— Это и есть Джейк? — спросил парень. — Тот, что делает ползунчиков?
— Он самый.
Парень пригласил их в дом широким, компанейским жестом, выглядевшим странно на фоне нешуточных мер безопасности. Он одной рукой приобнял Джейка за плечи.
— Я тащусь от твоих малышей роботов. Вот бы достать парочку! Продашь? Я пытался вымутить их у Бориса Баденова,[20] — кивнул он на Влада, — но он не поддается.
Посерьезнев, Харпо снял руку с плеча Джейка.
— Нет, правда, ты подумай. Можно хорошо заработать — двести баксов за штуку, как нефиг делать. Технофилы только о них и говорят. А если научишь микроботов отплясывать «макарену» под запись, можно снять в пять раз больше. Ну, что скажешь? Договоримся?
Джейк отказался немного резче, чем хотел. Он и без того был на взводе. Ему не терпелось закончить секвенирование ДНК и вернуться к Мэгги.
Харпо и не подумал обижаться.
Внутреннее убранство дома находилось в резком контрасте с видом, открывавшимся с улицы. В гостиной много света и довольно чисто, но совершенно никакой мебели. Вместо нее комната была заставлена компьютерными серверами, по большей части черного цвета.
— «Блейд-систем с7000» от «Хьюлетт-Паккард» не угодно? — спросил Харпо, похлопав по отключенной серверной стойке. — Дешево отдам. Мне они больше ни к чему. Я тут раньше интеллектуальным анализом данных занимался. Мы составляли профиль клиента, анализируя его блуждания по Интернету, но теперь этим все занимаются. Хочешь снять сливки, будь первым. Продавай то, чего не предлагает никто другой. — Парень улыбнулся. — Как я сейчас.
— И что ты продаешь?
— Ты слыхал о «рынке тщеславных изданий»? К примеру, ты написал книгу, а крупные издательства воротят нос. За определенную плату издательство для честолюбивых авторов твою книгу напечатает тиражом в сто, тысячу экземпляров — сколько оплатишь. Автор раздает их друзьям и знакомым, корчит из себя корифея. Я тоже обслуживаю честолюбцев, но публикации делаю в ДНК.
— Как это?
— А так: публикация с помощью ДНК способна увеличить тираж до астрономических размеров. Любое сообщение можно закодировать в ДНК, пропустить через ПЦР и отправить заказчику миллиард экземпляров. — Харпо поднес к свету небольшую склянку с прозрачной жидкостью: — Этот шедевр отправляем сегодня.
— Глупости! Кто станет платить за такую ерунду?
— Заказчиков — пруд пруди: несостоявшиеся поэты, новеллисты. Одна женщина заказала шесть миллиардов экземпляров своей поэмы, по одному для каждого обитателя Земли. Вонючая, кстати, получилась субстанция, хотя там и шла речь о каллах да лилиях. Еще один двинулся умом на религии — попросил закодировать Нагорную проповедь. Носит с собой маленький пульверизатор, как для одеколона. Где ни появится — побрызгает. Я таким образом распространяю мир и радость, говорит. А мне что? Деньги-то идут.
Харпо провел их по коридору мимо двери в туалет и входа в другую комнату, где, как понял Джейк, когда-то находилась главная спальня. Дверь сняли с петель и заменили рядами прозрачных занавесок из пластика.
— Это от пыли, — пояснил их провожатый. — А вот и мой домашний заводик.
Джейк оторопел. Он ожидал увидеть какие-нибудь химические стаканы и пробирки, но открывшаяся ему картина поражала воображение. Бывшую спальню превратили в биолабораторию, оснащенную по высшему стандарту. Вдоль стен выстроились лабораторные столы с черным покрытием, над ними — ряды новеньких, сверкающих шкафов. На столах — стандартные инструменты современной биологической лаборатории: центрифуги, пипетки, шюттель-аппараты и шеренги реагентов. Если бы не кое-какие кустарные устройства, Джейк мог подумать, что находится в одной из сотен лабораторий Корнелльского университета. Как если бы гигантский кран вытащил целую комнату из корпуса технологии естественных наук и перенес ее на Баффало-роуд.
— Сколько же вы на все это угрохали?
— Не больше сорока штук, почти все добыто через «Доув-бид», интерактивный аукцион промышленного оборудования. Если дождаться, пока крякнется какая-нибудь биотехнологическая фирма, можно скупить оборудование по дешевке. Конечно, не сравнить с халявой во время обвала «Телекома» несколько лет назад, но тоже неплохо. Остальное сам сделал. Это ж не ядерный реактор. Циклер для ПЦР — та же мультиварка, если разобраться. — Харпо повернулся к Владу: — Ну что, русский засранец? Надеюсь, ты привел повелителя роботов-козявок не для того, чтобы я оживлял его прозу?
— Готов потрудиться? — спросил Влад, держа в поднятой руке пузырек с ДНК, взятой из светящегося гриба Лиама. — Нужно секвенировать.
— Концентрация?
— Неизвестно.
— Гомогенность?
— Понятия не имею.
— Длина цепи?
— Не знаю.
— Но последовательность праймеров хотя бы имеется?
Влад утвердительно кивнул.
— Сроки?
— Прямо сейчас.
Харпо взял пузырек и повернулся к Джейку:
— Значит так, приятель. Двести баксов в час плюс расходные материалы. Хронометраж без бумаг. Оплата — наличными. Никаких чеков, карт «Виза» или «Мастеркард». И Боже упаси предлагать «Американ экспресс».
Первое упоминание об узумаки, которое Мэгги нашла в записных книжках Лиама, было датировано 1953 годом. Она сидела на бетонном полу гербария, разложив вокруг дедовские тетради. Мэгги нашла их в кладовке, где хранились личные записи всех светил микологии. Картонные ящики громоздились до потолка, в воздухе витал аромат медленно, но неотвратимо умирающей бумаги. Женщина нашла коробки с тетрадями деда, вытащила из кладовки и теперь с трепетом в сердце перебирала, разыскивая заметки о путешествиях в Южную Америку и Бразилию. Записные книжки были сложены не по порядку, приходилось открывать и читать каждую.
По сторонам возвышались ряды семифутовых стеллажей с образцами грибной флоры. Сильно пахло нафталином, от которого дохли табачные жуки — заклятые враги архивариуса. Ее дед любил копаться в этих шкафах, провел здесь полвека. В гербарии хранились все его находки, сотни обнаруженных и классифицированных им образчиков. Профессор исколесил весь мир в поисках новых видов грибов. Почти в каждом уголке мира у него имелся знакомый эксперт-миколог — иногда ученый, иногда обычный фермер. Но чаще всего он летал в Бразилию. Как-то раз он взял с собой семнадцатилетнюю Мэгги. Внучка поразилась, увидев, сколько у деда знакомых. Казалось, друзья ждали его повсюду, в каждой провинции, да не просто друзья, а отменные знатоки местной грибной флоры.
Бразилия запомнилась и по другой причине. В Сан-Пауло проживало почти миллион выходцев из Японии. В городском районе под названием Либердад ей показалось, что она вдруг очутилась на Дальнем Востоке. Лиам объяснил причину: в 1907 году Япония и Бразилия подписали договор, положивший начало переселению обедневших японских крестьян в Южную Америку для работы на кофейных плантациях. Мэгги видела потомков этих работников, которые превратились в самую крупную японскую диаспору в мире.
Запись, привлекшая внимание Мэгги, находилась на тридцать второй странице блокнота, помеченного 1953 годом. Дед писал в ту пору уверенным и четким почерком, у него еще не начали дрожать руки. Мэгги, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, принялась читать описание открытия:
«8/28/53
Спиралевидная морфология, поражает посевы в окт. — нояб., пускает корни на стерне кукурузы, оставшейся после снятия урожая. Фермеры его боятся. Говорят, из-за него в душу проникают духи. Духи? По их объяснениям, грибок вызывает галлюцинации и безумие.
Похоже, это он и есть. Предположительное название: Fusarium spiralis».
Мэгги пропустила тщательное описание фенотипа и попытку таксономии, или определения места данного вида в царстве грибов. Концовка записи все связывала воедино.
«Я спросил, не приезжали ли сюда японцы. Старик из деревеньки близ Порто-Алегре сказал, что небольшой отряд японцев побывал здесь в 1939 году. Сначала они распространили среди японских эмигрантов сообщение, предлагая деньги за необычные либо опасные организмы, в частности вредителей культурных растений. Гости назвались представителями японского Министерства сельского хозяйства, но им никто не поверил. Жители деревни заметили, что японцы ничего не смыслят в кукурузе и фермерстве. Методы культивации их тоже не интересовали. Они, однако, спрашивали, не болеют ли здесь люди.
Прошел слух, что приезжие — военные. Я спросил, брали ли они пробы. Крестьянин сказал, что брали. Наполнили сотнями образцов целый сундук. Довольные были. Крестьянину японцы не понравились — жестокие, говорит, бессердечные».
Мэгги полностью ушла в чтение, Вселенная съежилась до размера блокнотной страницы. Когда раздалась трель мобильника, она подскочила от неожиданности.
