– Яков Алексеевич, – Грызлов обиженно взял листок, но мять его не стал. – Подскажите, что делать?
– Подскажу.
– Спасибо, Яков Алексеевич.
– Потом скажешь. А сейчас от тебя чего требуют? Справку. Ответь, для чего?
– Чтобы составить впечатление о человеке.
– Какое впечатление?
– Объективное, как я понимаю.
– Грызлов, что значит объективное впечатление? Ты можешь объяснить?
– Объективное, значит все как есть.
– Ты уверен, что кто-то всерьез интересуется тем, что есть на самом деле? Давай проиграем ситуацию. Кто этот Назаров? Первое, на что надо обратить внимание – он свалился на Москву как хрен с бугра. Зачем? С какой целью? Мы не знаем. И тут на него требуют объективку. Для нас с тобой – он темная лошадка. Приехал в столицу и сразу в Минатом. Зачем? Ты бы пошел туда? Думаю, нет. Значит, те, кому надо, хотят знать, что это за гусь – Назаров. Что он выложил Аркатову? Вопрос. Аркатов зашевелился, зашелестел. Значит, нечто серьезное. Информация пошла наверх. Объективку потребовали в Совет безопасности. По нашей бумажке там будут решать, верить Назарову или не верить. Теперь допустим, что все его сообщения окажутся туфтой. Провокацией.
– Так точно.
– Значит, и исходи из этого. Ты представитель федеральной службы безопасности. Так? Выходит, должен постоянно каждым словом напоминать всем, что опасность для государства существовала и существует. Если мы забудем об этом напоминать, то окажемся никому не нужными.
– Это понятно.
– Вот и находи такие слова, чтобы они настораживали. Ты сам отыскал в туркменских газетах сообщение, что три бандита, братья Мурад и Дурды Джумабаевы и Андрей Назаров, которые организовали побег из тюрьмы, в результате спецоперации были настигнуты в Каракумах и уничтожены. А Назаров на самом деле жив, хотя там, в Туркмении, стрелял. Так?
– Стрелял.
– Вот и пиши: «Социально опасен. Связан с преступными группировками. Прекрасно владеет оружием, пускает его в ход, не задумываясь».
– Но мы же не знаем, может, он задумывался?
– Грызлов, я кую из тебя чекиста, а тебя бросает в адвокаты.
– Нет, Яков Алексеевич, что вы.
– То-то. Теперь скажи, ты когда-нибудь в боевой обстановке стрелял после серьезных раздумий?
Грызлов в силу небольшого стажа в боевой обстановке еще не бывал, но напоминать об этом начальнику не счел нужным. Ответил коротко:
– Нет, не стрелял.
– Верно. Потому что в бою палят без раздумий. Это Госдума любит треп. Бой любит выстрелы. Теперь подумай, что держит тебя написать: «стреляет, не задумываясь»?
– Да ничего, собственно.
– Вот и пиши. Так, чтобы в случае чего мы могли сказать: для нас этот Назаров лошадка темная, о чем вам и доложено.
– Понял, сделаю.
Справку Грызлов переписал, и Федорчук отправился с ней к генералу Травину. Пока генерал знакомился с документом, Федорчук с тяжелым вздохом сказал:
– Если честно, Иван Артемьевич, не нравится мне этот тип. Надо бы сделать, чтобы он не встречался с членами правительства.
– У тебя что-то есть на него, кроме этой филькиной грамоты? – Травин потряс справкой.
– Достоверного не так много, но и то малое, что есть, настораживает. Он работал в Туркмении.
– Был связан со спецслужбами?
– Нет, не был. По характеру анархист. Бежал из зиндана. Увел с собой двух туркменских головорезов. Или они его увели с собой, точных сведений нет. Но нам лучше держаться того, что организатор побега он. Их пытались перехватить, но они разметали погоню и ушли в Узбекистан. Правда, официально Ашхабад поддерживает версию, что беглецов загнали в угол и ликвидировали. Хотя позже их видели в Бухаре, затем они растворились. И вот он в Москве. Кто даст гарантию, что у него на уме?
– Темная лошадка, ты хочешь сказать?
– Не буду грешить, но я люблю о тех, кем интересуюсь, знать все.
– Вот что, Федорчук, наше с тобой дело телячье. Подсказывать руководству решение мы еще можем, но если оно принято, надо выполнять. Справка дает ясное представление о человеке, вот и пусть решают, как быть с Назаровым те, кому это положено…
Кашкарбай во второй раз побывал на Ленинградском рынке и встретился с Максудом. Тот сообщил, что его люди пресекли попытку двух таджиков встретиться в Назаровым в поселке, где проживает его сестра. Исполнителям пришлось заплатить по сотне баксов.
Поблагодарив Максуда, Кашкарбай сверх ранее отданных трех сотен, вручил еще две.
Они попрощались, и Кашкарбай поехал в гостиницу «Восток», где, по его сведениям, остановился Абдужабар Хакимов. Они встретились в прокуренном и пропахшем чесноком двухместном номере. По обычаю вежливо поздоровались, хотя друг с другом до этого не встречались.
– Что привело вас к нам? – спросил Абдужабар после обмена приветствиями.
– В данном случае, господин Хакимов, я посланник. Обычное письмо от людей, которые стараются удержать вас от больших и неприятных ошибок.
– Похоже, ты меня хочешь испугать?
– Я ничего не хочу. Мое дело передать, что советуют вам те, кто послал меня сюда.
– А если я пошлю и тебя, и людей, которых ты представляешь, подальше, чем они есть сейчас?
Кашкарбай скривил губы в ехидной улыбке:
– Твое пузо, Абдужабар, надутое как воздушный шар, очень нежная штука. Если шар проткнуть, ты станешь в два раза меньше размером, и амбиции твои сразу исчезнут. Так что давай говорить, будто твое брюхо уже сдулось…
Абдужабар, слушая Кашкарбая, медленно наливался красным цветом. Причем происходило это не сразу, а постепенно. Поначалу запламенели щеки, потом красными пятнами подернулся лоб, над черными густыми бровями легли багровые полосы, будто кто-то содрал в этом месте кожу узкими ленточками. Наконец, свекольная фиолетовость залила шею, и Кашкарбаю стало ясно – резервы красноты исчерпаны. Значит, Абдужабар заведен до предела.
Два худых жилистых головореза, с собачьей готовностью по сигналу хозяина готовые броситься на чужака, сидели в напряженных позах, отодвинув стулья от стола, чтобы было легче вскочить с них.
– Слушай, Кашкарбай, или как там тебя зовут на самом деле, – Абдужабар говорил, сопровождая рождение каждого слова тяжелым пыхтением, – тебя еще не зарезали, потому что ты узбек. Был бы русский, тебя бы уже везли в Склиф. Сам в одном мешке, кишки – в другом.
Довольный собственной остротой, Абдужабар сипло рассмеялся. Расцвели кривыми улыбками лица его подручных.
– Как интересно, – сказал Кашкарбай, но давай договоримся так. Мне нужно пять минут, чтобы все объяснить тебе. – Он отщелкнул зажим, ослабил цепочку часов, снял их с руки и положил на стол. Посмотрел на головорезов. – Следите за стрелками, батыры. Когда большая дойдет сюда, можете меня резать. Я разрешаю.
Абдужабар после мощного прилива крови старался как следует отдышаться. Попыхтев и посопев, предложил:
– Говори. Пять минут мы потерпим.
– Положи руку на стол, – предложил Кашкарбай. – Да не бойся ты!
– Испугал! – презрительно просипел Абдужабар и плюхнул на белую скатерть левую руку с пальцами, как фирменные сардельки. – И что?
Кашкарбай положил поверх ладони Абдужабара свою и повернулся к одному из подкаблучников наркобарона:
– Косой, пришпиль своим ножичком наши обе руки к столу. Чтобы разговор шел на равных.
Головорез обалдело посмотрел на босса. А тот резко выдернул свою руку из-под ладони Кашкарбая.
– Ты что, ненормальный? – спросил он. Но даже его тупым защитникам стало ясно, что хозяин сплоховал. Они ничем не выдали этого понимания, хотя Абдужабар уже знал, что слух о его испуге теперь пойдет гулять среди своих. Чтобы показать, будто сохранил самообладание, позволил: – Говори, время уходит. И подвинул часы к себе.
– Ты знаешь, кто такой Джумабой Намангани?
Для большинства жителей России имя Намангани мало о чем говорит, но для узбека оно наполнено такой же информацией, как для нас имена Басаева и Хаттаба. Руководитель подпольной исламистской организации, объявивший смыслом своей жизни уничтожение светского государства Узбекистана с целью превращения его в страну, где правят законы шариата, организатор террористических актов, взрывов, убийств, а также распространения наркотиков, стал личностью широко известной в народе.
Поэтому Кашкарбай, обратившись в разговоре с Хакимовым к имени Намангани, взывал отнюдь не к благородным чувствам собеседника, а давил на естественный для любого человека инстинкт самосохранения. И делал это с точным расчетом.
– Так вот, дорогой Джабар, не делай вид, будто никогда не слыхал имени Джумабоя. Если забыл, спроси своих подлипал. Они-то в курсе. Теперь постарайся понять, что я только язык этого человека, – Кашкарбай открыл рот, высунул язык и поболтал им: – Ла-ла, ла-ла. А слова сочинил Намангани. Он приказал передать тебе: если этот хурджин дерьма Джабар не понимает устных предупреждений, я положу конец его делу на три поколения вперед. Вот, – Кашкарбай вынул из кармана мобильник. – Набери номер. Я скажу какой. Он московский. И скажи: «Я, Абдужабар Хакимов, плевал на все, что мне тут говорит узбек из Ферганы». Потом отключись, и мы подождем двадцать минут. Этого хватит, чтобы передать тебе сообщение. Я даже знаю, какое. Новости будут печальные. Первая – твой сын Ибрай утонет в Аксае. Вторая – твой внук Тимур споткнется, упадет и проткнет пузо ножом. После этого мы продолжим разговор, и я постараюсь убедить тебя исполнить наши просьбы. Да, у тебя есть еще сыновья Азамат, Пулат и кто там еще?
