которые когда-то были персиками. Они были на грани перехода в жидкое состояние. Придя домой, Когти, должно быть, съела одну штуку и тут же забыла про остальные.
Когти открыла пакет для пищевых отходов, чтобы избавиться от некогда сладких, освежающих, спелых фруктов. На пике своей зрелости они должны были ублажить чей-нибудь рот, но теперь от них несло кислятиной и гнилью. Когти взяла один из персиков, и он тут же развалился и потек. И всего лишь оттого, что она приложила минимальное усилие, отделяя плод от стенки контейнера. Пришлось выуживать персики по кусочкам, отскребая ногтями приставшую к пластмассе шкурку. Фрукты намертво прилипли к боковой стенке, словно были навеки связаны с наледью, захватившей холодильник. В нос ударил запах гнили, глаза защипало. Немного погодя плечи у Когти начали подрагивать, и она тихо застонала. Собака подошла к ней и негромко гавкнула, утешая хозяйку.
Струйки белого дыма поднимались в воздух и переплетались друг с другом, словно руки матери, обнимающей ребенка. Рю взглянул на дым, потом на Чо и ребенка. Струи соединились в неразделимое облачко, а потом исчезали. Когти молча наблюдала за Рю. Его лицо выражало не столько горе и боль, сколько застарелое сожаление о неисполненном долге. В то время как Когти молилась сначала о прощении, а уж после — за упокой душ погибших: «Мне так больно смотреть на него, на его темный костюм и белую повязку на рукаве, на его напряженные плечи, прямую спину и ноги. Мне так хочется положить руку ему на плечо и прижаться щекой к его спине — прости меня не только за то, что хочу это сделать, но и за то, что думаю об этом».
Она не впервые видела Рю в официальном костюме. Обычно он надевал светлосерый или синий костюмы, но только в те дни, когда предстояла встреча с очень важными и влиятельными клиентами. На разные случаи у него был целый набор визиток: такая-то корпорация, такая-то сфера деятельности, такая-то продовольственная компания. На всех визитках он значился в статусе директора. Называл ли он себя директором малой семейной фирмы или подставной компании, меняющей вывески каждый день, стоило ему, облаченному в костюм, протянуть карточку, как люди начинали слушать его гораздо охотнее. Когти это казалось странным, ведь ни один из клиентов ни на секунду не верил, что Рю возглавляет какую-то корпорацию. Богатые и влиятельные люди обращались к нему, потому что не хотели сами марать руки. Те же, кто происходил из иных слоев общества, отдавали ему все, что имели, в отчаянии, умоляя и унижаясь.
В конце концов Рю заключил договор с посредником, который занимался импортом и военными поставками, и заполучил визитку, на которой в две строчки значилось: «Санэпидемконтроль» и «Уничтожение вредителей». Впрочем, те, кто к нему обращался, уже знали, чем он занимается и какие пожелания может реализовать, от каких проблем избавить и о чем позаботиться.
Его небрежное «неплохо» действовало на Когти как заклинание, хотя к тому времени она уже взяла на себя половину работы. Прошло четыре года с того дня, когда она вспорола горло американскому солдату, и Рю обучил ее всем известным ему премудростям ремесла.
Чо в работе не участвовала, даже не пыталась. Она была обычной домохозяйкой. Ее призвание состояло в том, чтобы рожать и воспитывать детей, не спрашивая мужа, где и как он зарабатывает деньги. Она была молчалива и бесконечно терпелива и не пыталась вникнуть во все подробности того, чем занимался Рю. Однако она знала достаточно, чтобы понять: работа у него не только нечистая, но и очень опасная. Чо безропотно приняла Когти в качестве помощницы Рю и не жаловалась на то, сколько времени ее муж и девочка, которую тот когда-то подобрал на улице, проводили вне дома. И даже когда девочка выросла и уже больше не была ребенком, Чо продолжала готовить ужин для них обоих, хотя никто не мог дать гарантию, что однажды они не вернутся домой как пара. Будучи глубоко беременной, Чо по-прежнему обстирывала их, но, глядя, как в тазу с водой переплетаются белье Рю и носки девочки, не могла не испытывать осуждения. И все же ради будущего ребенка заставляла себя улыбаться.
Однако Чо не всегда удавалось сохранять спокойствие. Когти видела, что порой уголки губ улыбающейся Чо дрожат от сдерживаемого гнева, и старалась пореже смотреть на Рю. Когда Когти наконец научилась работать в одиночку, она попросила отдельное жилье.
— Ты столько сделала для нашего бизнеса, и мне неловко, что я до сих пор не выделил тебе твою долю, — начал Рю. — Устроить тебя где-нибудь не составит труда. Но как и где молодая девушка сможет жить сама по себе? Если девушка твоего возраста будет жить одна, люди решат, что она легкого поведения. Да и свободно перемещаться будет труднее. В конечном итоге это может сказаться на бизнесе. Неужели тебе так неудобно жить с нами, даже в той большой комнате на втором этаже? Наверное, просто надоело слушать, как малыш кричит день и ночь.
«Дело не в этом, — могла бы сказать Когти. — Дело в тебе».
— Мне неудобно, что твоя жена…
Рю велел ей обращаться с Чо как с сестрой, поскольку разница в возрасте у них была всего пять лет. Но Когти все-таки держалась почтительно, чтобы создать внутренний барьер и не дать себе проникнуться чувствами к Рю.
— Сколько раз повторять, что отвечать надо прямо и по делу?
Когти вздрогнула от назидательно-строгого тона. Она подняла глаза и увидела, как Рю зажал между губ сигарету. Тогда Когти взяла коробок и чиркнула спичкой, надеясь, что рука дрожит не слишком заметно, и постаралась как можно убедительнее произнести:
— Мне неудобно быть для вас обузой.
Она подавила свои чувства и подобрала более приемлемое определение: обуза. Каждое проведенное рядом с Рю мгновение отпечаталось у нее в голове, в руках, конечностях, спине, шее. Запах травы и пороха в глухом лесу, где он учил ее стрелять. Его прикосновение, когда он, стоя позади, выправлял ей осанку и говорил: «Стой прямо, руку подними повыше». При этом он подталкивал ее голени мыском ботинка: «Расставь ноги, голову вверх». Ее осанка и телодвижения были вылеплены его руками. И хотя в реальной работе большинство навыков ей не пригодилось, она послушно пригибалась, или лежала плашмя, или висела вниз головой, непреложно исполняя все указания Рю.
И если иногда она все-таки нарушала эту непреложность, то в таких случаях, как сейчас: с помощью маленькой хладнокровной лжи.
