Пьер, нанятый им строитель, был флегматичным человеком лет сорока, с приятным лицом, но толстый, как бочка; по обычаю, он работал с помощниками, руководил ими и выполнял тяжелую работу наравне с подчиненными. Как и все местные жители, он удивлялся тому, что Серый Дом собираются реставрировать и жить там, но был весьма рад получить работу.
В первый день двое рабочих, о чем-то поговорив, отозвали подрядчика в сторону. В это время как раз появился ненадолго отходивший Филип. Пьер казался смущенным и в конце концов сказал, что они смогут работать лишь после того, как в здании включат электричество; он ссылался на то, что большой холл так захламлен, что без света там решительно нечего делать.
Все это было вполне логично, но Анжеле показалось, что она уловила странное выражение на лицах рабочих. Как она ни старалась убедить себя в обратном, она не смогла избавиться от впечатления, что у них были свои причины требовать электрического освещения. К счастью, в доме сохранилась проводка, и Филипу оставалось лишь попросить местную электрическую компанию включить ток. Подобно многим англичанам, он наивно верил в немедленный результат, но Анжела со смехом сообщила ему, что на это потребуется не меньше месяца.
Филип сказал рабочим, что электричество включат через несколько часов. Никто, по-видимому, в это не поверил, но Филип сообщил, что в два часа у него назначена встреча с представителями компании, и, усевшись перед домом на ящик, стал ждать. Пьер болтал со своими рабочими. Филип был единственным из присутствующих, кто верил в эту встречу.
В половине третьего никто не появился, и даже Филипу стало ясно, что света не будет. Он рассерженно вскочил с ящика, уселся в машину и уехал. Но ему снова не повезло: офис компании оказался закрыт. Без сомнения, чиновник сидел где-нибудь в кафе.
Выйдя из себя при виде подобной безответственности, Филип позвонил месье Гасиону, который в конце концов лично прибыл в дом. Он заверил Филипа, что уладит все неприятности и строители будут в Сером Доме завтра без опозданий. Успокоившись, Филип заявил, что они все же могут кое-что сделать и сегодня, пока не зашло солнце. Была половина пятого, и пять человек — месье Гасион вернулся в свой офис, — вооружившись парой фонарей, прошли через мрачные комнаты на террасу. Здесь, воодушевленные ярким солнечным светом и открывающимся видом, рабочие принялись расчищать завалы.
Вся терраса была покрыта лишайником, кое-где даже росли грибы; рабочие начали соскабливать грязь, под которой обнаружилась плитка с замысловатым узором, а Пьер, Филип и Анжела занялись стрижкой разросшегося кустарника, уборкой веток и прочего мусора, скопившегося за многие годы. Все это они сбрасывали с террасы прямо вниз; падая, мусор производил громкий треск, как будто кто-то пробирался сквозь заросший сад. Эти звуки почему-то вызвали у Анжелы немалое беспокойство.
Она посмотрела на водяную мельницу и темные деревья в конце сада, но не заметила там, разумеется, никакого движения. Женщина решила, что у нее просто шалят нервы, раздраженные едва слышным плеском льющейся воды. Через час, когда расчищенный участок пола несколько раз окатили водой, стало ясно, что терраса когда-то была необыкновенно красива.
При виде таких замечательных результатов к Филипу вернулось хорошее настроение.
Он поговорил с Пьером о ремонте крыши и покосившейся башенки; эти работы желательно было начать немедленно, до наступления холодов. Пьер заверил его, что такой ремонт займет не больше двух недель.
Первый день работы закончился в атмосфере взаимного удовлетворения. Сгущались сумерки, и на террасу принесли лампы. Один из рабочих начал соскабливать ржавчину с перил. Громкий скрежет эхом отдавался среди деревьев под обрывом. Когда строители закончили работу, в кустах у мельницы раздался слабый шорох. Его услышала только Анжела. Ей показалось, что под деревьями в конце аллеи мелькнула какая-то тень.
Наверное, это кошка. Множество кошек обитало возле Серого Дома. Это были крупные серые звери, и иногда в сумерках, когда Анжела с Филипом выходили прогуляться, она слышала их жалобное подвывание.
Когда они уходили, массивная дверь скрипнула, словно раздраженная вторжением. Снаружи, на небольшой площадке, где Филип намеревался выстроить гараж, они с Пьером поздравили друг друга с успешным началом работ и обменялись рукопожатиями.
Затем Филип настоял на том, чтобы угостить всех выпивкой в первом попавшемся кафе. Они расстались после взаимных уверений в дружеском расположении, и Филип с Анжелой вернулись в отель, когда уже совсем стемнело. Филип был настроен провести следующий день плодотворно и попросил электриков прийти к девяти утра. Рабочие должны были подойти к двенадцати, и, если света будет достаточно, они смогут расчистить большую часть холла.
На следующее утро электрики прибыли почти без опоздания; Серый Дом снова открыли. Примерно около полудня Филипу разрешили повернуть главный рубильник, и дом залили потоки света. У Филипа уже были готовы грандиозные планы по проведению отопления и наружного освещения, но с этим можно было подождать.
А сейчас весь дом увешали лампочками, чтобы дать возможность строителям работать при свете. Филип также вознамерился пробить в стенах большого холла два окна, чтобы туда попадал и дневной свет.
Это упущение — отсутствие окон, — а также еще некоторые странности слегка озадачивали его, и он решил ознакомиться с историей рода де Меневалей в библиотеке городского музея, когда выдастся свободное время. Пока же Филип, его жена и строители, к которым то и дело заглядывали месье Гасион, месье Морсо, а чуть позднее и архитектор, продолжили работу.
На следующий день одному из рабочих внезапно стало плохо — вероятно, от миазмов, исходивших от пола. Филип боролся с вонью с помощью бесчисленных ведер горячей воды и дезинфицирующих средств, и в конце концов ему почти удалось избавиться от мерзостного запаха.
Грузовики, нагруженные зловонными отбросами, покидали дом, направляясь на городскую свалку, и даже захворавший было рабочий, вернувшись на следующий день, был вынужден признать, что дом стал значительно лучше пахнуть и выглядеть. Но было здесь нечто, вселявшее в Анжелу смутную тревогу, хотя Филип, как и прежде, не замечал ничего особенного. Он лишь был поражен тем, сколько ламп и фонарей потребовали строители, особенно при работе в подвале, и жаловался, что если дело и дальше так пойдет, то стоимость электроэнергии скоро окажется выше цены за дом.
Но Анжела прекрасно понимала чувства рабочих и поражалась слепоте своего мужа, особенно вспоминая, что он сделал себе имя на детективах и мистических романах. Примерно спустя неделю после начала работы строители все еще продолжали разгребать мусор. Пьер надеялся вскоре приступить к ремонту крыши; Филип же был в восторге от любопытных вещиц, обнаруженных среди многовековых наслоений. Это были кольцо с необычной печаткой, очевидно принадлежавшее знатному человеку, рукоять меча, пивная кружка с латинской надписью и несколько фарфоровых кувшинов и сосудов, назначение которых никто не мог определить.
Филип забрал вещи в отель и сказал, что использует их для украшения интерьера, когда дом будет готов. Однажды утром один из рабочих подошел к Филипу со странным предметом, найденным в одной из верхних комнат. Это был непонятного назначения инструмент с металлическим наконечником, на другом конце его было нечто вроде кнута из проржавевшей от времени проволоки.
В тот день Филипа навестил в Сером Доме ученый аббат из местного университета, с которым Филип тоже успел подружиться. Анжела заметила, что при виде хлыста монсеньор Жоффруа побледнел.
— Я не хотел бы пугать вас, друг мой, но это нечистая вещь! — почти яростно воскликнул он. — Смотрите, — он указал на металлическую пластину, вделанную в рукоять, — это герб де Меневалей. У нас в Музее древностей есть недоступный для посещений кабинет, где собраны реликвии этих садистов. Если позволите, я позабочусь о том, чтобы и это сохранили. Нельзя выставлять на всеобщее обозрение подобные вещи.
Он перекрестился, и Анжела не смогла подавить дрожь. На Филипа, старавшегося принять легкомысленный вид, тоже произвели впечатление откровенность и мрачный вид монсеньора Жоффруа, и он с готовностью согласился на просьбу друга.
— Я бы хотел узнать от вас что-нибудь об этих де Меневалях, — попросил он. — Думаю, это будет неплохой материал для романа.
Аббат положил руку на плечо Филипа и пристально взглянул ему в глаза:
— Поверьте, друг мой, подобные вещи не для книг, то есть не для таких книг, какие пишете вы. Ваши сочинения об ужасах, такие талантливые и популярные, — детский лепет по сравнению с тем, что происходило когда-то вон в том замке на горе — и больше не происходит, слава господу.
