В кабинет вошла Свайр. Ее лицо под шлемом высветленных волос окаменело от напряжения. Сейчас она была похожа на миссис Тэтчер, готовую послать экспедиционный корпус в Атлантику и знающую, что предприятие может выйти боком.
Все расступились, пропуская суперинтенданта, но она даже не взглянула на нас, пока не подошла к Эди Рен. Девушка сидела на краю стола, рядом со своим компьютером. На мониторе, словно только что пойманная добыча, застыло лицо мужчины.
– Что тут у нас? – спросила Свайр.
Компьютер показывал то же самое лицо, только в натуральную величину. Можно было разглядеть и настороженную злобу в глазах, и старые шрамы от прыщей, и то, что мужчина зачесывал волосы, стараясь прикрыть растущую плешь.
– Ян Пек, – доложила Эди. – Несколько судимостей. Первая – десять лет назад за хранение наркотиков. Покупал в Амстердаме и отсылал себе домой по почте, на имя предыдущего жильца.
– Старая уловка, – заметил кто-то.
Эди пересела на стул.
– Год условно, – продолжила она, прокручивая страницу, и покачала головой. – Четыре… нет, пять судимостей за домашнее насилие над подружкой. Суд запретил ему приближаться к ней. Пек работает на фрилансе, консультантом по программному обеспечению. Расставшись с девушкой, переехал к родителям. Это и есть Мясник Боб.
Губы Свайр торжествующе дрогнули:
– Поздравляю всех, отличная работа. А теперь готовьтесь, утром мы его возьмем.
– Человек, способный ударить девушку? – спросил я. – Вы и правда считаете, что это наш преступник?
Я взглянул на доктора Стивена, который стоял, сунув руки в карманы. Мне казалось, он заметил то же, что и я.
– Тот, кого мы ищем, совсем не таков, – продолжил я.
Стивен так и не посмотрел на меня.
– Что вы говорили, доктор? Честь, сила и власть.
Я показал на монитор, но Свайр была невозмутима:
– Вы слышали о полицейском по фамилии Олдфилд?
Я кивнул. О заместителе начальника полиции Джордже Олдфилде слышали все. Он возглавлял охоту на Йоркширского Потрошителя. Получив письма и аудиокассету, где неизвестный называл себя тем самым Джеком, Олдфилд отправился искать маньяка на северо-восток, а Питер Сатклиф тем временем убивал женщин в других частях страны.
– Я не намерена играть роль Джорджа Олдфилда, – сказала Свайр. – Убийцу я не упущу.
Она решительным шагом вышла. Все в кабинете оживились, и только я стоял, не сводя глаз с лица на мониторе.
Честь. Сила. Власть.
Он бьет женщин, подумал я. Какая тут честь?
* * *
Солнце только встало, когда мы собрались на пригородной улочке, вдоль которой сплошным рядом тянулись скромные дома. Здесь было так тихо, что я слышал только шум собственной крови в ушах.
Когда сердце бьется достаточно быстро, алый стремительный звук крови похож на голос моря. И пока мы сидели на корточках за низкой садовой оградой и делали последние приготовления – поправляли ремни бронежилетов и проверяли предохранители на оружии, – сквозь приглушенное бормотание раций я слушал этот шум, и он подсказывал мне, что стоит на кону.
Жизнь молодой женщины. Наша карьера – тех, кто ее упустил. И кое-что еще, более личное: ведь ты не знаешь, что ждет по ту сторону двери.
Офицер со старым красным тараном через плечо направился по садовой тропинке к дому.
Все произошло очень быстро. Три ступеньки – и он уже снял с плеча таран, качнул им и одним жестоким движением ударил в замок.
Брызнули щепки, дешевая дверь с треском распахнулась. Человек с тараном отступил, освобождая дорогу остальным. Мы бросились в дом, крича как можно громче, чтобы посеять страх в тех, кто скрывается внутри, и скрыть собственный.
Два офицера, бежавших передо мной, вдруг остановились, выставив винтовки Хеклера – Коха.
За их одетыми в броню плечами, у дальней стены коридорчика, я увидел тощего кота. Тот выгнул спину и зашипел, преисполнившись яда и презрения.
Открылась дверь, и мы снова заорали.
В коридор вышла, шаркая тапочками, старая женщина. К приказам остановиться она осталась совершенно глуха и даже не взглянула в нашу сторону.
За ухом у нее был старинный слуховой аппарат – большой, розовый, точно комочек жевательной резинки. Женщина скрылась за противоположной дверью. Кот увязался за ней, потираясь боком о хозяйские ноги.
Мы пошли следом.
В гостиной старушка села на диван рядом со стариком, который как раз хотел откусить печенье, но так и застыл с поднятой рукой. Он толкнул жену локтем, и та наконец заметила гостей. Старики уставились на дула штурмовых винтовок, разинув рты. Кот снова зашипел.
– Мистер и миссис Пек? – спросил я. – Где ваш сын? Где Ян?
Они молчали.
На другом конце коридора была маленькая кухонька.
– Чисто, – сказал офицер, выходя оттуда.
По лестнице загремели ботинки. Я услышал на втором этаже топот, крики, грохот распахнутых дверей. Потом наступило разочарованное и облегченное молчание.
Я заглянул на кухню. Из нее дверь вела в садик на заднем дворе. За его высоким забором виднелись черные кевларовые шлемы, маски и напряженно стиснутые губы. Поблескивали штурмовые винтовки.
Из сада на кухню вошел Мэллори, за ним – Уайтстоун и какой-то полицейский. Он снял каску, и я узнал Билли Грина. От нервного напряжения на бледном лице выступил пот, но констебль держался молодцом. Бокс пошел ему на пользу.
Крики в доме стихли.
– Его здесь нет, – сказал я.
– А в подвале смотрели? – спросил Мэллори.
Прямо возле кухни была деревянная дверь с облупившейся краской. Я толкнул ее и нащупал выключатель.
Внизу зажглась лампочка.
Я осторожно спустился по короткой лестнице. В подвале пахло сыростью и пылью, потолок был таким низким, что приходилось сутулиться.
– Что там? – спросил за спиной Мэллори.
Подвал завалили мусором. Груда битых кирпичей и кусков цемента поднималась почти до потолка.
– Откуда это здесь? – удивился я.
– Похоже, кто-то хотел устроить здесь жилое помещение, и нужно было выполнить требования пожарной безопасности. А потом пузырь недвижимости лопнул, мечта не сбылась.
Старший инспектор вгляделся в сумрак.
– Простите. – Он осторожно протиснулся мимо меня. – Похоже, там что-то есть.
– Чисто, – крикнул кто-то наверху.
Волной прокатился облегченный смех. Отсюда казалось, он звучит очень далеко.
Мэллори прошел в глубину подвала. Я вздрогнул, заметив, что на кучах строительного мусора копошится что-то маленькое, живое. По ржавой раме детского велосипеда скользнул крысиный хвост.
– Тут дверь.
Мэллори вытащил из кармана фонарик, и тусклую желтую мглу разрезал белый луч. Мы с Билли Грином подошли ближе к инспектору. Тот попробовал открыть дверь. Она была заперта.
И вдруг свет погас. Кто-то вырубил в доме электричество. Сверху послышались возмущенные голоса.
Мэллори взял какой-то нож и стал водить им между дверью и косяком. Я держал фонарик. Старший инспектор двигал лезвие то влево, то вправо, пока язычок замка не вышел из углубления. Послышался треск дерева, дверь открылась.
Путь нам преградили металлические прутья. Откуда-то из глубины долетал женский голос:
– Помогите! Помогите! Помогите!
Во тьме гремела железная решетка.
– Слышите? – спросил Мэллори.
– Да.
Мы перешли на шепот. Старший инспектор просунул руку между прутьями – рядом на гвозде висела связка ключей. Вскоре он открыл решетку.
– Чувствуете запах?
– Да, сэр.
Воняло дерьмом и бензином.
– Осторожнее, – сказал инспектор и двинулся вперед.
Крики Скарлет Буш стали громче. Проход расширился, и мы ускорили шаг. Впереди шел Мэллори, за ним – я, следом – Билли Грин. Старший инспектор вдруг споткнулся, но я успел схватить его за пиджак.
Мы замерли на краю ямы метра два глубиной. На дне стояла Скарлет Буш, прикрывая глаза от яркого света фонарика. Журналистка была голой, ее облили бензином. Похоже, тут собрались сделать шашлык из человечины.
Вдруг в темноте вспыхнул факел. Прежде чем он упал в яму, я успел заметить на другом краю мужчину. Билли Грин прыгнул вниз, к Скарлет, и в тот же миг пламя с отвратительным хлопком взорвалось.
Мощный длинноволосый коротышка, похожий на обезьяну, ударил меня в грудь с такой силой, что я задохнулся, отлетел и рухнул на какой-то стол, который развалился под моим весом.
Спину пронзила боль, я врезался затылком в стену. Прижав к груди руку, я нащупал дыру в рубашке и вдруг понял, что меня ударили не кулаком, а ножом. Я потрогал вмятину в кевларовом жилете. Он спас мне жизнь.
От боли в затылке тошнило, голова кружилась. То, что происходило вокруг, я воспринимал урывками. Крики из ямы – теперь мужские. Грин снял куртку и, как безумный, хлещет ею по языкам пламени. Скарлет Буш с круглыми от ужаса глазами выбирается наверх. На стенах пляшут отсветы огня, превращая нас в тени.
