Таможенник посмотрел ему вслед, достал рацию и сказал:
— Костя, Николай на связи. Подготовь грузчиков, товар надо будет принять.
— Понял, — с шипением ответила рация.
— Вот! — издали крикнул водитель, ведя за собой таких же сонных своих товарищей.
— Так, — сказал таможенник с глубокомысленным видом, просмотрев переданные ему документы. — Ерунда какая-то, товарищи.
— Чего? — спросил один из водителей.
— А ничего, — ответил таможенник. — Вам что в фуры грузили?
— А что написано в бумагах, то и грузили, — сказал первый водитель, несколько уже настороженно и растеряно глядя на таможенника.
— Да в документах туфта написана, — сказал таможенник, уже не улыбаясь. — В инвойсе только минеральная вода указана, а на деле то у вас что?
Водители молчали. Двое из них искоса и весьма недружелюбно поглядывали на своего товарища, который их разбудил и теперь сдал документы не пойми кому.
— Чего-то я не понимаю, — растеряно сказал первый водитель. — Сказано же было, что документы в порядке. Всё оформлено…
— Липа здесь оформлена! — жёстко сказал таможенник. — И нечего мне тут заливать! Что, скажете, минералка у вас погружена? А, может, тент откинем и посмотрим?
Водители молчали и угрюмо переглядывались.
— От ваших фур спиртом палёным за километр тянет, — сказал таможенник. — Сейчас все подъезжаете к складу и встаёте на выгрузку.
— Как?! — ахнул первый водитель.
— Вот так, — отрезал таможенник. — Именно так! Груз выгружаете на таможенный склад. Фуры загоняете на штрафплощадку. А сами — рысью на таможенный пост. Будете объяснительные писать. Про минералку, про красивые документы и, в особенности, про того, кто и где именно вам эти документы нарисовал. Ясно?
— Ясно, — обречённо сказал первый водитель.
Таможенник, не вернув папки с документами, быстрым шагом двинулся к складу.
— Вот ведь… — пробормотал первый водитель и сплюнул. — Звонить надо, ребята. Срочно. На склад, в Таллинн надо звонить. Где телефон-то тут?
— Щас тебе таможня телефон покажет, — ответил ему один из его товарищей. — Прямой связи…
— А ведь, ежели разобраться, ты ведь мудак, Петрович, — заметил другой.
Петрович схватился за голову и пошёл к машине.
15 сентября, 1994, четверг, 13.22, лес в окрестностях Раннамыйза
Небо мелькнуло на миг.
Короткий миг.
Дальше — снова земля. От вкуса её уже тошнит.
Смешавшись с кровью, она скрипит на зубах.
— Слышь, ты! Герой-панфиловец! Каяться не надумал?
Кажется, его подняли. Несут. Раскачивают на руках.
Господи, ствол… То ближе, то дальше. Кора облетела и древесина светит красным, будто и залита уже кровью.
Удар!
На миг — темнота. Боль искрами брызнула в глаза, слепящим огненным шаром вылетела из темнота.
Всё, бросили на землю. Отошли.
Передышка, кажется…
Черемшов со стоном приподнялся. Присел, прислонившись спиною к дереву. Провёл пальцами по густому, тёплому, застывающему, плёнкой тянущему кожу на лице.
Кровь.
— Лоб, — прошептал, отплёвываясь, Черемшов. — Лоб вы мне, ребята, разбили. Зачем же так? Нехорошо… с пожилым человеком.
— Пожилой? — кто-то склонился над ним и ткнул носком ботинка под рёбра. — Пожил, стало быть. Ну, пожилой, расскажи.
— Что? — прошептал Черемшов.
— Ну, я не знаю, — притворно-растерянным голосом отозвался один из мучителей. — Прямо не знаю, что у тебя такого спросить… А, может, сам подскажешь? Вспомнишь, какое задание от Топоркова получил? Как людей подбирал и где ты их нашёл? Как в лес их отправлял?
— Куда оружие отвезли, сука?! — крикнул второй и косым ударом разбил Черемшову нос. — От Белого помощи ждёшь?! Пиздец твоему Белому и тебе тоже! Только тебе пиздец будет особенно долгий и мучительный. Ну! Быстро! Ты же не сам, гад, работу делал. Кто исполнитель? Кого ты Топоркову привёл?! Говори! Где оружие?! Кто грузил?! Куда вывезли?!
От нового удара, на этот раз в висок, в голове зазвенело. Долго, протяжно.
Красные мошки взлетели с травы и, кружась, быстро понеслись вверх.
К самому зениту.
15 сентября, 1994, четверг, 15.40, Таллинн
«Он и теперь своё лицо никому не показывает» подумал Вильяр.
В комнате их было трое. Он, Вильяр Реммель (Густав просил присутствовать его при разговоре с русским агентом).
Напротив него за столом (но пять именно в том углу, куда падала тень от задёрнутой шторы) сидел человек, называвший себя Густавом.
И, с той же стороны, что и Вильяр, но примерно метрах в полутора от него — Дмитрий.
Старик же при разговоре не присутствовал. По крайней мере, в комнате его не было.
Впрочем, он может потом изучить запись разговора.
А лишний раз показывать агенту руководство организации… И в самом деле, ник чему.
Вильяр обратил внимание на то обстоятельство, что разговор с Дмитрием Густав спланировал неплохо.
Рядовое, ничем не примечательное двухэтажное здание из силикатного кирпича на самом выезде из города, в унылой промзоне.
В самом здании Вильяр увидел только охранника на входе (он же и провёл их к комнате).
И удивился полной безлюдности коридоров в этом здании.
И тишине.
Дверь в комнату — в глухом, тупиковом торце коридора.
Стены комнаты — крашеные хирургически-белой краской тканевые обои с объёмным рисунком (ромбы в линию от пола до потолка).
Навесной потолок. Два светильника-бра на стене у входа. Тёмно-серый ковролин на полу. И плотно задёрнутые шторы того же серого цвета (разве только, оттенок чуть посветлее совсем уж мрачного ковролина).
В такой комнате ничто не отвлекает от беседы. Но запоминаются только слова. Лица, детали одежды, мимика, любая картинка, всё, что воспринимается глазами, а не слухом, всё, что можно увидеть и даже всё, до чего можно дотронуться — всё это ускользает, выпадает из памяти, исчезает бесследно, будто серо-белый фон сплошной смазкой покрывает предметы, не давая им удержаться даже в самой цепкой памяти.
«Неплохо» подумал Вильяр. «Но что-то мне подсказывает, что встреча прощальная».
— Дмитрий, — негромко произнёс Густав. — Начнём разговор?
«Он и по-русски говорит» с невольным удивлением отметил Вильяр.
— Да, пожалуй, — согласился Дмитрий.
— Вас не удивляет то, что я использую в разговоре ваше настоящее имя? — спросил Густав.
— Нет, — ответил Дмитрий. — Полагаю…
Он кивнул в сторону занавешенного окна.
— …Помещение защищённое.
— Стеклопакеты с системой защиты. Шторы. И ещё экранирование, — подтвердил Густав. — Там что будем откровенны друг с другом.
— Ну, к откровенности я всегда готов, — заметил Дмитрий.
— Для начала представлюсь, — сказал Густав. — Я являюсь близким деловым партнёром Эйнара, с которым вы уже хорошо знакомы. В некотором смысле, я представитель головного офиса. Слежу за продажами в филиалах. Моё имя — Густав.
«Да, откровенность у тебя» подумал Вильяр «так себе. Процентов на тридцать, не больше».
Дмитрию, похоже, подобное вступление показалось вполне откровенным и ясным.
— Всё понятно, — ответил он. — О головном офисе не спрашиваю. Принцип взаимоотношений понятен.
— Взаимоотношения довольно сложные, — мягко поправил его Густав. — Так что описывать их я, конечно, не буду, а выводы вы пока не делайте. Преждевременно. Скажу одно: Эйнар вполне с нами откровенен. И ещё: я вправе скорректировать работу Эйнара по вашей тематике.
— А принять решение? — осведомился Дмитрий.
— Какое? — Густав сделал вид, что вопрос ему не понятен (но не слишком натурально… удивление в голосе явно было притворным).
— Об эвакуации, — уточнил Дмитрий. — Похоже, за этим меня сюда позвали? Я далеко не самый большой профессионал в операциях подобного рода, но что-то мне подсказывает, что держать меня в игре вы больше не будете.
— Отчего такие грустные мысли?
— Общий анализ, — Дмитрий улыбнулся (улыбка и в самом деле получилась грустной). — К тому едва ли вы пригласили бы меня на беседу при ином варианте развития событий. Хватило бы и контакта с Эйнаром. Тем более, что ничего нового я вам сообщить не могу, а за старое мне уже заплатили.
— Вы не чувствуете себя обманутым? — с некоторой вкрадчивостью в голосе спросил Густав. — Разочарованным? Может быть, вы ожидали большего?
— Ожидал, — согласился Дмитрий. — Но, едва ли… Едва ли меня обманули. Просто такая работа. Получаешь деньги за ту информацию, которую добываешь. Не более.
— Не жалеете, что работа заканчивается преждевременно?
— Жалею, — сказал Дмитрий. — Двести тысяч мне бы пригодились.
— У вас не осталось денег от предыдущих выплат? — спросил Густав.
