Первый немного пришел в себя после первоначального шока и уже поднимал пистолет, когда Малоун дважды ударил его в лицо, а затем впечатал колено в его грудь. Жердь повалился на пол и затих.
Дверь номера открылась. На Малоуна смотрела Пэм.
— Зачем ты открыла дверь? — спросил он.
— Я подумала, ты и вправду заказал ужин.
Малоун поднял с пола пистолет и сунул его себе за пояс.
— Неужели я бы не сказал тебе об этом?
Он торопливо обыскал обоих мужчин, но никаких документов не обнаружил.
— Кто они? — спросила женщина.
— Один из них следил за тобой в аэропорту.
Малоун схватил Жердя за руки и втащил его в номер, затем ухватил за ноги второго и проделал ту же операцию.
— До чего же ты упрямая!
Он хлопнул дверью и повернул замок.
— Я проголодалась.
— Как там Гари?
— Он в порядке, но я не стала разговаривать долго.
Один из поверженных противников застонал. Вскоре они очнутся. Малоун схватил кожаный ранец и пистолет Хаддада.
— Идем!
— Куда?
— Может, ты хочешь находиться здесь, когда эти двое очухаются?
Подобная перспектива явно пришлась женщине не по душе.
— Но у тебя есть пистолет, — напомнила она.
— Который я совершенно не хочу использовать. Это не Дикий Запад. Мы находимся в отеле, где полно людей, так что давай будем благоразумны и просто уйдем. В этом городе хватает других гостиниц.
Пэм взяла шаль и накинула ее на плечи, после чего они вышли из номера и вскоре уже спускались в лифте. Оказавшись в вестибюле, они вышли из отеля в холод ночи. Оглядевшись, Малоун сообразил: будет очень трудно понять, есть ли за ними «хвост». Тут слишком оживленно, за всеми не уследишь. Ближайшая станция метро находилась в двух кварталах от отеля, и, настороженно озираясь, они пошли по направлению к ней.
Мысли Малоуна метались. Как мог человек из аэропорта отыскать их? Еще одна мысль тревожила его еще сильнее: откуда мужчина с подносом мог знать, что его нет в номере?
«Заказ был сделан джентльменом…»
Он повернулся к Пэм и спросил:
— Когда этот мужик постучал в дверь, ты сказала ему, что ничего не заказывала?
— Да, — кивнула женщина, — и тогда он заявил, что заказ сделал ты.
Это было не совсем точно. Мужик с подносом сказал, что «заказ сделал джентльмен». Что это — он просто угадал? Да быть того не может!
Вашингтон, округ Колумбия, 21.00
Стефани вела Кассиопею по тихому предместью Вашингтона. На протяжении последних часов они прятались в пригородах. Из платного телефона в ресторане «Треснутая бочка» Стефани позвонила в штаб-квартиру группы «Магеллан» и узнала, что Малоун до сих пор не выходил на связь. В отличие от Белого дома. Из офиса Ларри Дейли звонили трижды. Стефани попросила своих сотрудников передать, что она доберется до него при первой же возможности. Она понимала, что идет на обострение ситуации, но делала это сознательно. Пусть Дейли попотеет, думая о том, что в следующий раз увидит ее жизнерадостное лицо в прямом эфире телекомпании Си-эн-эн. Возможно, этого страха окажется достаточно, чтобы заместитель советника по национальной безопасности хоть какое-то время держал себя в руках. А вот с Хизер Диксон и израильтянами дело обстояло сложнее.
— Куда мы идем? — спросила Кассиопея.
— Решать проблему.
Этот квартал изобиловал изысканной архитектурой, вошедшей в моду у предпринимателей, которые первыми заселяли в девятнадцатом веке эти улицы. Выстроившиеся рядами дома в колониальном стиле и мощеные тропинки создавали дух благополучия — он просто-таки витал в вечернем воздухе.
— Послушай, — сказала Кассиопея, — я не являюсь твоим агентом и поэтому хочу знать, во что ввязываюсь.
— Можешь уйти в сторону в любой момент, когда пожелаешь.
— Размечталась! Так просто ты от меня не отделаешься.
— Тогда перестань задавать вопросы. Торвальдсена ты так же допрашиваешь?
— Почему ты его так не любишь? Во Франции ты была готова вцепиться ему в глотку.
— Посмотри на ситуацию, в которой я оказалась, Кассиопея. Коттон попал в заваруху, серьезнее которой быть не может. Мои собственные люди хотят меня убить. За мной гоняются и саудовцы, и израильтяне. Ты думаешь, сейчас с моей стороны было бы разумно любить хоть кого-то?
— Это не ответ на мой вопрос.
И впрямь, ответ был не совсем искренним, но Стефани не могла заставить себя сказать правду — то, что благодаря сотрудничеству с ее последним мужем Торвальдсен узнал ее сильные и слабые стороны и теперь рядом с ним она чувствовала себя беззащитной.
— Давай сформулируем это так: просто мы с ним слишком хорошо знаем друг друга.
— Хенрик волнуется за тебя и именно поэтому попросил меня приехать сюда. Он почувствовал беду.
— Я ценю его заботу, но это не причина для того, чтобы я его любила.
Стефани наконец увидела нужный дом — одно из многих кирпичных строений с резным орнаментом, портиком и крышей с мансардой. Свет горел только в окнах нижнего этажа. Она оглядела улицу. Та была тиха и пустынна.
— Следуй за мной.
Альфред Херманн спал очень мало. Он приучил свой мозг ограничиваться менее чем тремя часами сна в сутки. По возрасту он не принимал участия во Второй мировой войне, но в его памяти отчетливо отпечатались детские воспоминания о нацистах, марширующих по улицам Вены. В последующие десятилетия он активно боролся с Советами и марионеточными режимами, приходившими к власти в Австрии. Деньги Херманна являлись наследием Габсбургов и на протяжении двух веков помогали этой династии уцелеть в изменчивой и бурной стремнине мировой политики. За последние пятьдесят лет семейное состояние увеличилось десятикратно, и во многом благодаря ордену Золотого Руна. Столь тесные отношения с ограниченным кругом избранных со всего мира давали такие преимущества, о которых ни отец, ни дед Херманна не могли даже мечтать. Но стоять во главе этого круга — значит иметь более впечатляющие выгоды.
Однако срок его правления — вместе с жизнью — подходил к концу.
После его смерти все унаследует дочь, и эта мысль не утешала Херманна. Да, она во многом похожа на него. Решительная, целеустремленная, Маргарет умела ценить прошлое и с отцовским энтузиазмом жаждала самого ценного из доступных человеку приобретений — знаний. Но она до сих пор оставалась не до конца отшлифованной. Работа над этим шла, однако Херманн опасался, что завершиться ей не суждено.
Он смотрел на дочь, которая, подобно ему, спала считанные часы в сутки. Он назвал ее Маргарет в честь своей матери. Сейчас дочь любовалась моделью Александрийской библиотеки.
— Мы сумеем ее найти? — негромко спросила она.
Херманн подошел ближе.
— Я думаю, Доминик уже подобрался совсем близко.
Она посмотрела на отца проницательным взглядом серых глаз.
— Сейбру нельзя доверять. Ни один американец не заслуживает доверия.
Они уже говорили на эту тему раньше.
— Я не доверяю вообще никому.
— Даже мне?
Он усмехнулся. Об этом они тоже говорили.
— Даже тебе.
— Сейбр взял слишком много воли.
— Зачем же ограничивать свободу его действий? Мы поручаем ему сложные задания. Делать это и в то же время рассчитывать, что он будет действовать так, как хочется нам, нельзя.
— Он страшный человек. Американская хитрость, изобретательность, пронырливость… Ты просто об этом ничего не знаешь.
— Доминик — своенравный человек, которому нужна цель. Мы ему эту цель дали. Взамен он помогает нам в том, чтобы добиться наших целей.
— В последнее время я ощущала исходящую от него опасность. Он изо всех сил пытается замаскировать свою амбициозность, которая грозит нам крупными неприятностями. Нужно просто приглядеться к нему, и ты увидишь.
Херманн решил слегка уколоть дочь.
— Может, он просто тебе нравится?
Она только фыркнула.
— Только не это! Более того, когда тебя не станет, я вообще вышвырну его вон.
Херманна удивила уверенность дочери в том, что она унаследует все, принадлежащее ему.
— Нет никакой гарантии в том, что ты станешь Синим Креслом. Руководителя выбирают Кресла.
— Я окажусь в Круге, а оттуда — один шаг до того положения, которое занимаешь ты.
Херманн, однако, вовсе не был в этом уверен. Ему было известно о ее контактах с остальными четырьмя Креслами. Более того, в порядке эксперимента он даже поощрял их. Его состояние — и по размерам, и по возрасту, и по размаху — многократно превышало капиталы каждого из членов Круга. Финансовые институты, которые он контролировал, словно спрут опутали своими щупальцами многих членов ордена, включая даже троих из Кресел. Никто из них нипочем не захотел бы, чтобы об этой их уязвимости стало известно, а Херманн всегда брал за свое молчание только одну плату — преданность. Используя эту их слабость, он манипулировал ими на протяжении десятилетий, но попытки его дочери делать то же самое оказывались беспомощными и не давали результатов. Поэтому сейчас он не мог не предупредить ее.
