— Просьба опубликовать материал пришла от его автора, мы не заказывали, нам просто принесли и отдали, — сказала Пэджетт.
— И часто вы получаете такие заказы?
— Очень. В основном мусор. Настоящий мусор. В смысле полной безграмотности.
— Писал ли для вас этот П. П. еще что-нибудь?
— Давайте посмотрим. — Тодд начал прокручивать изображение. — Вот, есть один материал. В самом начале. — И, обращаясь к Пэджетт, добавил: — Во втором номере.
Майло посмотрел на дату — три с половиной года назад.
— Счастливые безмятежные дни, — проговорила Пэджетт. — Вы только взгляните: свидетельства, улики, ложные следы, — мы начинаем новое направление, начинаем заниматься сыском. А, Тодд? Офицер, не пора ли нам тоже получить соответствующие значки?
Она принесла второй номер. Первый материал Правдивого Писаря был опубликован под рубрикой «Зерна и плевелы». Жестокосердные интервью вперемежку с бредовыми восторгами.
Этот материал подходил под категорию «зерен». Два параграфа хвалебных гимнов молодой и многообещающей балерине Анжелике Бернет.
Обзор пробного концертного исполнения балета по произведению одного китайского композитора «Лебеди Тяньаньмынь». Концерт состоялся в Лос-Анджелесе, в зале «Марк Тейпер».
Это произошло за два месяца до убийства Бернет в Бостоне.
Первое представление труппа дала в Лос-Анджелесе.
Анжелика входила в состав трио, занятого в последнем акте. П.П. отметил ее «выдающуюся грацию, „cygnian“, настолько полно соответствующую замыслу композитора, что мошонка сжимается. Это ТАНЕЦ, относящийся к палео-инстинктивной биоэнергетике, правильный, реальный и бесстыдно-эротический. Артистизм этой балерины ставит ее вне досягаемости для беспомощных претенденток, которые составляют остальную часть труппы».
— Ничего себе! — воскликнула Пэджетт. — Нам в самом деле следует проявлять большую разборчивость.
— «Cygnian», — повторил Майло.
— Это слово означает «подобный лебедю», — пояснил Тодд. — Оно внесено в список неологизмов.
— «Мошонка сжимается», — проговорила Пэджетт. — Да он страстно хотел ее. Что это за человек? Какая-то разновидность сексуального маньяка?
— Нельзя ли сделать копии обеих статей? — попросил Майло. — И уж раз мы занялись этим, не писал ли для вас когда-либо некто Драммонд?
Пэджетт надула губки.
— Я спрашиваю, а он не отвечает.
— Пожалуйста. — Майло улыбался, но говорил низким угрожающим тоном.
— Да-да, конечно, — согласилась Пэджетт.
— Как зовут Драммонда? — спросил Тодд.
— Проверьте всех Драммондов.
— Проверь всех кобелей, — уточнила Пэджетт. Никто не засмеялся.
Никаких сведений ни о Кевине, ни о Юрии Драммондах в файлах лиц, сдававших свои материалы в ССА, не было. Не было и статей ни о Беби-бое Ли, ни о Чайне Маранга, но Тодд отыскал отчет о выступлении Василия Левича. Еще один материал годичной давности под рубрикой «Зерна и плевелы». Левич сыграл одно произведение в групповом концерте в Санта-Барбаре. Подпись автора — Э. Мерфи.
— Еще один материал из серии ОНП? — справился Майло.
Гиперболизированная, перегруженная сексуальными мотивами заметка напоминала стиль Правдивого Писаря: «…гибкий подобно гурии из гарема, когда он отстукивал несколько громоздкий этюд Бартока и выжимал до последней капли все, что помещалось в бесконечном пространстве-времени, заключенном между нотами».
Пэджетт покрутила свою серьгу на подбородке.
— Послушай, ну не чушь ли мы с тобой публикуем? Эта прогулка во времени отнюдь не вызывает во мне чувства гордости.
— Смотри в будущее, Патти, — посоветовал Тодд. — Твой папаша торгует токсичными химикалиями.
Патти Пэджетт сделала фотокопии статей и проводила нас до двери, почти прижавшись к Майло.
— Вы когда-нибудь слышали о «Груврэт»? — спросил ее Майло.
— Не. Это что, джаз-банд?
— Журнал фанатов.
— Да их сотни! — воскликнула она. — Любой, у кого есть сканер и принтер, может напечатать такой журнал.
Ее улыбка, сначала радостная, сменилась горькой усмешкой пожилой, потерпевшей поражение женщины.
— А любой, у кого есть богатый папаша, может подняться на ступень выше.
Когда мы вернулись к машине, мобильный телефон Майло прочирикал первые семь нот «Fur Elise». Он прислонил его к уху и ворчливо ответил:
— Да, постараюсь приехать скорее, обойдитесь с ней полюбезнее. — Потом обратился ко мне: — Мать Василия Левича вчера вечером прилетела из Нью-Йорка и ждет меня в участке. Может, она знает, что связывает Левича с Драммондом помимо «Э. Мерфи»… Так о чем все это свидетельствует? О том, что Драммонд подписывался псевдонимами? А если у него есть собственный журнал фанатов, то зачем присылать материал Патти и Тодду?
— Статья о Бернет была написана до того, как начал издаваться «Груврэт». Если ее автор Кевин, он все еще учился на втором курсе. Не исключено, что он послал материал другим, поскольку журнал Патти и Тодда распространялся, а Драммонд такой возможности не имел.
— Желание показать себя широкой общественности. Много секса в прозе. Ему хочется трахаться с ними.
— Ему хочется обладать ими, — возразил я. — И он совершал поездки, чтобы делать это. Выступление Левича состоялось в Санта-Барбаре. Рецензия о выступлении Анжелики Бернет была опубликована в Лос-Анджелесе, а убили ее в Бостоне. Если тебе удастся доказать, что он тогда находился в Бостоне, это будет основанием для получения ордера.
— Да, но как мне доказать это, не имея на руках ордера?
— Авиационные компании сильно закрутили гайки, а от семейства Кевина информации не получишь.
Мы направились к Санта-Монике. Когда мы достигли Доухени, я сказал:
— Если Драммонд внештатно сотрудничал с «Селдомсинатол», он, конечно, мог сдавать свои материалы и в другие журналы.
Майло крепче сжал руль.
— А что, если этот негодяй использует дюжину псевдонимов? Что мне делать? Найти эксперта, чтобы тот провел лингвистический анализ всех журналов фанатов в стране?
— Я начал бы с Правдивого Писаря и Э. Мерфи и посмотрел, к чему это меня приведет.
— Внепрограммное чтение. А скорбящая мать тем временем ждет.
Мы проехали еще несколько кварталов, Майло спросил:
— Еще какие-нибудь интуитивные догадки? Исходя из манеры изложения?
— Такая напыщенная проза характерна для школьных письменных работ. Стиль, рассчитанный на то, чтобы произвести впечатление. Если мы имеем дело с Кевином, то дома его к подобному сочинительству не поощряли, поэтому он направил всю свою энергию на разного рода проекты и возомнил себя великим ценителем искусства. Я изучил бы его обозрения в газете, издававшейся в колледже, и посмотрел бы, нет ли сходства с тем, что мы имеем.
— Ты постоянно твердишь, что мы имеем дело с Кевином. Кевин, по-моему, еще молод для подобных убийств. Если Анжелику Бернет прикончил он, то тогда ему был всего двадцать один год. В случае с Анжеликой есть признаки того, что это дело рук новичка: многочисленные ножевые ранения означают поспешное нападение, тело не спрятано. Вместе с тем поездка за три тысячи миль оттуда, где он чувствовал себя комфортно, очень хорошо рассчитана.
— Как насчет этого? Кевин видит, как Бернет танцует в Лос-Анджелесе, загорается страстью, изучает расписание турне труппы и едет в Бостон. Может, он даже не вполне отдает себе отчет зачем. Его переполняют самые разнообразные чувства. Потом Кевин тайно преследует Анжелику вплоть до Кембриджа, вступает с ней в контакт, но она его отвергает. Охваченный возбуждением, Кевин убивает ее. Летит домой. Сидит дома и думает о содеянном, о том, что у него все получилось и сошло ему с рук. Наконец он хоть в чем-то добился успеха. Тринадцать месяцев спустя исчезает Чайна. Убийца не спеша хоронит ее, и в течение многих месяцев тела никто не обнаруживает. И все потому, что отныне он проявляет осторожность. Планирует. Да и далеко от дома не уезжает. Логично? Если он одаренный мальчик.
— Возбудимый мальчик, — поправил меня Майло. — Как в той песне.
— Последние убийства свидетельствуют о возрастающей самоуверенности: все трое были убиты там, где демонстрировали свои таланты. В случае с Беби-Боем и Левичем преступления были совершены еще до того, как разошлись слушатели. В случае с Джули — в то время, когда в соседней комнате находилась Коко Барнес. Это уже наглость. Похоже, он отработал на практике свое ремесло и теперь считает себя виртуозом.
— Практика подразумевает другие убийства, о которых нам ничего не известно.
— Между убийствами Анжелики и Чайны прошло тринадцать месяцев, потом, до убийства Беби-боя, проходит почти два года. Через шесть недель убита Джули, а через девять — Левич.
— Здорово! — заметил Майло.
— Возможно, в течение нескольких лет ему удавалось подавлять свои порывы, а теперь он потерял над собой контроль.
— Каким образом ему удавалось подавлять их?
