— Если пятно и правда кровавое, как нам это кажется, мы можем предположить, что Ги ранили, даже тяжело ранили. — Усы Антонио Фабрисио казались гладкими как никогда.
— И странно, что нет никакого следа, ведущего от прогалины. Почему раненый человек вдруг перестал истекать кровью?
— Да, действительно странно. — Гватемалец, похоже, не на шутку растерялся. — Хотя сельва способна быстро уничтожить любой след. Признаюсь, что мне трудно отыскать логику в том, что случилось.
— Со мной происходит то же самое, Аугусто, — вдруг прозвучал усталый голос Хулио Риверы. — Как будто я внезапно постарел.
— Мы все себя одинаково чувствуем, и возраст здесь ни при чем. — Николь попыталась говорить уверенно. — Мы чувствуем именно то, что люди, похитившие Ги, хотят заставить нас чувствовать. Мы потрясены и запуганы. И с этим мы не можем смириться.
— Но разве Ги…
— Согласна, согласна. Мы должны думать только о нем, но я совершенно не верю во всю эту чушь в оставленной нам записке. Осквернение земли майя… территория наших предков… Выглядит как дешевка. От нас добиваются другого: чтобы мы прекратили поиски нефритовой маски. Чтобы мы вернулись домой и освободили им дорогу.
Напряженное молчание последовало за словами девушки, как будто каждый из присутствующих взял тайм-аут, чтобы проанализировать их.
— Ты думаешь, что…
— Флоренсио Санчес…
Фабрисио и Ривера заговорили одновременно.
— Имен я не знаю, но ясно, что есть кто-то еще, кто интересуется тем же, что и мы. И он без малейших колебаний сделает решительный шаг, чтобы остаться в одиночестве.
— И он наверняка получал информацию изнутри, — вмешался Жан, говоря медленно, как человек, всего лишь констатирующий факт. — Он явно ожидал, что мы… точнее, вы выполните работу. Теперь он в вас не нуждается.
— Но мы ведь еще не знаем, где искать… — Хулио Ривера выглядел растерянным, и было заметно, что он прилагает усилия, чтобы привести свои мысли в порядок.
— Видимо, ничего сложного тут нет, поскольку похоже на то, что он (или они) уже это поняли.
— Лестница! — вмешалась Николь. — Должно быть, они расшифровали послание, заключенное в надписях на ней! И нет сомнений в том, что они нас обогнали. Я думаю, прежде чем продолжить разговор или принять какое-либо решение, мы должны узнать, что ожидает нас в ближайшем будущем. И как можно скорее!
— Потрясающе, Жан. Честно говоря, у меня, когда я смотрю на эту лестницу, мороз пробегает по коже. Нет необходимости указывать, на какую ступеньку нужно смотреть. Она сильно выделяется среди остальных… совершенная, замечательно сохранившаяся. Скажу тебе по правде, если боги не имеют к ней никакого отношения, люди, оставившие свой след, взяли на себя огромный труд, чтобы она так выглядела.
— Это действительно так, и я также не нахожу этому логического объяснения. И это не может быть случайностью. Послание на стенах храма выглядит так, словно недавно нарисовано, стела Уашактуна отличалась от всех остальных… — Жан пожал плечами. — А теперь ступенька. Кажется, ее только что закончили высекать. Посмотри внимательно, другие как будто побиты оспой…
— Да. Или об этом позаботились боги, или материал выбирали с особой тщательностью. Если честно, я почти начала верить в богов. — Николь произнесла последние слова очень тихо, почти про себя, продолжая при этом исследовать рисунки, сделанные в тетради, лежащей у нее на коленях.
Жан улыбнулся и сел на землю возле невесты, опершись спиной о большое дерево, служившее им обоим спинкой.
Тетрадь девушки содержала несколько рисунков, выполненных карандашом. Первый был эскизом лестницы, где она выделила твердыми штрихами четвертую ступеньку. Под ним находилось изображение глифа со стрелкой, указывающей на его положение на лестнице. А под глифом археолог написала заглавными буквами перевод: Каб К’у. Это имя она обвела кружком, словно хотела навсегда оставить его в ловушке на бумаге.
— Каб К’у, Жан. Бог Земли. Он приветствует нас и подтверждает, что мы на правильном пути. В Уашактуне был Чан К’у, который приветствовал нас с верхней части стелы.
— Ты думаешь, что Ун Симиль ожидает нас в Караколе, не так ли? — Жан взял девушку за руку и привлек к себе. — И укажет нам правильный путь?
— Не знаю. Я лишь предполагаю. Я уже тебе говорила, что этот бог мне не нравится, но, думается, у него столько же прав, сколько и у остальных двух.
— Большая пирамида в Караколе. Каана, — сказал Жан, показывая на следующий рисунок в тетради. — Мы уже воображаем, что она станет нашей судьбой.
— Да, ее название уже встречалось в храме вместе с Уашактуном и Наранхо, но мы не знали, где искать. — Николь сделала паузу, а потом устало посмотрела ему в глаза. — По правде говоря, Жан, я не совсем уверена, что мы и сейчас это знаем. — Перевернув страницу тетради, она открыла остальные рисунки, сделанные утром. — Да, пирамида, которая, по нашему мнению, является Кааной, поскольку стела Уашактуна поведала нам, что наш следующий пункт назначения — Караколь. До сих пор мы двигались правильно, но потом… — Николь пожала плечами, рассматривая рисунки.
— Ты должна верить Аугусто. Он убежден, что эти глифы указывают на одно из трех строений, расположенных на вершине пирамиды. Ты это уже слышала: то, которое выходит на север, с двумя одинаковыми дверями. Да и Хулио Ривера был согласен с этим.
— Может быть. Это мне напоминает план из коллекции Гарнье, в конце концов оказавшийся планом погребального помещения в усыпальнице фараона Сети. Ты помнишь? Но там все было гораздо яснее.
— Для тебя, поскольку ты египтолог. Сейчас согласись с тем, что эксперты — они.
— Ладно. — Видимо, он не сумел до конца убедить Николь, потому что она все еще хмурилась. — Нам следует подняться на вершину пирамиды и зайти в помещение, выходящее на север. И сделать это через дверь, находящуюся справа, потому что на следующем рисунке индеец майя стоит на коленях и смотрит на нее. Хулио и Аугусто говорят, он делает это в знак почтения, но по-моему, он ждет, когда ему отрубят голову.
Жан весело рассмеялся, разглядывая рисунок.
— Да. Особенно если учесть, как ты его нарисовала. Но вспомни, наши друзья объясняли, что на нем королевский головной убор. Обычно именно короли отправляли людей на казнь, а не наоборот.
— Согласна, согласна. Археологи ведь уже побывали в этом помещении. Ну и что? По словам Аугусто, оно маленькое и грязное, но хуже всего то, что оно пустое. Ни одной надписи, ни алтаря… Ничего. Предполагается, что однажды туда придет Ун Симиль из Преисподней, чтобы отдать нам маску?
Жан поцеловал ее в лоб.
— Николь, я не узнаю тебя. Где археолог, жаждущий новых открытий? Умеющий мечтать и искать сокровища? Ты помнишь, под полом левого помещения оказалась усыпальница. Кто знает, что мы сможем найти в другом…
Николь некоторое время смотрела на него широко раскрытыми глазами и в конце концов улыбнулась. Она вернула ему поцелуй.
— Ты прав, Жан. Я устала и нахожусь в растерянности; я почти не спала, и к тому же у нас похитили Ги, нам угрожали. Я сказала, что мы не должны пугаться, но сама я не способна устоять перед страхом. Внезапно мне очень захотелось вернуться в Париж и сесть за стол в моем кабинете. А после работы пойти прогуляться с тобой по Монмартру, взявшись за руки, и при этом съесть мороженое. — Следующие слова она произнесла тихо, почти шепотом: — И чтобы мы сразу поженились, потому что уже подходит время.
Вскоре наступила ночь, и в лагере, расположенном в городе майя Наранхо, воцарилась тишина. Она казалась странной членам экспедиции, привыкшим в эти последние часы дня собираться вместе и тщательно анализировать события минувших суток. Кроме того, сам лагерь имел вид временного пристанища: повсюду были расставлены ящики и прочий груз, подготовленный к завтрашнему отъезду рано утром.
Хулио Ривера примостился возле раскладного столика, рассеянно листая книгу. Аугусто Фабрисио курил свою трубку, расположившись в нескольких метрах от мексиканца, глядя отсутствующим взглядом на развалины, в то время как Пьер, устроившись в гамаке, увлеченно чистил одну из своих камер. Помощники, носильщики и проводники тоже не разговаривали; они сидели рядом, хотя казалось, что каждый из них погружен в свои мысли.
Жан и Николь расположились в стороне от остальных, опираясь на то же дерево, под которым они сидели утром. Они разговаривали, но шепотом, как будто боялись нарушить эту почти мистическую тишину.
В первые вечерние часы, поспешно поужинав, Пьер, Жан, Николь и археологи сделали вид, что собираются прогуляться по развалинам, чтобы спокойно поговорить без свидетелей.
С самого начала Хулио Ривера выступил за прекращение поисков нефритовой маски. «По существу, это всего лишь химера», — сказал он, предложив вернуться в Белиз и там ожидать новостей от Ги. Однако вскоре он понял, что Николь и Аугусто Фабрисио были с этим не совсем согласны. Жан и Пьер предпочли пока не высказывать своего мнения. «Решение принимать вам» — таков был их аргумент.
