Ознакомительная версия.
– На семьдесят тысяч лет? – мрачно поинтересовался Рогожин. Такой срок его никак не устраивал.
– Помилуйте, Сергей Викторович! Если оптимально подобрать рН и минеральный состав почвы, то потребуется, э-э-э, лет пятнадцать, не более. Ну, для полной гарантии – восемнадцать. И оставшиеся работы станут вам не особо дороже тюленя.
После короткой дискуссии на том комиссия и порешила.
Других вариантов не было, да и стройка займет немалую часть этих пятнадцати лет. Рогожин улетел дышать свежим морским воздухом в Мурманск. Семага, одев на следующий день морскую форму с кортиком и всеми регалиями, отправился третировать «Севзапгеологию», допытываясь о местоположении почв с заданными характеристиками. Вася мотался по районам области, выясняя, что, собственно, на этих почвах расположено. Разгуляева тайком продолжила яичные эксперименты – она была уверена в близком успехе.
Окружающую атмосферу комиссия так и не улучшила.
Только Вася Скворушкин проявил деловую хватку. Перед выездом на рекогносцировку он привез от таксидермистов три канистры с эмульсией, и, вооружившись садовым опрыскивателем и респиратором, обработал зловонный костяк. Напрочь запаха это не отбило, но позволило хотя бы проводить погребальные работы без изолирующих противогазов.
Похоронный кортеж получился внушительным.
Впереди неспешно катила милицейская машина с включенной мигалкой. За ней, осторожно объезжая ямы и выбоины, медленно ехал бортовой КАМАЗ, нагруженный деталями скелета. Следом цистерна, заполненная ядовитой химией с непроизносимым, пятнадцатисложным названием. Гринберг уверял, что эта гадость, вылитая в приготовленный котлован, весьма ускорит процесс минерализации. Семага решил на всякий случай за грибами в те края больше не ездить. Далее, по порядку, следовали: ПАЗик с рабочими; автокран; институтская «Волга» с Семагой и Васей; еще одна милицейская машина.
Во избежание нездорового ажиотажа у местных жителей хоронить решили ночью и замершие безмолвные улицы добавляли торжественности траурной процессии. Правда, венков с черными лентами, Шопена и орденов на подушечках не было.
Выбранное Васей место находилось недалеко, в окрестностях города-спутника Всеволожска.
Но катить пришлось через весь город, к тому же очень медленно, приноравливаясь к осторожничающему КАМАЗу. Хорошо хоть не надо было тащить с собой технику для заравнивания загодя вырытого котлована – Вася подрядил бульдозер в местном совхозе. Директора совхоза Скворушкин по дороге ругал изобретательно и нецензурно.
Этот сельхозруководитель оказался представителем местной малой народности – вепсов. Вася был немало удивлен, узнав что малые нации, оказывается, обитают не только на Крайнем Севере и Дальнем Востоке, но и под самым носом, в Ленинградской области.
Директор, достойный сын младшего брата в дружной семье советских народов, злонамеренно прикидывался простаком-аборигеном, этаким добродушным дитем природы, плохо понимающим русский язык и не могущим взять в толк, что от него хотят. Дело спасла бутылка дефицитной «Посольской» водки, с бою взятая Васей Скворушкиным в немалой очереди и любовно сберегаемая к ноябрьским праздникам.
«Посольская» совершила с директором чудо. Непутевый сын малого народа мгновенно освоил язык межнационального общения и проник в суть проблемы, уверенно ткнув мозолистым пальцем в край заштрихованного на карте овала с нужными почвами.
Заверяя Васю, что на указанной пустоши можно захоронить сотни полторы китов без малейшего ущерба для земледелия и животноводства, прозревший вепс лихо и молодцевато вскочил за руль совхозного уазика, решив самолично отвезти упиравшегося Васю на осмотр местности. О подробностях этой веселой поездки (ноль семьдесят пять «Посольской» уже были употреблены директором по прямому назначению) обычно вежливый Скворушкин рассказывал малоцензурно...
– Да-а-а, знаю я эти малые народности, – прокомментировал Семага, оторвавшийся от тянувшегося за окном ночного пейзажа. – У меня вот тоже случай вышел лет десять назад с одним дитем гор...
14. Иностранный легионер (история, рассказанная Семагой)
Попал к нам на лодку, Вася, один матрос с Кавказа. Не совсем обычно попал. Его милиция отловила на вокзале в Пятигорске. Проводили рейд с проверкой документов и замели здоровенного парня, грязного, нестриженого и голодного. Документов нет, по-русски не говорит. Попробовали несколько других местных языков – тоже бесполезно. Но милиционеров это не удивило. На Кавказе, Вася, этих языков и наречий – как разновидностей вируса гриппа. Бывает, на языке каком-нибудь говорит один-единственный аул высоко в горах. И больше никто в целом свете. А то и половина аула, а другая – на другом. Тут переводчиков не напасешься.
Ну, паренька помыли, подстригли, накормили, с трудом имя выяснили. Думают, что дальше делать. Проверили по ориентировкам – никто с такими приметами в розыске не числится. Подумали еще и отправили в военкомат – на вид парню лет двадцать, возраст призывной, а в армии явно не служил. После армии по-русски хоть немного, да кумекают. А в военкомате на медкомиссию – здоров как бык, и – призвали. Определили на флот, пусть послужит подольше, не шляется по вокзалам. А поскольку человек южный – на Северный флот, чтоб служба сахаром не казалась.
Так вот и попал он на лодку, где был я старпомом. Вообще-то в подводники всегда старались славян брать, причем желательно городских, со среднетехническим – те технику легче осваивали. Но в шестьдесят седьмом с личным составом очень напряженно было – «нерожденное поколение», может слышал, Вася, такой термин? Призываться должны бы были дети тех миллионов, что в войну полегли... (Семага вздохнул. Война зацепила его своим краем – детство прошло в Молдавии, под румынской, затем немецкой оккупацией. Но повоевать Петя не успевал, даже сыном полка. А в мирное время ему, как вы знаете, не везло.)
Так что гребли тогда всех. И сразу призывников на корабли определяли, никаких тебе учебок по шесть месяцев. Попал наш горный орел в БЧ-3, к старлею Колыванову. Посмотрел старлей на этот подарок военкомата, выматерился от души и отдал парня старослужащим на воспитание. Те, конечно, Сухомлинского с Макаренкой не читали, но делать из салаг справных матросов умеют замечательно. Через полгода кавказец уже сносно объяснялся на русском, правда в основном в области мата да технических терминов. Но служба заладилась, обязанности свои освоил, старшего матроса ему присвоили...
Так уж получилось, что с лодки мы уходили почти одновременно, даже я чуть раньше – на повышение, свою лодку принимать... (Тут Семага снова вздохнул.) Ну а парень – на дембель. Форму подготовил соответствующую, альбом ему дембельский салаги нарисовали, все как положено. Уволился и отправился в штаб дивизии за документами на проезд к месту жительства. Но вернулся пустым – не дают документы, нету у них сведений о родном его селении Мадаркёсе, а ни района, ни области парень не знает. Знает одно – вокруг горы были, на горах снег лежал...
Колыванов с подчиненными крутоват бывал, но в обиду никому никогда не давал, тем более береговым штабистам. Взял толстенный подробнейший атлас мира, даже нежилые деревушки указаны – и сидит, изучает Кавказ, ищет Мадаркёсе. И нашел таки в горах недалеко от советско-турецкой границы. Но – с турецкой стороны.
Колыванов бегом к командиру лодки, кавторангу Поддубному. Так мол и так, уволившийся от нас старшина 2-й статьи Гарджулиев Гарджули Нуржаланович (так в военкомате бормотание призывника расшифровали) желает проследовать к месту рождения, а родился в Турции. Какие будут указания?
Ну, Поддубный указаний никаких не дал, а для начала перевернул всю базу в поисках переводчика – со словарным запасом старшины 2-й статьи ситуацию не выяснишь. И нашел в батальоне береговой охране парнишку подходящего, из советских курдов. Гарджули как его услышал, сразу на шею бросился – три с лишним года родного языка не слышал. Но тот к нему не слишком ласково – там у них свои сложности, роды всякие, кланы, кто-то с кем-то враждует... Но перевел все исправно. Интересная история выплыла, Вася.
Был парень действительно курдом. Турецким. Пас себе высоко в горах отару овец. Ночью в тумане сам не заметил, как умудрился перемахнуть вместе с отарой на нашу сторону. Утром огляделся – места чужие. Попробовал обратно – едва ушел от пограничников, бросив отару. Ночью попробовал еще раз, налегке – опять чудом ноги унес. Без овец дома ему ничего хорошего не светило и двинул парень в глубь нашей территории. Занялся было знакомым делом – пас овец у каких-то местных богатеньких Буратин, но те его по окончании сезона обманули, ничего не заплатили – иди, мол, жалуйся.
Откочевал этот голодный иммигрант с гор в долины – бомжевал по всему Кавказу, ночевал на вокзалах, подворовывал, побирался... И попал к нам.
Ознакомительная версия.
