Ознакомительная версия.
Уилкис кивнул, чувствуя, что у него нет другого выхода.
«Вот и хорошо».
Уилкис мог легко себе это позволить. Он недавно впервые посетил Каймановы острова с тех пор, как переместил туда свой счет, и у его банкиров был сияющий вид. Немногим более чем за год прибыль на его счету составила свыше 50 %.
Ливайн заказал бутылку дорогого бордо и бросил на Уилкиса умоляющий взгляд. «Боб, я хочу кое-что узнать, – начал он. – Ты встречаешься со мной, потому что ты действительно мой друг? Или ты приходишь только потому, что я даю тебе информацию?»
«Деннис, не мели чепухи, – ответил Уилкис, почувствовав себя неловко от внезапной сентиментальности. – Давай поговорим об игре».
Но Ливайну явно хотелось поговорить о чем-то другом. Он любил жаловаться на жену и подбивал Уилкиса на признания того же свойства, но от грубых, даже жестоких замечаний Ливайна Уилкису становилось не по себе. «Терпеть не могу возвращаться домой, – говорил, бывало, Ливайн. – Я могу купить себе любую крошку».
Примерно так же Ливайн относился буквально ко всему, о чем говорил Уилкис. Уилкис начинал испытывать удовольствие от жизни в Манхэттене: он посещал концерты, оперу и книжные магазины, знакомился с людьми с аналогичными интересами. Ничто из перечисленного Ливайна не интересовало. «Пусть все, что нельзя купить, катится к такой-то матери», – такова была его позиция.
Ливайн обожал потчевать Уилкиса рассказами о несправедливостях, творимых в отношении него в Lehman Brothers. На этот раз он сказал, что Питер Соломон «любит его», но почти все остальные относятся к нему предвзято. Lehman – это «старые деньги», пояснил он. Уилкис был озадачен: «Не понимаю. Они, что, не евреи?»
«Они немцы, – ответил Ливайн. – Такая же дрянь, как и WASPы».
Через некоторое время Ливайн перешел к истинной цели ленча. «Надо поговорить», – сказал он.
«О чем?» – спросил Уилкис.
«Расслабься, Боб, – ответил Ливайн, затягивая беседу и продлевая напряженное ожидание. – Закажи бренди». Только когда официант принес выдержанный бренди, он заговорил о главном.
«Уолли бесподобен, – сказал он. – Голди тоже».
Уилкис поежился. Он знал, что его вклад незначителен. Он передал информацию о намерении United Technologies сделать тендерное предложение о покупке компании Bendix почти в самом конце битвы за ее поглощение, прославившей Мартина Сигела. Это принесло Ливайну свыше 100 000 долларов прибыли от торговли 20 000 акций менее чем за неделю до публичного объявления о тендерном предложении. Но более успешные сделки пришли из других источников. Только на одной из них – поглощении компанией Litton Industries фирмы Itek Corporation, информацию о которой Ливайн получил благодаря своей работе в Lehman, – он заработал свыше 800 000 долларов. Соколоу сообщил подробности сделки, и Ливайн безбоязненно купил огромный пакет, 50 000 акций, всего лишь за пять дней до объявления тендерного предложения. Кроме того, Ливайн сделал почти 150 000 долларов на приобретении Simmonds Precision Products, клиента Goldman, фирмой Hercules Inc.
«Я веду счет, – продолжал Ливайн. – Вот Goldman, вот Уолли. Уилкис, ты в долгу».
Уилкис ощутил укол беспокойства. Неужели без него могут обойтись? При всем дискомфорте отношений с Ливайном тот по-прежнему был ему самым близким другом. Игра установила между ними ту степень доверительности, какой он прежде не знал. Он искренне полагал, что Ливайн о нем заботится. Ливайну, по-видимому, часто требовались дополнительные подтверждения того, что Уилкис – его друг.
Но был еще более существенный момент. Уилкис не мог не признать, что ему нравится волнующая атмосфера азартной игры, характерная для предложений о поглощении. Он любил нервозное состояние неопределенности и ту беспредельную радость, что охватывала его в случае подтверждения его информации и повышения цен на акции. Эти победы давали ему всепоглощающее чувство превосходства. Деньги, как таковые, значили для него все меньше и меньше; в отличие от Ливайна Уилкису не хотелось разгуливать с такими деньгами, от которых оттопыриваются карманы. Свои все возраставшие доходы от торговли он почти не тратил.
Ливайн настоятельно потребовал от Уилкиса, чтобы тот более усердно собирал информацию о текущей ситуации в Lazard, но дал понять, что не собирается выводить его из игры – во всяком случае, пока. «Мне нужен кто-то, кто помогал бы сохранять внешнюю безукоризненность моих сделок», – сказал Ливайн, объясняя, какую роль он отводит Уилкису. «Твоя память порой меня пугает», – продолжал он. Память Уилкиса была почти фотографической. «Мне остается надеяться, что счастье мне не изменит и ты не пойдешь против меня. Ты знаешь обо мне больше, чем я сам».
Уилкис находил утешение в том, что его жизнь со всеми ее взлетами и падениями была теперь каким-то едва ли не мистическим образом связана с жизнью Ливайна. Ливайн признался, что игра представляет собой одну из немногих вещей, имеющих для него значение. Он сказал, что она является «святейшим атрибутом» его существования.
Уилкис вернулся в Lazard, исполненный решимости оправдать надежды Ливайна.
Несмотря на все жалобы Ливайна, его положение в Lehman Brothers улучшалось, поскольку бум поглощений набирал силу и внутри фирмы постепенно разгорался конфликт. Когда более приземленные трейдеры, руководимые Льюисом Глаксменом, взяли верх в борьбе с более аристократичными инвестиционными банкирами во главе с Питером Дж. Питерсоном, другие инвестиционные банкиры покинули компанию, вследствие чего возрос авторитет Ливайна. Гличер, принявший его на работу, ушел в конце 1983 года в Morgan Stanley. Это произошло после того, как Глаксмен обошел его, поставив во главе отдела M&A Ричарда Бингема. Ливайн словчил и проник в отдел вслед за Бингемом. Он утверждал, что его способность собирать и анализировать внешние данные настолько высока, что ему просто необходимо быть рядом с начальником отдела, «чтобы докладывать о последних новостях».
Летом 1983 года Ливайну удалось отхватить хороший куш во время финансируемого Lehman поглощения компанией Clabir Corporation компании HMW Industries Inc., оборонного подрядчика и производителя оружия, известного своими высокоэффективными кассетными бомбами. Clabir была клиентом инвестиционного банкира Стива Уотерса из Lehman, который подключил Ливайна к сделке в качестве своего ассистента. Ливайн в свою очередь попросил Соколоу сделать анализ. К сравнительно низкобюджетной, примерно стомиллионной сделке вскоре подключились знаменитости с Уолл-стрит: Сигел представлял мишень, HMW; Рейч был назначен для участия в сделке со стороны Wachtell, так что он фактически работал с Ливайном; более же всего исход предложения о поглощении зависел от накопивших огромные позиции в HMW арбитражеров Боски и Роберта Фримена из Goldman, Sachs.
Ливайн, сверхдлинный телефонный шнур которого волочился за ним, когда он расхаживал по офису, вскоре предложил взять на себя общение с арбитражерами и сбор данных о намерениях Боски и Фримена. Уотерс, оценивший важность своевременного получения достоверной информации для осуществления сделок, дал добро. Иногда Ливайн что-то сообщал своему визави Сигелу, и в течение часа его телефон разрывался от звонков Боски и Фримена, которые уже знали, что он только что говорил с Сигелом. Другие инвесторы, разумеется, не были в это посвящены, но никто из них особо и не задумывался о том, нарушаются ли при этом законы о ценных бумагах.
Демонстрируя новую роль арбитражеров на рынке слияний и поглощений, Боски и Фримен сыграли в драме HMW решающую роль. Изначально HMW сопротивлялась тендерному предложению от Clabir, но Уотерс полагал, что сможет добиться дружественной сделки по приемлемой цене. Однако Боски и Фримен накопили у себя столь крупный пакет акций HMW, что мнение компании мало что значило. Разумеется, именно Сигел, пустив в ход свои связи с арбитражерами, убедил Боски и Фримена работать вместе и, используя их большие объединенные доли, выступать за высокую цену сделки. Он убедил их предъявить форму 13-D, призванную подтвердить, что они действуют как группа.
Таким образом, многое зависело от того, по какой цене будут продавать акции Боски и Фримен. Уотерс и Ливайн посетили Фримена в его кабинете в Goldman, Sachs и без обиняков спросили: «Что мы должны сделать, чтобы ты продал свой пакет?»
Clabir, очевидно, была готова повысить цену тендерного предложения, и чем выше оказалась бы окончательная цена, тем больше было бы вознаграждение Lehman. Председатель совета директоров Clabir Генри Кларк жил в Гринвиче, штат Коннектикут. В один воскресный вечер Ливайн предложил Уотерсу съездить с ним к Кларку домой. Ливайн подъехал к тротуару у дома Уотерса на сверкающем «БМВ» последней модели. Увидев автомобиль, Уотерс был поражен. Он прикинул, что машина стоит порядка 50 000 долларов – намного больше, чем любой автомобиль, который когда-либо у него был. «Это подарок моей жене», – сказал ему Ливайн.
На встрече Кларк показал себя упрямым, нарочито равнодушным к сложным финансовым проектам, которые Уотерс собирался объяснять. Но Ливайн его сильно удивил. «Ну же, Генри, – сказал он. – Поднимай цену предложения. Если ты это сделаешь, я тебя поцелую».
Ознакомительная версия.
