– Хорошо спалось, душечка?
О чем говорит этот голос – едва слышный, такой тихий, что ему кажется, будто он звучит у него в голове? Что еще за душечка?
«Чк, чн, чт пишется без мягкого знака…» – бормотал маленький мальчик, стоя перед черным столом строгой мадам Нобле, а та, не мигая, смотрела на него своими змеиными глазами.
Миро начал различать чье-то лицо – лицо женщины. Он был уверен, что знаком с ней, но никак не мог вспомнить ее имя. Он наконец-то разобрал, что за насекомые привлекли его внимание: божьи коровки, рисунок на шарфе у кого-то на шее. Он тут же припомнил стишок, который они с друзьями очень любили рассказывать друг другу в далеком детстве:
Пописай на травку – там божьи коровки,
Пописай на травку – там бабочки есть,
Пописай на травку, на божьих коровок,
Описай и травку, и бабочек всех!
На душе у него стало легче.
«Наверное, я напился, да, конечно, я выпил и еще толком не протрезвел. Или допился до белой горячки…»
Пока он размышлял таким образом, другая половина его мозга с бешеной скоростью анализировала происходящее. Ему в голову пришла совершенно безумная мысль. Однажды он уже видел такой шарф на голове у какой-то женщины, это было на темной лестнице, пропахшей прогорклым маслом.
– Шарлин Кросс, – пробормотал он.
– Браво, Миро, вам удается неплохо соображать даже после долгого сна. Шарлин Кросс, Амели Ногаре, Шерстяная шапочка – вот лишь несколько лучших моих ролей. Жаль, что вы так и не встретились с леди Присциллой, она бы вас покорила. Конечно, у меня был потрясающий учитель: Мари-Джо мне очень помогла. Кстати, это имя вам ни о чем не говорит?
Не прекращая говорить, Бетти Грин заклеила ему рот широким лейкопластырем, проверила, хорошо ли держатся веревки.
– Так-то лучше, не люблю, когда меня перебивают. – Она уселась рядом с Миро, закурила. – Я расскажу вам одну историю. Наверняка ваша матушка вечерами рассказывала вам сказки, уложив вас в постель. Так вот, дорогой мой Миро, жила-была девушка по имени Мари-Джо. Она мечтала стать актрисой. Однажды она встретила прекрасного принца и тут же влюбилась в него. К несчастью, через несколько месяцев прекрасный принц ее бросил. Надеясь, что ей удастся его вернуть, она с головой ушла в работу. Она уехала на гастроли. Три месяца выступлений, актовые залы в домах молодежи. Когда она вернулась в Париж, то узнала, что ее прекрасный принц купился на блеклые прелести какой-то провинциальной девчонки. Мари-Джо не теряла надежды. В конце концов принц устанет от своей пастушки – ну или пастушка попадет под автобус, кто знает… И вот удача ей улыбнулась. Если мне не изменяет память, дело было в мае, десять лет назад. Слушайте внимательно, Миро, и вы все поймете… В тот чудесный день улицы сияли в солнечном свете. Мари-Джо впервые за долгое время чувствовала удовлетворение. Она получила роль Ребекки Уэст в ибсеновском «Росмерсхольме». Ее ждала новая жизнь, хороший заработок, просторная квартира. Она уже строила множество планов. Она многого добьется в жизни. Ей непременно хотелось сообщить эту новость вам. Она пришла на набережную, но вас там не было. Она оставила записку вашим соседям. На следующий день вы позвонили ей в театр, в разгар репетиции. Вы почти умоляли ее поужинать с вами в тот же вечер. Нелли куда-то уехала… Что за чудесная возможность!
Миро почувствовал, как внутри у него что-то сжалось. Он совершенно забыл и эту историю, и свою тогдашнюю вину перед Мари-Джо.
Он вспомнил ту весну. Нелли и Ролан уехали в Гренобль к матери. Ему было одиноко и чуточку грустно, при этом он испытывал странное возбуждение от этой вновь обретенной свободы. Их совместная жизнь с Нелли казалась ему чем-то почти нереальным. Внезапное появление Мари-Джо, перспектива встречи с ней вызвали в его душе смятение – одновременно и приятное, и тревожное. Приглашая ее к себе, он понимал, что поступает неправильно, что предает свою любовь к Нелли, но не мог и не хотел подавить обуревавшие его страстные мечты. Он отказывался слушать голос разума, с нетерпением ждал встречи и был сам себе отвратителен из-за переполнявшего его желания, но все же он был полон решимости во что бы то ни стало воплотить все свои фантазии.
Мари-Джо не пришла. Он очнулся глубокой ночью. Подумал, что она наверняка звонила, стучала в дверь, а он ничего не слышал. Он встал с постели, комната кружилась вокруг него, его бил озноб, по лицу ручьями стекал пот. Он хотел было ухватиться за шкаф, за стену, но потерял сознание и уже не очнулся. Он пришел в себя лишь в больнице, три недели спустя.
Миро поднял глаза. Бетти Грин смотрела на него неподвижными, безумными глазами.
– Вспомните, душечка, – прошептала она, – вы кое о чем попросили Мари-Джо. Ей нужно было зайти за нужной вам книгой к старьевщику на улицу Тайандье, ей было как раз по пути. Ролан приметил там томик Жюля Верна, старьевщик просил за него триста франков. Вы спросили Мари-Джо, сможет ли она заплатить, обещали вернуть ей деньги при встрече. Что же, Миро, вы ничего такого не помните? Я освежу вам память.
Бетти Грин потушила сигарету и с улыбкой прислонилась спиной к оттоманке.
– Мари-Джо зашла на улицу Тайандье. Сквозь темное стекло витрины невозможно было понять, что происходит в магазине. Дверь оказалась не заперта. Мари-Джо вошла, поздоровалась. Никого. Она осмотрелась: лавка была завалена кучами невообразимого хлама, над ними гордо высился пыльный сервант. Вскоре Мари-Джо, потеряв терпение, принялась ходить по магазину, выдвигать ящики, открывать коробки с рисунками. На одной из полок она заметила толстую красную книгу. Именно эта книга и была ей нужна: Жюль Верн, «Двадцать тысяч лье под водой». Прямо под заглавием была приклеена бумажка, на которой значилось: «Для Ролана Френеля». Мари-Джо вновь поздоровалась, но к ней так никто и не вышел. Она вытащила три банкноты по сто франков, нацарапала на листке: «За книгу Жюля Верна», добавила дату и время, положила деньги и записку на видное место. Убирая книгу в сумку, она вдруг услышала какой-то звук в помещении за магазином. Мари-Джо пошла на звук, с трудом пробираясь сквозь заставленную старой мебелью лавку. Звук не прекращался. Внезапно из темноты на нее вихрем обрушилось что-то мягкое, невесомое: перья, облака перьев из разорванного диванного валика, который свалился ей на голову с кривоногого буфета. Потеряв равновесие, Мари-Джо выронила сумку. Она опустилась на четвереньки и принялась на ощупь собирать свои вещи, рассыпавшиеся по полу. Внезапно она наткнулась рукой на что-то вязкое. Она вскрикнула, наклонилась. За раскрытым сейфом лежало еще теплое тело пожилого мужчины: глаза открыты, лоб, щеки и шея залиты кровью. Она замерла. С улицы донесся детский голос: он вырвал ее из оцепенения.
– Лора, мерзкая обманщица, ты спряталась в лавке Леонара, я так не играю!
Мари-Джо обернулась. В полумраке лавки она вдруг увидела какую-то девочку. Та резко дернулась, не удержала равновесие и плашмя повалилась на пол. Мари-Джо протянула к ней руку, потрогала за плечо. Девочка тут же с воплем вскочила и бросилась к освещенной тусклой лампочкой клетушке позади лавки, захлопнула дверь и заперлась изнутри.
Бетти Грин села на корточки. Теперь ее лицо оказалось в поле зрения Миро. Она с притворной печалью взглянула на него.
– Лора, Лора, – шепнула она, – девчонку звали Лора, Миро. Вы ее знаете, она изрядно похорошела с тех пор: округлости, ямочки, все, что нужно. Вы ведь понимаете, кого вам следует благодарить за знакомство с ней? Меня и только меня.
Она чересчур громко расхохоталась и тут же замолкла, поджав губы. Затем вновь обратила на Миро свой безумный взгляд.
– Я ничем не рисковала, отправляя вас на улицу Патриархов. Я знала, что вы не устоите перед ней, это ваш тип женщины, Миро, Мари-Джо мне рассказала. Вам ведь всегда нравились маленькие шлюшки с ангельскими личиками? Кроме того, вам под сорок, лишь свежая плоть способна помочь вам хоть ненадолго забыть о том, что вы уже давно не мальчик.
Миро с трудом дышал, ему не хватало воздуха. Пережитое потрясение его совершенно парализовало. Лора, Мари-Джо, старьевщик, Жюль Верн – все это не имело ни малейшего смысла. Что там говорил Дитрих? «Она стала свидетельницей убийства… Ей было лет двенадцать или тринадцать… Она играла в прятки с моими внуками…»
Он слишком долго не открывал глаза, и Бетти Грин решила, что он потерял сознание. Она бесцеремонно встряхнула его, резким голосом вернула к действительности.
– Ну-ка прекратите! Я еще не закончила, Миро, слушайте внимательно! Мари-Джо бросилась на улицу. Она столкнулась с толстой женщиной, которая выгуливала собаку. Женщина резко оттолкнула ее, сорвала с нее шарф. Каким-то чудом Мари-Джо вскочила в уже отъезжавший от остановки автобус, прижалась лицом к стеклу. За окном мелькали улицы, перекрестки, а она все пыталась успокоиться, привести в порядок мысли. Ничто не доказывало, что старика убили, возможно, он сам случайно упал, в этом случае ей нечего бояться. Да, но если это действительно было убийство, все указывало на нее: отпечатки пальцев, написанная ее рукой записка, ее шарф, свидетели… Когда автобус доехал до конечной остановки, она вышла из него и пошла наугад, не разбирая пути. Вернуться домой? Ни в коем случае, сначала нужно узнать, что на самом деле случилось в лавке старьевщика. Куда ей податься? Она прошла вдоль бесконечной ограды кладбища, увидела перед собой какую-то жалкую гостиничку. Зарегистрировалась в ней под моим именем – видите, Миро, вот когда я появилась в этой истории. На следующий день в газетах не было ни слова о происшедшем. Мари-Джо весь день бродила среди могил по кладбищу Пер-Лашез. В районе пяти вечера она вернулась в гостиницу, купив целую стопку газет. На четвертой странице «Фигаро» обнаружилась заметка. Она показывала ее мне, я вам ее прочту, вот заголовок: «Героический поступок консьержки». Забавно, звучит как название какой-нибудь патриотической песни. Продолжение вам тоже понравится.
