Майло подошел к одному из обладателей серых рубашек и показал свой жетон. Охранник улыбнулся и не двинулся с места. Секретарь продолжал разговаривать — судя по всему, обсуждал личные проблемы.
Майло подождал и хлопнул ладонью по конторке. Охранник улыбнулся еще шире, а секретарь подскочил.
— Подожди. — Внезапная фальшивая улыбка. — Вы пришли сюда на встречу?
— Мы хотим повидать Рори Клайна.
— И кто же это такой?
— Он работает в почтовом отделении.
— Почтовое отделение не принимает звонков.
— Этот примет.
— Угу. Рабочее время…
— Несущественно. Звоните ему.
Серая рубашка отпрянул. Взглянул на охранника. Увидел широкую спину.
— Послушайте, я даже не знаю, как туда пройти.
— Самое время узнать.
Понадобилось несколько звонков, разговоров озадаченным шепотом и многократное повторение слова «полиция», прежде чем серая рубашка сказал:
— Он идет. Подождите вон там.
Мы остановились у коричневых кресел. Через пять минут открылись двери лифта, оттуда появился узкий брюнет с покатыми плечами и направился к нам.
Рори Клайн выглядел на все сорок плюс еще несколько лет: щеки ввалившиеся, глаза под стать. Его остроконечная прическа шла ему не больше, чем помада золотой рыбке, белая рубашка была мятой и обвисшей, как использованный «Клинекс», а тощий черный галстук висел над ремнем серых брюк в дудочку.
Клайн показал на входную дверь, торопливо обогнал нас и вышел на улицу.
Мы догнали его через квартал на Линден-драйв. Рори шагал, засунув руки в карманы.
— Мистер Клайн?
— Что вы творите? Теперь все будут думать, что я преступник!
— В вашем бизнесе это может поспособствовать карьере, — пошутил Майло.
Клайн выпучил глаза:
— Смешно! Поверить не могу, что она послала вас сюда. Я уже рассказал вашим коллегам свою версию, и они согласились, что ее история — сплошная выдумка. Но вы снова вернулись. Почему? Потому что у нее есть какие-то бабки, вот почему вы вернулись. Как в том фильме с Эдди Мерфи. Выходит, я теперь действующее лицо какой-то гребаной голливудской комедии?
Дерганые движения, торопливая речь, суженные зрачки.
— Она? — поднял брови Майло.
— Она, вот именно, — всплеснул руками Рори Клайн. — Давайте я вас просвещу. Единственная причина, почему она не оставляет меня в покое, заключается в том, что она, вероятно, услышала, что я должен получить повышение, вот и решила вовремя вскочить в поезд.
— Поздравляю с повышением, — сказал Майло.
— Да, это вот-вот случится. Или должно было случиться, пока вы, ребята, не появились и не пустили все под откос. Моя кандидатура рассматривается в качестве претендента на должность помощника Эда Ламоки, поняли?
— Большой человек.
— Один из, — сказал Клайн, бегло перечисляя имена кинозвезд. — Все хотят на него работать, мне понадобились годы, чтобы добиться нынешнего положения, а тут появляетесь вы, и они могут подумать… Как вы могли так поступить только потому, что эта задница вам велела? Они все врут, вся эта история сплошная подстава!
Скорость речи этого парня возросла настолько, что его было просто невозможно понять. Я задумался, достаточно ли велико здание, чтобы там могла прятаться лаборатория, выпускающая метанол.
— Как вы думаете, мистер Клайн, кто привел нас к вам? — спросил Майло.
— На кого я думаю? На них. На персидскую суку и ее долбаного персидского мужа. Что бы они там ни говорили, это она меня ударила, изуродовала мой бампер, изувечила мой багажник и разбила подфарники. Я был впереди, она была сзади, и у меня, твою мать, не было никакой возможности откатиться назад — там ведь даже не было горки! Я вас, ребята, не вызывал, потому что никто не пострадал, а она признала, что это ее вина, даже обещала заплатить за ремонт. Потом она уезжает домой, рассказывает все своему гребаному богатому мужу, торговцу коврами, и он начинает крутить. Ладно, хотите спорить — я не возражаю. Чего я понять не могу, так это зачем она тратит ваше время, когда я уже сделал заявление ее страховому агенту и он сказал, что верит мне, что совершенно очевидно — я не мог скатиться задом и въехать в нее. У меня нет собственной страховки, потому что она закончилась, когда я переехал сюда, но если читали отчеты страховщиков, вы об этом должны знать.
Он прошел вперед и снова вернулся.
— Могу я теперь вернуться на работу и постараться исправить ситуацию?
— Мы пришли сюда вовсе не из-за вашего погнутого бампера, — сказал Майло.
— Тогда зачем? Я занят!
— Успокойтесь, сэр.
— Не успокаивайте меня! Возможно, вы только что сломали всю мою жизнь, так что…
— Прекратите.
— Вы прекратите!
— Замолчите. Немедленно.
Что-то в голосе Майло остановило его. Клайн заломил руки.
— Начнем сначала.
— Что теперь? О Господи, — застонал Клайн, — я бог весть сколько не спал, так что не знаю…
— Тогда у нас есть кое-что общее, мистер Клайн. Я расследую убийство.
— Убийство? Кого-то убили? Кого?
— Кэт Шонски.
Напряжение Клайна спало, как будто ему всадили укол валиума.
— Вы шутите. — Он улыбнулся.
— Вы полагаете, это смешно?
— Нет, разумеется, это… какой-то абсурд. Вы меня ошарашили. Кто ее убил?
— Именно это мы и пытаемся выяснить. Почему абсурд?
— Кого-то убили. — Клайн сжал губы. — А почему вы разговариваете об этом со мной?
— Мы беседуем со всеми, с кем она встречалась.
— Выкиньте меня из этого списка. Мы с ней не встречались. Она сняла меня в клубе, в течение нескольких месяцев мы с ней иногда занимались сексом, затем оба поняли, что притворяемся и что дело того не стоит.
— Мужчине сложно притвориться, — заметил Майло.
— Вы все понимаете буквально, — фыркнул Клайн. — И не говорите, что с вами такого не случалось. Я говорю не о стоит или нет, а о том, что можно быть там, а на самом деле отсутствовать.
Майло не ответил.
— Ладно, — сказал Клайн, — допустим, вы мачо и можете делать это даже с банкой печенки. Я же ощущаю пустоту. Она всегда отсутствовала. Мы решили остаться друзьями, но и из этого ничего не вышло.
— Почему?
— Потому что мы не нравились друг другу. — Клайн слегка отступил, видимо, сообразив, какие можно сделать выводы из этого заявления. — Послушайте, в последний раз я ее видел, наверное, полгода назад. С той поры у меня было две подружки; если хотите поговорить с ними, милости просим — они вам расскажут, какой я белый и пушистый.
Он быстро назвал имена, Майло записал.
— Вы в самом деле собираетесь им звонить? Глупо. Хотя валяйте, почему бы и нет; может, в случае с Лори это сработает мне на пользу и она снова мною заинтересуется.
— Почему?
— Я буду для нее выглядеть опасным и все такое, — объяснил Клайн. — Я безопасен, и в этом моя загвоздка. Лори считает, что я такой средний, что почти ничего собой не представляю. Да я и сам так себя ощущаю. Не ем, не сплю, а теперь вы еще разрушили мою карьеру. — Рори визгливо рассмеялся. — Черт, может, лучше перерезать себе вены? — Он потер руки. — И это будет на вашей совести.
Майло промолчал.
— Знаю, я все знаю. Надо отдохнуть, заняться йогой, пить витамины. Звучит как реклама спортзала. Я отдохну, когда сдохну.
— Тогда, полагаю, Кэт сейчас отдыхает, — спокойно произнес Майло.
Клайн захлопнул рот и попытался стоять неподвижно, ограничившись раскачиванием на каблуках.
— Поверить невозможно.
Майло спросил его, где он был, когда Кэт Шонски ушла из клуба.
— Здесь, — ответил Клайн.
— В Лос-Анджелесе?
— Здесь, — повторил Рори. — Работал.
— Работали в выходные?
— Что такое выходной? Если хотите, можете проверить по журналу охраны, но, умоляю вас, не делайте этого. Мне только хуже будет.
— Вы часто так делаете? — поинтересовался Майло.
— Что именно?
— Работаете по выходным?
— Черт, да. Иногда я по нескольку дней не ухожу домой. Эд Ламока двадцать лет назад установил рекорд: десять дней не мылся. Извел всех придурков радиоактивными амбициями и космической телесной вонью. Они испарились быстро, эти придурки, в основном уроды из Лиги плюща, которые считали, что прямиком из Гарварда попадут к Брэду Питту. Я учился в Калифорнийском университете, меня подгонял голод.
— Что вы можете сказать нам о Кэт Шонски? — спросил Майло.
— Большая притворщица, — ответил Клайн. — Не только в смысле этого, во всех отношениях. Как будто ей хотелось прожить жизнь другого человека.
— Чью, например?
— Кого-нибудь богатого и ленивого. Второе качество у нее уже наличествовало.
— Она вам не нравилась.
— Я уже это сказал.
Мы задали еще несколько вопросов, упомянув о роскошных лимузинах и сексуальных отклонениях. Все это прошло мимо Клайна, который мог говорить только о себе.
