Ознакомительная версия.
Никогда раньше Гарин не мог даже подумать, что расхожее словосочетание примет когда-нибудь буквальный смысл.
Островский видел его своим преемником на должности заведующего отделением. Он не раз говорил:
– Андрей Дмитриевич! Не пора ли вам уже тиснуть кандидатскую, а? Я ведь не вечный. Но мне, знаете, хотелось бы, чтобы на мое место пришел умный и толковый специалист. Одним словом – свой человек!
Гарин в таких случаях неизменно отшучивался:
– Я не умею шагать по трупам, Владимир Николаевич!
Конечно, это было преувеличением. На место заведующего отделением в инфекционной больнице почему-то никто особенно и не рвался. Как и вообще в инфекционисты. Просто Гарин ленился писать диссертацию. Он считал, что овчинка выделки не стоит.
Но сейчас ему именно приходилось шагать по трупам.
Он нащупал в темноте спину Константинова и пристроился за ним. Теперь они двигались значительно медленнее.
Толстяк, высунувшись из дверей, следил за уносимым течением Гариным до тех пор, пока мог его видеть. Он старательно прислушивался сам не зная к чему. Ведь, если Гарин утонет, этого никто не услышит: он просто уйдет под воду, пузыри будут всплывать на поверхность бурлящей воды и лопаться, пока весь воздух не выйдет из легких дока.
Михаила передернуло. Он поспешно убрался обратно в вагон.
Обвел взглядом троих оставшихся и выразительно посмотрел на парнишку, державшего в руке факел.
– Теперь – вы!
– Мы? – парень колебался. – А почему не вы?
– Потому что так надо, – ответил Михаил. – Я пойду последним.
– А что, последним лучше?
– Не знаю… – Михаил развел руками.
В самом деле, что он мог сказать? «Я еще ни разу не тонул в метро. До сегодняшнего дня».
Он немного помолчал, прислушиваясь к тому, что творилось в его душе. Для себя он все уже решил. Значит, надо стоять на этом до конца.
– Я думаю, – он старался тщательно подбирать слова, – что так будет лучше для вас. Для вас обоих, – сказал он, кивнув на девушку.
– Почему? – допытывался парень. Он не слышал предупреждения Константинова и вряд ли догадывался о том, что может сделать обезумевший от страха человек, если начнет тонуть.
«Почему? Да потому, что я не умею плавать, и не могу сказать наверняка, как поведу себя, оказавшись в воде». Михаил чуть было не произнес это вслух, но вовремя сдержался. Он знал, что парень ему не поверит. Да он бы и сам на его месте не поверил, решил бы, что это слепленная на скорую руку отмазка, а причина скорее всего корыстная.
Он думал, что его порыв благороден и очень бы хотел, чтобы эти трое по достоинству его оценили, но…
– Потому что, если ты не прыгнешь сам, я тебя вышвырну! – сказал он и ужаснулся: «Боже, что я говорю?! Эти несчастные ребята и так напуганы, а я…» – Схвачу за шиворот и выкину на фиг! А потом и ее! – он ткнул пальцем в девушку.
– Эй, жирдяй! – завопила Галочка. – Может, ты и меня вышвырнешь?!
– И тебя тоже! Вслед за ними! – заорал Михаил. Он удивился – голос не дрожал. Видимо, он и впрямь решился это сделать.
Его поразила реакция парня. Тот оглядел его с ног до головы и презрительно процедил:
– Во, блин! Еще один спецназовец… Михаил не мог знать, что парень вспоминает эпизод на крыше погибающей Башни. Там капитан спецназа в черной форме раскидал Дениса и двоих девчонок, как котят, и все лишь для того, чтобы освободить место в вертолете для своей штурмовой группы.
На всякий случай Михаил неумело принял боксерскую стойку и сказал:
– Да, я служил в спецназе. Это точно.
На самом деле он вообще не служил – из-за плоскостопия, но, если это поможет парню решиться, почему бы и нет?
– Валите отсюда, – Михаил шагнул вперед и отобрал у парня факел.
Парень усмехнулся и подошел к девушке.
– Сделаем, как эти, – он ткнул большим пальцем через плечо, в сторону тоннеля. – Я – первый, ты – за мной. Поплывем вместе. Не бойся. Со мной ничего не бойся.
– А она? – спросила девушка и подняла собачку.
– Она?
– Засунь ее в папку, – посоветовал Михаил.
– Засунь свой язык себе в задницу! – отозвался парень.
Он развернулся к толстяку, ожидая удара. Глаза его сверкали злобой.
– Нет, правда, – миролюбиво сказал Михаил. – Засунь ее в папку и завяжи. Никуда она оттуда не денется. А папку повесь на шею.
– Надо же, какая трогательная забота о животных, – с иронией сказал парень и взял у девушки папку. Он постоял, прикидывая, стоит ли послушать толстяка. И решил, что стоит.
Денис развязал папку.
– Клади!
Девушка положила собаку. Собака забеспокоилась. Она пробовала сопротивляться, но Денис быстро захлопнул папку и крепко завязал тесемки.
Ручки папки были достаточно длинными; Денис без труда просунул в них голову.
Собачонка визжала и скулила, но у нее не было выбора. Как и у всех прочих.
Денис взял Алису за руку и подвел к дверному проему.
– Спускайся сразу вслед за мной! Ты поняла?
Алиса закивала.
– Не бойся, не бойся! – говорил Денис и сам не мог разобраться: кому он это говорит? Алисе? Или себе?
Он, повторяя движения уже скрывшихся мужчин, сел на пол и, придерживаясь за дверь, осторожно спустился в воду.
– Иди, солнышко! Иди скорее!
Алисе стало страшно. Она подняла на толстяка испуганные глаза, но тот грозно выступил вперед.
– Иди за ним!
Алиса медлила, хотя понимала, что другого выхода у нее нет.
– Иди! – повторил толстяк, покачав головой.
И девушка сделала шаг вперед.
– Теперь что, я? – спросила Галочка, когда двое ребят скрылись в темноте тоннеля.
– Я тебе посвечу, – сказал Михаил.
Галочка скривилась. Губы ее задрожали, и она вдруг громко, в голос, зарыдала.
– Пошли вместе, а, жирдяй?! Чего, они все вместе, а я – одна? Я не хочу! Я боюсь одна! Пошли вместе!
– Да на хрен ты мне сдалась?
Галочка поняла, что последняя надежда тает без следа. В одиночку… В темном тоннеле… Это было по-настоящему страшно, хотя, казалось бы, она повидала в своей жизни разного под завязку. Что еще может ее испугать? Оказалось, что-то еще может.
Пол под ногами – в который уже раз! – задрожал, вагон качнуло, и он прополз несколько метров вперед.
Едва вагон остановился, толстяк переложил факел в левую руку, а правой схватил бродяжку за шиворот. Галочка отбивалась и даже пробовала его укусить, но толстяк не обращал на это внимания.
Он вытащил ее в дверной проем и медленно опустил в воду.
Женщина визжала и цеплялась за дверь.
Михаил присел рядом с ней.
– Не ори! Слышишь? Не ори!
Галочка замолчала.
– Теперь набери побольше воздуха!
Она послушно открыла рот так широко, словно хотела проглотить Михаила целиком, и вдохнула. Не отрываясь смотрела ему прямо в глаза с отчаянием, но больше с мольбой. Казалось, она говорила: «Может, не надо? Может, я просто выпила чуть больше, чем следовало? Или не того, что следовало? Может, я просто сплю и ты меня сейчас разбудишь?»
Михаил улыбнулся настолько ободряюще, насколько мог. Улыбка вышла натянутой.
– Удачи! – сказал он и отцепил ее побелевшие пальцы от двери.
Течение подхватило женщину и унесло в темноту.
– Вот так это обычно и бывает, – непонятно почему, сказал Михаил и распрямился.
Вода уже дошла ему до колен.
– Ну а что? Он был прав. Я же трус. Я бы обязательно стал за кого-нибудь хвататься.
Он опустил факел и стал разглядывать черную воду.
– Надо было мне идти первым, – сказал он и заплакал.
Он больше не мог сдерживаться. Да и не перед кем было теперь. Он остался один в этом чертовом вагоне, и вода быстро прибывала.
Михаил положил факел на сиденье. Еще сантиметров пять, и сиденье тоже скроется под водой.
Дерматин зашипел и стал пузыриться, распространяя удушающее зловоние. Непонятно, зачем он оставил факел гореть? Михаил все равно не мог заставить себя посмотреть на эту страшную черную воду, плещущуюся в тоннеле.
Он развернулся и стал медленно отступать к дверям. Подошел к проему и, раскинув руки, нащупал кончиками пальцев края.
Сделал шажок назад. Еще один… Еще…
Пятки уже не чувствовали под собой пола; Михаил стоял на одних только мысках.
Он закрыл глаза. «Раз – и все! Только решиться!»
Он не успел. Новый толчок, гораздо сильнее прежних, потряс вагон. Михаил нелепо взмахнул руками и выпал наружу, подняв тучу брызг.
В отчаянии он уцепился за край, но, прежде чем течение снесло его в сторону, вагон накренился и придавил его к стене тоннеля.
«Лучше бы раздавил сразу!» – промелькнула мысль, однако вагон застыл на месте и больше не двигался.
Токоприемник раздробил ему обе голени. Михаил чувствовал ужасную боль, затопившую сознание целиком. Он попытался закричать, но из груди вырвался лишь слабый писк. Попытался вырваться, но с одной стороны на него давила груда металла, а с другой – впивались в спину плети кабелей.
Вода прибывала. Она доставала уже до подбородка.
Ознакомительная версия.
