– Вы же не идиотка, мисс Тайлер. Архиепископа мы похитили. А вы его видели. Неужели вы не понимаете, что вам отсюда выходить нельзя – пока.
Это произнесенное после некоторой заминки «пока» не слишком обнадежило Бланш. Она медленно опустилась на стул. Спокойно, Бланш, спокойно, твердила она себе. Главное – не терять головы. Да, дело дрянь, но ведь должен быть какой-то выход. Можно договориться, пойти на компромисс. О, Господи, ну что-то должно же быть!
– Так как вы вышли на Энгерса?
– Мне помог один друг. Я ему доверяю такие дела. Шубридж одним пальцем полистал блокнот.
– Джордж Ламли? Вот почему вы записываете, сколько он получил и сколько истратил.
– Да. Но послушайте, вы же не все понимаете…
– Я все понимаю, мисс Тайлер.
– Нет, не все! Дайте мне наконец сказать! И хватит меня запугивать! Неужели так трудно выслушать? Вот вы похитили архиепископа – значит, вам нужны деньги? Разумеется! Ну, так можете его отпустить на все четыре стороны. Он вам ни к чему. У вас и без него будет куча денег. Только вы сами об этом ничего еще не знаете. Я берусь вам помочь и забыть все, что тут видела. Если у вас есть хоть капля разума, сделайте, как я говорю.
Шубридж улыбнулся.
– Вы это серьезно? Вот так возьмете и уйдете и все забудете?
– Ну, конечно. А вы получите свои деньги – целое состояние. И ни к чему вам эта…, эта история с архиепископом. Прошу вас, поймите же наконец!
Шубридж смерил ее долгим, изучающим взглядом и медленно покачал головой.
– Увы, мисс Тайлер, ничего не выйдет. Видите ли, про мисс Рейнберд я давно знаю. С шестнадцати лет. И я прекрасно знаю, кто были мои настоящие родители, но представьте, мне это безразлично. Они от меня отказались, и я вполне благополучно жил с теми, кто их заменил. Про мисс Грейс Рейнберд я все знаю. У нее есть деньги, но меня это не касается. Я не испытываю ни малейшего желания заявлять о своих правах, тем более дожидаться, когда она сама захочет восстановить справедливость и успокоить собственную совесть. Справедливость торжествует с тех пор, как Рональд Шубридж и его жена стали мне отцом и матерью. Состояние мисс Рейнберд, по моим подсчетам, примерно двести тысяч. Она вполне может прожить еще лет десять. Слишком долго ждать, да и денег маловато, мисс Тайлер. Так что вернемся лучше к нашей главной проблеме. Джордж Ламли знает, что вы поехали ко мне?
Бланш поспешила ответить:
– Конечно знает.
– Уверен, что вы лжете. Впрочем, это ничего не меняет. Допустим, вы приехали, поговорили со мной насчет стоянок – и с тем отбыли в неизвестном направлении. Так и скажем, если кто-нибудь спросит.
Он быстро взял со стола записную книжку и листок бумаги, на котором было записано его имя и адрес. Блокнот и книжку он положил обратно в сумочку, потом взглянул на листок, снова на Бланш и сказал:
– Возможно, у Джорджа Ламли и вправду есть мой адрес, и он знает о вашей сегодняшней поездке. Но возможно и другое – он ничего не знает. В записную книжку вы меня не вписали; разговор с Энгерсом тоже не отражен. Вряд ли Джордж Ламли в курсе дела. Но, как я уже сказал, по существу это ничего не меняет.
Он смял листок в руке и сунул его в карман, и это вызвало у Бланш прилив ужаса.
Шубридж поднялся и начал укладывать все мелочи обратно в сумочку. Бланш, у которой сердце застучало в груди, как бешеное, осипшим голосом спросила:
– Что вы хотите со мной сделать? Ради Бога – что вы задумали?
Через плечо Шубридж взглянул на жену – и та слегка кивнула, словно давая согласие на какое-то немое предложение. Шубридж снова повернулся лицом к Бланш, а мисс Шубридж неторопливо поднялась со стула.
– У меня нет выбора, мисс Тайлер, – говорил тем временем Шубридж. – К этому дню я готовился много лет. У меня есть мечта, и я намерен претворить ее в жизнь. Вы для меня – ничто, пустое место. То обстоятельство, что о вашем посещении могут узнать, меня не пугает. Я всегда найду что ответить. Я должен двигаться дальше, мисс Тайлер. А вы стоите у меня на пути.
Бланш вскочила, охваченная животным страхом, который вытеснил все мысли, кроме одной, главной.
– Нет! Нет!… Не-ет! – закричала она и бросилась к двери.
Шубридж быстро схватил ее за руку. Потом резко развернул и обеими руками прижал спиной к себе. Когда к ней вплотную подошла миссис Шубридж, Бланш закричала. Шубриджи будто ничего не слышали. Миссис Шубридж протянула руку и отогнула лацкан ее замшевой куртки. Затем расстегнула красный жакет и просунула руку в открытый ворот шелковой блузки, обнажив правое плечо. Мелькнуло нежное, розоватое тело.
Бланш снова закричала – протяжно, пронзительно, как загнанный зверь, но Шубриджи невозмутимо продолжали свое дело. Миссис Шубридж подняла вверх руку со шприцом. Словно поперхнувшись собственным криком, Бланш вдруг тоненько, протяжно завыла и стала звать плачущим голосом: «Генри! Генри!…» Миссис Шубридж Щ недрогнувшей рукой ввела иглу. Почувствовав укол, Бланш снова вскрикнула и забила ногами так, что Шубридж еле удержал ее. Потом она тихо обмякла у него в руках, и он осторожно опустил ее на стул.
Выпрямившись, он отступил назад, взглянул на часы и сказал жене:
– Времени еще достаточно. Сядешь в ее машину. Я повезу ее в фургоне, нужно доставить ее поближе к месту, где она живет. Я покажу, как ехать. Мы должны все закончить по крайней мере за полчаса до того, как она очнется. Там на месте сообразим, где лучше остановиться. Мы, конечно, рискуем, но другого выхода нет.
Некоторое время он стоял неподвижно и смотрел на Бланш; затем протянул правую руку, не глядя нащупал руку жены и с силой ее стиснул.
***
В тот же вечер, сразу после девяти, Джордж выключил телевизор и поднялся наверх, чтобы налить себе чего-нибудь выпить на сон грядущий. Он был доволен собой. Его замысел начал потихоньку обрастать плотью. Он присмотрел подержанный фургон в хорошем состоянии и договорился, чтобы его перекрасили по сходной цене. На следующей неделе он займется покупкой инвентаря и даст объявление насчет помощника – ему понадобится крепкий молодой парень. Через несколько дней будут отпечатаны рекламные листки – они уже заказаны. К концу будущей недели он вместе с помощником начнет развозить их возможным клиентам. «Солнечные сады Ламли!» В местную газету тоже надо дать рекламу – чтобы каждую неделю появлялось его объявление. Не успеешь оглянуться – отбоя не будет от заказов. Со временем надо расширяться, создавать концерн. А там – кто знает? Всегда можно взять да и продать все это с потрохами, а деньги вложить в другое дело, посолиднее, повыгоднее. Он посмотрел на Альберта, который сидел на кушетке у окна. Там, снаружи, бушевала непогода – выл ветер, хлестал дождь, и стекло то и дело вздрагивало.
Джордж наливал себе виски, когда в окно ударил особенно яростный порыв ветра – дождь загрохотал по стеклу, и оно отчаянно задребезжало в плохо пригнанной раме; казалось, сама стихия обрушилась на дом и вот-вот ворвется внутрь. Альберт вскочил, повернул морду к окну – занавеска на сквозняке раздувалась, как парус, – и громко завыл. Он выл до тех пор, пока Джордж не запустил в него диванной подушкой.
***
И в ту же самую минуту в Рид-Корте мисс Рейнберд, читавшая книгу при свете настольной лампы, оторвалась от чтения, зажмурив и снова открыв уставшие глаза, и случайно взглянула на кресло в темном углу – кресло, в котором мадам Бланш всегда, сидела во время сеансов. Из-за неверного света контуры подушек на кресле и шаль, которую она сама, войдя, повесила на спинку, на миг слились, и ей вдруг померещилось, что в кресле кто-то сидит. Видение было настолько явственным, что в первый момент она действительно поверила, будто в комнате есть посторонний. По спине у нее побежали мурашки. Но уже в следующую секунду она поняла, что это просто обман зрения, и презрительно фыркнула, недоумевая, как можно было поверить в этакую чушь.
***
А между тем в это мгновение в небольшом леске, в пустынном месте к западу от Солсбери, умерла Бланш.
Приказ, с которым Грандисон вернулся после совещания на Даунинг-стрит, 10, в точности совпадал с прогнозом Буша. Все условия похитителя должны быть выполнены. Необходимо исключить любые действия, которые могут поставить жизнь архиепископа под угрозу. Требуемый текст объявления появится в «Дейли телеграф» в ближайший понедельник, после чего сотрудникам отдела надлежит ждать дальнейших указаний относительно условий и способа освобождения. Никакой информации в прессе – ни до, ни после освобождения архиепископа. В настоящий момент огласка недопустима, поскольку это грозит безопасности архиепископа. И после освобождения также недопустима – это заденет честь мундира видных членов правительства и полицейских чинов. Если когда-нибудь в отдаленном будущем слухи об этой истории все-таки просочатся, можно будет оправдаться тем, что соблюдение тайны было в то время самой правильной политикой, и за давностью лет ничья репутация не пострадает.
