— Нет, — отрицательно покачал головой Дмитрий. — Давайте вы!
Ветер трепал волосы, срывал одежду, заглушал слова. Поверхность под работающими лопастями покрылась рябью.
— Полезай! — подтолкнул его генерал к лестнице. — Не до препирательств, времени нет!
Дмитрий ухватился за раскачивающуюся лестницу и уверенно полез по плетеным ступеням. У самого входа немного замешкался, и тотчас крепкая пара рук с силой втянула его в салон.
Механик махал рукой.
— Следующий! — скорее догадался, чем расслышал генерал.
— Теперь ты, Виктор!
Тот понимающе кивнул и с расторопностью цирковой обезьянки забрался по веревочной лестнице в салон вертолета.
Сухогруз в очередной раз тряхнуло. С самого верха в воду полетели ящики с толом. Носовая часть зарывалась в волны, судно медленно оседало.
— Давай теперь ты! — сказал генерал Николаю.
— Нет, — неожиданно запротестовал Прохоров. — На этом судне я капитан, а значит, должен уходить последним.
Шашков внимательно посмотрел прямо в глаза Николаю и понял, что тот скорее перевернется вместе с посудиной, чем отступится от своих слов.
— Давайте все трое! — махал рукой механик.
— Хорошо. Идем! — махнул генерал Покровскому.
Афанасий уверенно взялся за лестницу, посмотрел на Шашкова, одобрительно улыбнувшегося, и стал подниматься по лестнице. За ним, превозмогая боль в коленях, все более усиливающуюся, полез генерал. Под самым брюхом вертолета не ощущалось сильного потока ветра. Он был виден лишь на воде, разбивая волны в чуткую рябь. Сухогруз накренился, теперь его живучесть стремительно приближалась к нулю. Оставалось странным, как это Николай до сих пор не скатился вниз по палубе в море.
О том, что сухогрузу оставалось не более минуты, Шашков понял сразу, как только увидел на горизонте большую волну, за которой, всего-то в полумиле, следовала другая, больше напоминавшая стену из воды и пены.
— Руку! — донеслось до него сквозь гул.
Задрав голову, он увидел механика в кожаной летной куртке, буквально вываливающегося из салона и совершенно не понимавшего нерешительности генерала. Степан Федорович поднялся еще на одну ступень, и в следующую минуту ноги его оторвались, а две пары рук втянули его в металлическое чрево вертолета.
Обернувшись, Шашков увидел, что большая волна ударила в борт корабля в тот самый момент, когда Николай вцепился в лестницу и уверенно полез вверх. Волна, будто бы раздосадованная побегом капитана, зло опрокинула сухогруз, сильно забрызгав волной удаляющегося Прохорова. Какую-то секунду сухогруз стоял на левом боку, не решаясь погрузиться в пучину, а потом перевернулся кверху дном. Несколько секунд на поверхности еще было видно его металлическое дно с высоким килем, облепленным многочисленными моллюсками и рачками, а потом он скрылся под водой, выпустив огромный воздушный пузырь.
Николай, отстранившись от протянутых рук, вошел в салон. Гремуче хлопнула входная дверь, и тотчас вертолет стал набирать высоту.
Сорокаметровая волна, напоминавшая ог — ромную стену, прошлась под самым днищем вертолета, слегка забрызгав пеной шасси. Докатившись до берега, она ударилась о колючие скалы, разметав обломки камней по вспенившемуся морю, на какое-то время накрыла скалистый берег, а потом разом сошла, оставив после себя заполненные пеной ущелья.
Скала, в которой находилась пещера, вдруг просела, и Шашков услышал грохот, пробившийся в салон вертолета через рев двигателей, в пенящуюся воду с высоты небоскреба полетели огромные камни. Там, где секунду назад находилась пещера, теперь взволнованно колыхались волны.
Вертолет удалялся в сторону материка, поднимаясь все выше. Глядя в иллюминатор, генерал невольно удивлялся тому, сколь значительны могут быть разрушения всего-то от одной волны, невообразимым образом сумевшей пробиться сквозь череду выстроенных вдоль побережья скал.
В морском порту, широкой гаванью углубившемся в полуостров, он смог всецело оценить масштаб причиненных разрушений. Два океанических контейнеровоза, выброшенных гигантской волной на берег, теперь беспомощно лежали на боку, разбросав на каменистом грунте сотни разноцветных гигантских ящиков, отчего базальтовая поверхность напоминала хаотично раскрашенную мозаику.
Суда поменьше — рыболовецкие шхуны, моторные лодки, яхты, парусники — были заброшены цунами на скальную поверхность с небрежностью, с какой волна расправляется с коробком спичек. Совсем нереально выглядели краны, лежавшие на берегу. Поломанные, с оторванными башнями, с высоты в несколько сотен метров они напоминали игрушечные заготовки какого-то горе — конструктора.
Немногие строения, стоявшие на берегу — складские помещения, ангары, элеватор, — были расколочены, от них остались лишь каменные стены, словно колонны Парфенона, пережившие бурю тысячелетних сражений.
Шашков подошел к кабине пилотов и, стараясь перекричать грохот турбин, скомандовал:
— Давай в тридцать четвертый квадрат, в устье Каменной.
Летчик понимающе кивнул. Ткнув пальцем в карту, где в низине раздольно разливалась река Каменная, уточнил:
— Сюда?
— Да. Когда подлетим?
— Минут через пятнадцать. Это срочно?
— Теперь я не тороплюсь, — ответил генерал, хотя никакого облегчения не почувствовал. Его не покидало ощущение, что самое страшное впереди. Вот только непонятно, откуда оно взялось.
Шашков вернулся на свое место, рядом с Покровским, тот молчал, напряженно всматриваясь в иллюминатор. Рядом с ним сидела интересная женщина, доверчиво прижавшаяся к его плечу.
Аксенов с Анфисой сидели по правую сторону на небольшой металлической скамеечке, закрепленной к стене. В противоположной стороне салона разместились Николай с Петром и перебрасывались отдельными фразами.
— Ты знаешь, что эти двое в бегах? — сказал Покровский, наклонившись к уху генерала. — Собственно, я из-за них и прибыл сюда.
— Знаю! — кивнул Шашков. — Я это понял сразу, как только увидел. Их ориентировки едва ли не на каждом столбе развешаны. И что ты предлагаешь? Выбросить их с вертолета, так, что ли? Говори, ведь у тебя какие-то полномочия.
Вся эта эпопея с атомной бомбой их здорово сблизила, так что они даже не заметили, когда перешли на «ты». И, похоже, не испытывали при этом никаких неудобств.
— Зачем уж так? — едва улыбнулся Покровский. — А что ты предлагаешь?
— Ну, не знаю…
— Можно их просто сейчас отпустить, в этом хаосе сам черт ногу сломит! Никто о них и не спросит. Не до того! — кивнул он на иллюминатор. Внизу просматривались очертания большого поселка, снесенного грязевыми потоками, оставалось всего лишь несколько домиков. И всюду вулканы, вулканы, вулканы, задавшиеся целью покрыть землю многометровым слоем пепла.
— Может, оно и правильно.
— Не беспокойся… — неожиданно улыбнулся Шашков. — Я уже с летчиками переговорил. Они высадят их в устье Каменной. Об этом молчок, — приложил он указательный палец к губам, — мы их просто не видели, ни ты, ни я.
Слегка усмехнувшись, Афанасий кивнул.
Вертолет, снизив высоту, юркнул в узкое ущелье, стиснутое невысокими сопками, по каменистому дну которого петляла потревоженная вулканами и почерневшая от излившегося базальта речушка. Вдоль нее, едва ли не касаясь шасси стремительной воды, вертолет вылетел к речке Каменной, а от нее, пролетев каких-то километра два, спустился к самому устью и мягко приземлился на плиты толстого песчаника. На пониженных оборотах завыл выключенный двигатель. Провернувшись несколько раз, лопасти упруго провисли под собственной тяжестью.
— Давай выйдем, — сказал генерал Дмитрию и, заприметив некоторую растерянность Николая, попытался успокоить их легкой улыбкой: — Все трое!
Механик недоуменно посмотрел на генерала, но задавать вопросов не отважился. Не по чину как-то…
Шашков первым уверенно спустился по трапу. Подождал, когда спустятся остальные, с удовольствием осмотрелся, подумав о том, что всего этого могло бы и не быть. Даже выжженная земля, больше напоминающая марсианский пейзаж, показалась ему сейчас едва ли не Эдемом. Воздух был сухой, жженый, нагретый, какой не бывает даже в жаркую пору. И все-таки он получил невероятное удовольствие оттого, что сухогруз вместе с атомной начинкой лежал где-то на морском дне, а сам он имел возможность дышать, двигаться, рассуждать и действовать.
Аксенов выжидающе смотрел на него, а генерал наслаждался как дыханием реки, с шумом сбегавшей по острым порогам, так и затянувшейся паузой. После вертолетного грохота далекие вулканические взрывы казались ему невинными хлопушками дворового хулиганистого мальчишки. А еще генерал вдруг вспомнил Людмилу. Как-то враз помрачнел, лоб рассекла морщина, состарив его на несколько лет, и он негромко произнес:
