ДЗНФ — это вроде ФБР на уровне штата. Они обладают юрисдикцией по всей территории штата в любое время, и в отличие от федералов к ним с уважением относится большинство местных полицейских. Прибывший офицер оказался человеком среднего роста и строения, с бритой головой и коротко подстриженной бородкой. Когда он встал между двумя полицейскими капитанами значительно крупнее его самого, они мгновенно заткнулись и отступили на шаг назад. Одним махом он всех успокоил, все организовал, и мы быстренько снова оказались на аккуратной и упорядоченной сцене множественного убийства.
Человек из ДЗНФ установил порядок производства: расследование дела ведет Майами-Дейд, если только анализ образцов тканей не докажет, что части тел здесь и головы там не имеют отношения друг к другу. На практике из этого вытекало, что капитан Мэттьюз будет первым, которого сфотографирует банда репортеров, уже теснящаяся на улице.
Прибыл Эйнджел-не-родственник и сразу же принялся за работу. Он не совсем знал, что вообще надо делать (я не имею в виду пререкания насчет юрисдикции). А меня больше заботило само событие, которое дало мне массу пищи для размышления — не только сам факт убийств и перераспределения мяса, что пикантно само по себе. Ведь, конечно же, я успел украдкой сунуть нос в чуланчик ужасов Эстебана раньше, еще до прибытия войск, и разве вы станете меня в том винить? Мне просто хотелось взять образцы этой бойни и попытаться понять, почему мой дорогой и неизвестный партнер по бизнесу решил сложить останки здесь. Правда, всего лишь беглый осмотр.
Итак, как только Эстебан, визжа и хрюкая, точно подавившийся грейпфрутом поросенок, вылетел из двери, я проскользнул в чулан, чтобы увидеть, от чего он так завелся.
На сей раз фрагменты не были аккуратно завернуты. Вместо этого они были разложены на полу — четырьмя группами. И, присмотревшись внимательнее, я понял удивительную вещь.
Одна нога лежала вдоль левой стенки чулана. Бледная, бескровная, бело-голубого цвета, на лодыжке даже осталась тонкая золотая цепочка с маленьким брелоком в форме сердечка. Очень изящно, правда, ничего не испорчено ужасными кровавыми подтеками — по-настоящему элегантная работа. Две темные руки, одинаково качественно отрезанные, согнуты в локтях и уложены рядом с ногой, причем локти смотрят наружу. Рядом с ними — оставшиеся конечности, все согнутые в суставах, разложены двумя большими кругами.
Минуту я смотрел. Потом прищурился, взгляд сфокусировался, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не захихикать, как школьница — так меня иногда дразнила Деб.
Потому что он сложил ноги и руки в буквы, и буквы составляли одно-единственное короткое слово.
«BOO».[30]
Три торса были аккуратно уложены пониже «BOO» в четверть круга, составляя милую улыбку в стиле Хэллоуина.
Каков негодяй!
И все же, несмотря на восхищение игривым духом этой проделки, я не переставал спрашивать себя, зачем ему понадобилось выставлять конечности здесь, в чулане, а не на льду, где можно было бы получить признание более широкой аудитории. Чулан, правда, довольно просторный, но все же пространства хватает только на то, чтобы расположить экспонаты. Так зачем же?
Пока я удивлялся, внешняя дверь Арены со стуком распахнулась — это, конечно, прибыла команда спасателей. Через мгновение после того, как открылась дверь, поток прохладного воздуха коснулся моей спины…
Дуновение холодного воздуха прошло вдоль позвоночника, навстречу ему тем же путем устремился поток тепла. Легкими движениями кончиков пальцев я пробежался по неосвещенному дну собственного сознания; что-то изменилось в глубокой безлунной ночи моего мозга ящерицы, и я почувствовал, что Темный Пассажир горячо соглашается с чем-то, чего я не слышу и не знаю, кроме того, что это каким-то образом связано с первичностью порыва прохладного воздуха, и смыкающихся стен, и атакующего чувства…
Правомерности. Никаких сомнений. Что-то здесь просто-напросто правильно, чем и вызвано блаженство, возбуждение и удовлетворение моего мрачного попутчика, которые я никак не могу понять. А над всем парит какое-то странное знание, как будто все мне очень знакомо. И хотя никакого смысла в этом я не нахожу, все именно так. И еще до того, как я собираюсь подвергнуть эти странные откровения дальнейшему изучению, приземистый молодой человек в голубом мундире велит мне отойти и держать руки в поле зрения. Несомненно, это был первый из прибывших вояк, и он направил на меня оружие в очень убедительной манере. А поскольку лицо его без явно выраженного лба пересекала одна сплошная бровь, я решил, что разумнее вести себя в соответствии с его пожеланиями. Он как раз напоминал тот тип тупоголового злодея, способного застрелить невинного — или даже меня. И я вышел из чулана.
К несчастью, мое отступление обнаружило маленькую диораму в чулане, и молодому человеку срочно пришлось заняться поисками места, куда бы он смог пристроить свой завтрак. Он бросился к большой урне примерно в десяти футах от нас, прежде чем предаться испусканию жутко уродливых звуков. Я стоял тихо, ожидая, пока он закончит. Дурная привычка — вот так разбрасывать вокруг себя полупереваренную пищу. Совершенно антисанитарно. И это страж общественной безопасности!
Рысью вбежало еще несколько мундиров, и вскоре мой обезьяноподобный друг уже делил урну с несколькими приятелями. Шум был удивительно неприятным, не говоря уже о запахе. Однако я вежливо дождался, пока они не закончат, потому что у оружия есть одно удивительное свойство: из него может выстрелить даже полицейский, которого тошнит. В конце концов один из мундиров выпрямился, вытер лицо рукавом и начал меня расспрашивать. Когда расспросы закончились, меня оттолкнули в сторону, проинструктировав никуда не уходить и ничего не трогать.
Вскоре после этого прибыли капитан Мэттьюз и детектив Ла Гэрта, и когда они наконец овладели ситуацией, я немного расслабился. Но теперь, когда я уже мог куда-то сходить и что-нибудь потрогать, я просто сел и задумался. И мысли мои были удивительно беспокойными.
Почему выставка в чулане кажется знакомой?
Если только я не собираюсь вернуться к своему недавнему идиотизму и продолжить убеждать себя в том, что это моих рук дело, почему все кажется мне так восхитительно неудивительным? Конечно, это сделал не я. Мне стало почти стыдно от глупости такого утверждения. На самом деле «фу». Нелепо тратить время даже на осмеяние такой идеи. Смешно!
И все же… м-м… почему все кажется мне настолько знакомым?
Я вздохнул и испытал еще одно новое чувство — какой-то дурман. Напрочь исчезло ощущение происходящего, кроме того, что каким-то образом я был его частью. Это откровение не очень помогло, поскольку оно полностью совпадало со всеми остальными близкими по мотивации аналитическими выводами, к которым я до сих пор пришел.
Если исключить абсурдную мысль, что совершил это я, сам не зная, что творю, то каждое последующее объяснение оказывалось еще более неправдоподобным. И посему резюме в изложении Декстера выглядит так: он каким-то образом вовлечен, но даже не знает, что это может означать. Я почти чувствовал, как маленькие колесики моего когда-то гордого мозга сходят с рельсов и тарахтят по полу. Тук-тук. Классно! Декстер съехал с катушек.
К счастью, от полного коллапса меня спасло появление дорогой сестрицы Деборы.
— Давай, — отрывисто бросила она. — Пошли наверх.
— Могу я спросить зачем?
— Мы идем в офис поговорить со здешними работниками, — ответила она. — Посмотрим, не знают ли они чего-нибудь.
— Должны что-то знать, если у них есть офис, — предположил я.
Деб секунду смотрела на меня, потом повернулась.
— Пошли.
Может быть, дело в ее командном голосе, но я пошел. Мы прошли к противоположной от места, где я сидел, части Арены, затем в холл. Там возле лифта стоял коп из Броварда, а чуть дальше, за длинной чередой стеклянных дверей, за барьером — еще несколько. Деб промаршировала к копу у лифта и заявила:
— Я Морган.
Он кивнул и нажал кнопку «верх». Посмотрел на меня с полным отсутствием выражения на лице, что говорило о многом.
— Я тоже Морган, — сказал я.
Коп только взглянул на меня, отвернулся и продолжил что-то разглядывать за стеклянными дверьми.
Раздался тихий звук колокольчика — прибыл лифт. Дебора прошествовала внутрь и с такой силой врезала по кнопке, что коп вздрогнул. Двери закрылись.
— Что такая мрачная, сестрица? — спросил я. — Разве не этим ты хотела заниматься?
— Одна видимость работы, и это всем известно! — прорычала она.
— Зато видимость работы детективного типа, — уточнил я.
— Эта сука Ла Гэрта играет тут первую скрипку, — зашипела она. — И когда я закончу здесь трепыхаться, мне придется вернуться на дежурство к шлюхам.
