— Кто переправил письмо в Бельвью?
— Мэрилин Кумз показала его мне. Я отвез его в Бельвью. — Он не хотел вдаваться в подробности и считал, что это не нужно.
— Еще одно. Роважински заявил, что за пятьсот долларов вы позволили ему уйти.
Кларенс объяснил, как Роважински удрал, пока он ходил узнавать, согласен ли Эдуард Рейнолдс выплатить вторую тысячу выкупа, и признал, что это его была ошибка.
— Меня обыскивали... наверняка проверяли мой счет в банке. Я не брал этих денег.
Морисси кивнул:
— Но должно быть, вас оскорбило подобное обвинение.
Кларенс пожал плечами:
— Такого психа? Роважински нравилось обижать людей. Только этим он и занимался. — Кларенс улыбнулся и взял сигарету.
Морисси расспросил Кларенса о его службе в полиции. Рассказ был короткий: год службы без особых происшествий. Кларенс подумал, что Морисси, скорее всего, уже заглянул в его послужной список.
— В ту ночь вы были рядом, — сказал детектив. — Всего в семи кварталах. И у вас было немало причин не любить этого человека. Вы говорили мне сейчас правду?
— Да, — подтвердил Кларенс.
Морисси улыбнулся:
— Просто я уверен, что вас будут еще допрашивать, и некоторые наши сотрудники — несколько жестче, чем я.
Жестче, чем Морисси, если бы тот захотел вести себя жестче?
— Ничего не поделаешь, — ответил Кларенс.
Морисси кивнул, по-прежнему не спуская глаз с Кларенса.
— Конечно, я понимаю, что Роважински не любил домовладелец, да и продавец в бакалее тоже, но все-таки... — Морисси хмыкнул. — Не настолько же, чтобы его калечить. — Он закурил сигарету. — Как у вас дела с подружкой?
Кларенс задумался, приходил ли Морисси к Мэрилин, но, к сожалению, он этого не знал.
— В порядке, — ответил он.
— Она сказала, что не любит копов. Не то чтобы прямо, но я понял. Как она относится к тому, что вы полицейский? — Невинная, во весь рот ухмылка Морисси не сходила с его лица.
— О, я говорил ей, что не буду служить в полиции всю жизнь.
— Вы собирались уйти в отставку?
— Ничего определенного. Просто не хочу оставаться тут двадцать лет. Как делают некоторые.
— Вы презираете полицию? Работа вам не нравится?
— Конечно, нравится. — «Что еще можно сказать?» — подумал Кларенс. Он понимал, что Морисси никогда и не считал его типичным копом, одним из рабов своей профессии. — Мне хорошо в полиции, все нормально.
Морисси перевел взгляд с Кларенса на часы:
— Поговорим о Эдуарде Рейнолдсе. Он, должно быть, тоже ненавидел этого человека.
Кларенс предпочел промолчать. Детектив встал, собираясь уходить.
— Он не стал бы нанимать человека, чтобы избить Роважински, как вы думаете?
— Конечно нет, — ответил Кларенс.
— Похоже, вы в этом на сто процентов уверены.
— Нет, это просто мое мнение.
Морисси кивнул:
— Итак... благодарю вас. Еще встретимся. — Все так же улыбаясь, он надел пальто.
Он ушел. Ни слова о свидетелях. Кларенс почувствовал облегчение.
Он позвонил Мэрилин. Она была дома. Он не хотел говорить ей о Морисси, хотя все сошло удачно. Он спросил:
— Не хочешь вечерком пообедать со мной, прежде чем я пойду к восьми на дежурство?
— Нет, Клар.
— Почему нет? У тебя работа?
— Мне все это не нравится. Вот почему.
Голос ее звучал напряженно, Кларенс подумал, что она не одна, но не захотел спрашивать.
— И я тоже?
— Да, пожалуй.
Кларенс трепетал, пытаясь найти нужные слова. Не мог же он сказать глупость типа: «Но ведь ты же переживаешь из-за меня?» Наконец он решился спросить:
— Когда я увижу тебя? Назначь мне встречу, дорогая.
— Не знаю. Я хочу, чтобы ты ни на что не рассчитывал.
— О, Мэрилин...
— Что происходит? Что-нибудь случилось?
— Ничего, дорогая. — Именно так он и думал. Он не волновался. — Ничего плохого не случится.
Но она не захотела встречаться с ним и сказала, что все выходные будет работать.
Кларенс побывал в тот день в Колумбийском и Нью-йоркском университетах, чтобы узнать о курсах менеджмента. Нью-йоркский университет брал меньше и находился ближе. В Нью-йоркском он мог также записаться сразу на два потока, во второй половине дня, которые чередовались, в то время как в Колумбийском занятия шли и утром, и днем, иногда подряд. Но все это трудно совмещалось с расписанием дежурств в полиции. Сложно где-то учиться, оставаясь в полиции, потому что график менялся каждые три недели. Сегодня вечером и завтра Кларенс еще дежурил с восьми вечера до четырех утра, а в понедельник 9 ноября — уже с полудня до восьми вечера. Если он уйдет из полиции после Рождества, то сможет начать учиться в январе. Он решил, что так и сделает.
Он хотел попытаться еще раз поговорить с Мэрилин и не отважился. Ее решительность удивляла Кларенса. До него наконец дошло, каким мерзким выглядел его поступок в глазах других людей. Ужасно лишить человека жизни, убить его, ударив револьвером по голове, пусть даже жертва — тот, кто причинял боль другим, для кого закон предусмотрел слишком слабое наказание. По закону Роважински оставался свободным человеком. Сам Кларенс в тот момент тоже был просто человеком, не солдатом и даже не полицейским при исполнении служебных обязанностей. Никто не приказывал ему убивать Роважински. Мысли Кларенса путались. Он нервничал и тосковал. В пятницу он дважды уронил револьвер, и тот падал на пол с громким металлическим звуком. Девушка, жившая в квартире под ним, очень хорошенькая манекенщица, жизнь которой протекала по странному расписанию, сказала ему, когда они встретились в вестибюле:
— Вы что падаете, занимаетесь каратэ?
Кларенс смущенно улыбнулся:
— Я кое-что уронил.
— Не револьвер, надеюсь.
— Боюсь, что вы правы.
— Крепче его держите. Нью-Йорк рассчитывает на вас.
* * *
В субботу утром Кларенс проснулся с тяжелой головой, после серии неприятных сновидений. В одном из снов он был калекой, гораздо более беспомощным, чем Роважински, окружающие чурались его и старались держаться подальше. Кларенс понял, что ему хочется рассказать Эдуарду Рейнолдсу о Роважински. Мистер Рейнолдс не станет презирать его за это, подумал Кларенс. Мистер Рейнолдс поймет.
Было 10.20 утра, и супруги Рейнолдс, должно быть, дома. Когда Кларенс набрал номер их телефона, автоответчик сообщил, что их номер изменился. Кларенс добыл новый номер, набрал его, и ему ответил мистер Рейнолдс.
— Здравствуйте. Это Кларенс Духамель. Вы переехали?
— Да, — весело ответил Эд. — Мы теперь живем на Девятой улице Восточного округа.
— Мне очень хотелось бы увидеться с вами... Сегодня, если можно. У вас найдется свободное время? Минут пятнадцать?
— Мы сейчас собираемся завтракать. В три часа вас устроит?
— Прекрасно. Можно встретиться с вами где-нибудь? Если вы живете на Девятой, тогда в отеле на Пятой авеню...
Эд согласился.
Кларенс пришел туда первым, а Эд появился в начале четвертого, без шляпы, в одном плаще. Перед входом выбросил сигарету. Он улыбался.
— Здравствуйте, Кларенс. — Эд сел и заказал у подошедшего официанта иностранного пива. Кларенс попросил того же. — От пива толстеешь, а скотч слишком крепок, — заметил Эд. — Нужно строить больше кафе. Итак, что случилось? Мэрилин?
— Нет. Ну, в какой-то степени да. — Кларенс говорил тихо.
Ближе всех к ним сидел человек у стойки — в десяти футах. Бар был фешенебельный, без всяких музыкальных автоматов, поэтому в нем было тихо.
Они молчали, пока не принесли их заказ.
— Это о Роважински, — сказал Кларенс.
— Ты убил его? — спросил Эд.
Кларенсу показалось, будто Эд схватил его сердце и выбросил в пустоту.
— Вы догадывались об этом?
— На самом деле нет. Я просто... высказал предположение. — Эд угостил Кларенса сигаретой, взял себе и прикурил обе от своей зажигалки.
Итак, это дело рук Кларенса. Они с Гретой обсуждали такой вариант. «О нет, — сказала Грета, — Кларенс не жесток». Эду сразу не удалось осознать сказанное. Теперь Кларенса подозревают, подумал он. Наверное, уже предъявили обвинение. А может быть, еще нет, а то он сидел бы теперь за решеткой. Почему Кларенс рассказал ему? Чего он хочет? Эд заговорил, тщательно следя за тем, чтобы голос его звучал более-менее спокойно:
— Как ты решился на это?
— Ну... в тот вечер, во вторник... я зашел навестить Мэрилин на Макдугал-стрит. Ушел от нее около половины одиннадцатого и увидел Роважински... он заворачивал за угол на Бликер-стрит. Поляк заметил меня и поспешил скрыться. Тогда я погнался за ним. Подумал, что он неспроста слоняется вокруг, наверняка что-то вынюхивает. Он нырнул в парадное на Бэрроу-стрит, а я следом за ним... в парадное, я имею в виду, и ударил его револьвером. У меня был с собой револьвер. В общем, я бросился на него. Я почти не помню, как все случилось. Дело не в том, что я пытаюсь оправдаться, вовсе нет. — Кларенс огляделся, но никто не следил за ними. — Я чувствовал, что должен рассказать вам об этом, мистер Рейнолдс.
