К концу мелодии я опустил тяжелый рычаг; несколько плит откинулись вниз, открывая кричащим придворным путь в ловушку, на дне которой, на тридцатифутовой глубине, торчали заостренные колья. Почти пять столетий спустя, в 1932 году, один мой приятель-археолог прислал мне фотографии с раскопок на острове Снагов: еще видны были остатки кольев, еще лежали сложенные ровными рядами черепа.
На третью зиму после восстановления Замка Дракулы одна из моих наложниц заявила о своей беременности, надеясь получить преимущество перед своими товарками. Заподозрив, что она лжет, я предложил ей подвергнуться испытанию. Когда она отказалась, я велел привести ее в главный зал, где собрался весь двор. Она клялась в любви, уверяла, что сожалеет о своей ошибке, но я приказал телохранителям приступать. Они распороли ей чрево от лобка до грудины, отвернув в стороны мышцы, и плоть, пока она извивалась, еще живая.
«Засвидетельствуйте все это! – кричал я в смотревшие на меня белые лица. Слова мои эхом отдавались в каменных стенах. – Пусть весь мир видит, где был Влад Дракула!»
Боль Кейт осознала раньше, чем что бы то ни было. Она не понимала кто она, где она и почему мир состоит лишь из бесчисленных клинков боли, вонзающихся в тело.
Она поднималась с огромной глубины, вспоминая воду поверх лица на дне…, на дне чего?, после падения, казавшегося единственным, что она помнила из предыдущей жизни. Она вспомнила, как вынырнула из воды, как начала карабкаться вверх, волоча за собой поврежденную левую руку, пробираясь через грязь, крапиву, раскрошенную труху осины, колючий пиньон…
«Я помню огонь. Я помню запах пожарища. Я помню другие тела при свете санитарных и пожарных машин…» Кейт судорожно глотнула воздух и очнулась, ошеломленно моргая. Белый потолок. Белая кровать. Вмятый мешочек действующей капельницы. Белые стены и серые медицинские мониторы.
Отец О'Рурк наклонился поближе и коснулся ее неповрежденной руки над пластиковым браслетом капельницы.
– Все хорошо, – шепнул он.
Кейт попыталась что-то сказать, но обнаружила, что язык совсем пересох, а губы сильно опухли. Она отчаянно замотала головой из стороны в сторону.
На бородатом лице священника промелькнула обеспокоенность, а глаза подернулись печалью.
– Все хорошо, Кейт, – снова прошептал он. Она опять мотнула головой и провела языком по губам. С таким же успехом можно было попытаться говорить с набитым ватой ртом, но ей все же удалось издать какие-то звуки. Нужно было успеть кое-что объяснить О'Рурку, прежде чем снова провалиться в забытье под наплывом боли и лекарств.
– Нет, – прохрипела она после долгих усилий.
О'Рурк обхватил ладонями ее здоровую руку. Она попыталась повернуться и услышала, как капельница задребезжала на стойке.
– Нет, не хорошо. Не хорошо. О'Рурк кивнул, продолжая сжимать ее руку. Он понял. Кейт перестала сопротивляться и позволила водовороту затянуть себя на дно.
***
Молодой детектив – лейтенант Петерсон, как вспомнила Кейт, несмотря на пелену от боли и лекарств, – пришел утром. Сержант постарше с печальным лицом остался стоять у двери, а лейтенант уселся в пустовавшее кресло для посетителей.
– Миссис Нойман, – обратился детектив. Он жевал мятную жвачку, и ее щелканье на зубах напомнило Кейт звук, который издавала ее левая рука, когда она карабкалась вверх прошлой ночью «Нет, позапрошлой, – поправила она себя, собрав все силы, чтобы сосредоточиться. – Сегодня суббота. Был четверг, когда закончилась твоя жизнь. Сегодня же суббота».
– Миссис Нойман? Вы не спите? Кейт кивнула.
– Вы можете разговаривать? Вы меня понимаете? Она снова кивнула.
Лейтенант облизнул губы и оглянулся на сержанта, который задумчиво стоял у двери.
– Тогда, миссис Нойман, у меня к вам несколько вопросов, – сказал лейтенант, открывая небольшой блокнот.
– Доктор, – произнесла Кейт. Он поднял брови.
– Вы хотите, чтобы я позвал доктора? Вам нехорошо?
– Доктор, – повторила Кейт, скрипя зубами из-за боли в челюсти и шее. – Доктор Нойман.
Лейтенант слегка закатил глаза и щелкнул шариковой ручкой.
– Хорошо…, доктор Нойман, не расскажете ли мне, что произошло в четверг вечером?
– Вы расскажите, – проскрипела Кейт.
Лейтенант уставился на нее.
Она перевела дух. Прошло несколько часов после последнего укола, и сейчас все тело пронзала неимоверная боль.
– Скажите мне, что произошло, – проговорила она. – Том погиб? Джули погибла? Ребенок погиб? Лейтенант поджал губы.
– Миссис Нойман…, сейчас мы должны сосредоточиться на том, чтобы выяснить некоторые подробности, необходимые для расследования. Вам нужно постараться выздороветь. Скоро должен прийти ваш знакомый священник, отец…, как там его…
Кейт схватила лейтенанта за запястье здоровой рукой с поразившей его силой.
– Том погиб? – проскрежетала она. – Джули погибла? Ребенок погиб?
Петерсону пришлось помогать себе второй рукой, чтобы расцепить ее пальцы.
– Послушайте, миссис…, доктор Нойман. Моя работа состоит в том, чтобы выяснить как можно больше…
– Да, – сказал пожилой сержант, переведя взгляд на Кейт. – Да, доктор Нойман. Ваш бывший муж и мисс Стрикленд погибли. И боюсь, ваш приемный сын тоже погиб во время пожара.
Кейт закрыла глаза. «Те тела на носилках, когда в отсветах пожара меня грузили в машину… Угольно-черная кожа, раздвинутые почерневшие губы, сверкающие зубы…, и маленькое тело в прозрачном пластиковом мешке для маленьких тел… Мне это не приснилось».
Кейт открыла глаза и успела перехватить взгляд, которым детектив Петерсон наградил сержанта. Явно раздраженный, лейтенант повернулся к ней.
– Мои соболезнования, доктор Нойман – Он снова щелкнул ручкой – А теперь расскажите, пожалуйста, все, что сможете вспомнить о том вечере.
Стараясь удержаться на поверхности волн боли, исходивших от руки и головы, преодолевая водовороты, которые грозили затянуть ее обратно, вниз, в темную, готовую принять глубину, Кейт начала рассказывать все, что помнила, старательно выговаривая каждое слово.
***
Когда она открыла глаза, была уже ночь. Белый ночник в стеклянной панели над ее головой являлся единственным освещением. О'Рурк опустил книгу, которую читал, и придвинул кресло поближе. На нем был тот же свитер, что и в Бухаресте.
– Привет, – шепнул он.
Кейт находилась между сознанием и забытьем. Она постаралась прийти в себя.
– Это из-за повреждения головы, – тихо пояснил О'Рурк. – Доктор рассказывал о последствиях сотрясения мозга, но вы, кажется, были без сознания и не слышали его объяснений.
– Не мертвый, – с усилием проговорила Кейт. О'Рурк прикусил губу, потом кивнул.
– Да, вы живы.
Она сердито тряхнула головой.
– Ребенок… – Почему-то у нее заболела челюсть при звуке «дж» в имени Джошуа, но она все равно его произнесла. – Джошуа…, не мертвый.
О'Рурк сжал ей руку. Кейт не ответила на его пожатие.
– Не мертвый, – повторила она шепотом на тот случай, если вдруг кто-нибудь из людей в черном притаился за шторой или за дверью. – Джошуа… – От боли у нее закружилась голова, она словно попала в отливную волну. – Джошуа не умер.
О'Рурк слушал.
– Вы поможете, – прошептала она. – Обещайте.
– Обещаю, – ответил священник.
***
Когда в воскресенье утром пришел Кен Моберли, Кейт была одна. Превозмогая боль, она собралась с силами, намереваясь поговорить с ним, но едва увидела его лицо, поняла, что сейчас ей будет еще хуже. Даже выражая соболезнования, Моберли весь так и светился фальшивым оптимизмом и напускной бодростью.
– Слава Богу, что вы уцелели, Кейт, – сказал он, поправляя очки и вертя в руках принесенный букет цветов. – Слава Богу, что вы живы.
Кейт приложила ладонь к толстому слою бинтов на правом виске. От этого, вроде, предметы в палате не так плясали перед глазами.
– Кен, что случилось? – Она с удивлением отметила, что ее голос уже не кажется чужим.
Он так и застыл у вазы, в которую собирался поставить цветы.
– Что случилось, Кен? Ведь что-то еще было. Скажите. Пожалуйста.
Моберли обмяк. Он придвинул кресло и рухнул в него. Когда он начал говорить, на глазах у него за стеклами очков навернулись слезы.
– Кейт, кто-то вломился в лабораторию в тот же вечер, когда…, в тот же вечер. Они устроили погром в биолаборатории, сорвали печати, сожгли бумаги, разбили компьютеры, украли дискеты.
Кейт продолжала слушать. Только из-за оборудования и программ он не стал бы плакать.
– Чандра… – Его голос прервался.
– Они убили ее, – сказала Кейт. Это не было вопросом.
Моберли кивнул и снял очки.
– ФБР…, ох, Кейт, простите ради Бога. Врач и психолог сказали, что вам пока не нужно об этом говорить, а…
