесь, наблюдая за тем, как улучшается ваше состояние. Привыкая к переменам. Она сможет перевестись в Гарвард, будучи и на втором курсе.
