Однако после того как он стрелял в Энни, все изменилось. Он отпустил тормоза и не колеблясь убьет кого угодно. Для него теперь главное — скрыться любой ценой. Трейси, наверно, по-прежнему представляет для него некоторую ценность как инструмент давления на переговорах, но ценность эта сильно упала в его глазах, после того как она позвонила в «скорую».
— Что ты делаешь? — спросила она, заметив, что Джафф хочет свернуть направо в конце проселка.
— Ты меня за идиота держишь? После твоего небольшого выступления по мобильнику главная дорога будет забита полицейскими машинами и «скорыми». Я поеду другим путем.
Джафф свернул направо и устремился в просторы вересковых пустошей. Солнце еще не зашло, но тени уже удлинились, свет стал мягче, приглушеннее, и на бледно-синее небо легли разноцветные закатные полосы. Скоро солнце опустится за холмы и небо потемнеет. Трейси показалось, что вдалеке завыла сирена. Господи, пусть это будут врачи и пусть они успеют!
— Разве ты не понимаешь: то, что ты сделал, все меняет? Она — одна из них! Да полиция всю страну на уши поставит.
— А ты чего ожидала? Что я покорно дам ей надеть на меня наручники, так, что ли? — Джафф презрительно фыркнул и искоса поглядел на Трейси. — И еще, чтоб ты знала… Им пока ничего про меня не известно. Иначе она бы ни за что одна сюда не приперлась. Поняла, полицейское отродье? Сучка! Предательница!
— Может быть, она не знала, что у тебя есть еще один пистолет, или не думала, что ты станешь стрелять, — возразила Трейси. — Или действительно приехала просто полить цветы. Но ей не потребовалось много времени, чтобы во всем разобраться. И знала она больше, чем тебе кажется. А значит, и остальные тоже в курсе.
— Ничего это не значит.
— Я знаю, как они работают. Стоит ли тебе рисковать?
Джафф не ответил.
Трейси размышляла, каковы ее шансы. Может, оно и к лучшему, что Джафф сюда свернул. Она неплохо здесь ориентируется, после развода родителей они с отцом много раз бродили по этим холмам. Ей известны тайные тропы, скрытые расселины и незаметные с дороги овраги. Известно, где находятся заброшенные каменоломни и старый рудник. От коттеджа отца до ближайшей деревушки пролегло двенадцать миль вересковых пустошей. Джафф здесь будет чувствовать себя как рыба, вытащенная из воды, и окажется полностью зависим от ее указаний. Так что у нее появится определенное преимущество, особенно если удастся уговорить его остановиться, когда окончательно стемнеет.
Она прикидывала, как бы ей ускользнуть от него, когда вдруг, проехав еще две-три мили, машина заглохла прямо посреди пустынной дороги.
Джафф сделал несколько попыток завести ее, выругался, вышел и принялся злобно пинать шины:
— Гребаный Вик! Придурок! Дебил чертов! — Он твердил это без устали, как заклинание.
Солнце только что село, было еще довольно светло. Трейси все же решила воспользоваться удачным стечением обстоятельств. Она хотела потихоньку перелезть через полуосыпавшуюся каменную изгородь, что тянется вдоль Топфлитского леса. Если ей удастся до него добежать, Джафф не сможет ее разыскать и она доберется до Коббереста, крошечной деревеньки к востоку от Грэтли. Оттуда можно легко попасть в Хелмторп, а там ей помогут. Вряд ли он будет долго ее преследовать, ему важнее самому не попасться в руки полиции. Трейси проворно перебралась через стену и помчалась к лесу.
Но Трейси недооценила Джаффа. Он ни на миг не спускал с нее глаз. Очень скоро она услышала, что он нагоняет, а потом его пальцы изо всех сил сдавили ей шею. Она упала, ударилась головой и громко вскрикнула от боли.
— Заткнись, сука! Или я удавлю тебя прямо здесь, — задыхаясь, процедил он сквозь зубы. — Тупая тварь. Ты зря стараешься, мы только время из-за тебя теряем. Двигай обратно к дороге. Ну, пошла! Ты выведешь нас куда надо, понятно? Вперед, а не туда, откуда мы уехали.
— Отпусти. Я дышать не могу. Ты сломаешь мне шею.
— Обещай, что больше не побежишь.
— Обещаю! Пусти!
Джафф выпустил ее. Он уперся руками в колени и постоял, восстанавливая дыхание. Трейси ощупала и растерла шею. Вроде не сломана, иначе она бы вообще встать не смогла, но болит ужасно. Джафф разогнулся и пошел назад к машине, настолько уверенный в своем превосходстве, что даже не посмотрел, идет ли она следом. В этот момент Трейси ненавидела его как никогда и никого в жизни, и у нее промелькнула мысль: не попробовать ли убежать снова? Хотя он проворнее, чем она думала, и если поймает ее, то и правда убьет. Она огляделась, подыскивая какой-нибудь камень, которым можно было бы проломить ему башку. Увы, ничего подходящего вокруг не нашлось. Джафф обернулся, посмотрел на нее, мрачно помотал головой и пошел дальше. Она медленно двинулась следом, опустив голову и потирая дико болевшую шею. Точно Ева, исполненная стыда, бреду из рая за Адамом, мрачно подумала Трейси. Хорош рай, нечего сказать.
— Надо избавиться от машины, — сказал Джафф. — Вон, впереди ворота, надо туда дотолкать, посмотрим, можно ли где-нибудь ее спрятать с той стороны. Давай, помогай, что стоишь.
Трейси была слишком подавлена, чтобы возражать. Нос ныл, шею ломило, а сердце разрывалось от боли. Она принялась толкать.
Когда самолет перестал описывать круги над Хитроу и медленно пошел на посадку, на часах Бэнкса было три утра. А за окном светло — около полудня, четверг. Бэнкс совсем не спал — он никогда не спал в самолетах, — зато был трезв как стекло: говорят, на трезвую голову проще переносить разницу во времени. Еда была отвратительная, фильмы, которые предлагались для просмотра, немногим лучше. Поэтому он почти всю дорогу читал «Мальтийского сокола», а когда глаза устали, достал айпод и с удовольствием слушал, как Анджела Хьюитт исполняет фортепьянные концерты Баха. Перед полетом он купил дорогущие новые наушники, но оно того стоило. Качество превосходное — звук чистый, глубокий, а окружающие шумы не слышны. Почему-то именно Бах помогал Бэнксу расслабиться во время полета.
Вскоре попросили отключить все электронные приборы и сообщили, что в Лондоне одиннадцать ноль пять утра, температура плюс восемнадцать градусов по Цельсию. Бэнкс убрал айпод с наушниками и на несколько минут вновь погрузился в книгу. Хотя бы это еще не запрещено. Пока.
В иллюминатор он увидел Лондон: извивы Темзы, зеленые газоны большого парка, Тауэрский мост, оживленные улицы, скопища домов — все знакомо, все сияет под ласковым осенним солнцем. Отличная погода, но ему сейчас хотелось только одного — как следует отоспаться. Он заранее заказал себе номер в одном из отелей Вест-Энда и собирался провести остаток недели в Лондоне, повидаться со старыми друзьями, а уж потом, в понедельник утром, на поезде вернуться домой. Надо полагать, номер его ждет.
Самолет нервно запрыгал по посадочной полосе, потом взревел и поехал ровнее; успокоившись, долго катился по аэродрому и наконец остановился. И вот уже Бэнкс вместе с остальными усталыми пассажирами шел по бесконечным коридорам аэропорта к паспортному контролю. Очередь к стойке для граждан Соединенного Королевства оказалась невелика, и вскоре Бэнкс протянул свой паспорт вежливой сотруднице в форме. Она сличила фотографию с оригиналом, проверила что-то в компьютере, еще раз посмотрела на него и на фото, повернулась к двум крепким мужчинам, пристально наблюдавшим за вновь прибывшими, и сделала им знак подойти.
— Мистер Бэнкс? Не могли бы вы пройти с нами, сэр, — произнес один из них. Интонация у него была отнюдь не вопросительная.
— А что, собственно…
— Прошу вас, сэр. — Мужчина ухватил его за руку и вывел из очереди.
Бэнкс неоднократно проделывал это и сам — правда, при иных обстоятельствах, — так что понимал: вопросы задавать бессмысленно. Возможно, они решили, что он террорист. Будут пытать его, окуная голову в бочку с водой. Они могут позволить себе что угодно, а он — ничего. Скорее всего, решил он, это как-то связано с МИ-6 и той историей, которая произошла летом. Он тогда много чего натворил и нажил весьма опасных врагов. Память у внешней разведки долгая, они ничего не забывают. И что же, это своеобразная месть за то, что он сделал? Интересно, как далеко они готовы зайти? Пока его не приведут туда, где им будет удобно разговаривать, он все равно ничего не узнает. Вдруг накатила паника, сердце заколотилось как безумное, стало трудно дышать. Сильно кружилась голова — от перелета и усталости. И от страха.
Его провели по коридору, через зал выдачи багажа, а затем подошли к тяжелой двери с надписью «Только для спецперсонала». За ней снова потянулись коридоры, унылые и душные; в конце концов тот, что шел впереди, открыл ничем не примечательную дверь, а задний легонько, но довольно твердо подтолкнул Бэнкса в спину. И дверь закрылась.
Комната оказалась довольно большая, чище и приличнее, чем он ожидал, но окон в ней не было, и на столе медленно крутился портативный вентилятор, гоняя спертый воздух.
