– Прошу прощения, – сказала она и уселась в кресло.
Слава богу, Сэм перестал вертеться, и она смогла его послушать.
– Пэт Коллинз – их лучший защитник, – сказала мать ребенка. – Вы что же, не позволите ему выступить?
На этот вопрос Сара не ответила.
– В легких чисто, – сказала она женщине. – Однако он должен закончить курс антибиотиков.
Она уже собралась передать ребенка матери, но остановилась. Подняла рубашку Сэма, внимательно осмотрела его грудь, а потом и спину.
– Что-нибудь не в порядке?
Сара отрицательно покачала головой.
– Все хорошо, – сказала она женщине.
И это была правда: подозревать побои причин не было. Хотя в свое время Сара так же думала и о Дженни Уивер.
Сара подошла к скрытой раздвижной двери и открыла ее. Ее сестра, Молли Стоддард, сидела за столом и выписывала направление. Сара подождала, когда она закончит, и продиктовала рецепты Сэму.
– Как настроение? – спросила Молли, не переставая писать.
Сара подумала и решила, что настроение у нее неважное. Она была раздражена, и началось это со вчерашнего дня, после стычки с Леной. Сара испытывала чувство вины и стыда за то, что позволила себе сорваться. Лена делала свою работу, что бы об этом Сара ни думала. Непрофессионально высказывать критические замечания в адрес молодого детектива, да еще и в присутствии Джеффри. Больше того: то, что сказала Сара, было не только непростительно, но и подло. Не в ее характере было набрасываться на человека. Чем больше Сара думала об этом, тем больше уверялась, что она зря напала на Лену.
– Эй! – сказала Молли. – Сара?
– Да? – очнулась она. – О, извините, я просто…
Она мотнула головой, показывая, что им лучше выйти в коридор.
Молли пропустила Сару вперед и задвинула за ней дверь. Молли Стоддард была миниатюрной женщиной с красивым лицом. В отличие от Сары, сестра всегда была аккуратно одета. Ее белоснежный халат туго накрахмален. Единственным украшением Молли была тонкая серебряная цепочка, которую она засовывала под воротник. Сара поступила чрезвычайно умно, когда взяла к себе Молли, но бывали моменты, когда ей хотелось стащить с головы женщины шапочку и растрепать ей прическу или как бы случайно пролить на безукоризненную униформу чернила.
– До следующего приема осталось около пяти минут, – сказала Молли. – Что случилось?
Сара прислонилась спиной к стене, сунула руки в карманы белого халата.
– Может, мы что-то упустили, – сказала она и тут же уточнила: – Может, я что-то упустила?
– Вы о Уивер? – спросила Молли, хотя Сара поняла по ее реакции, что она и так знает. – Я задаю себе тот же вопрос, и ответ один: не знаю.
– Кто мог это сделать? – спросила Сара и поняла, что Молли не представляет, о чем она ей толкует.
Ее находки во время вскрытия вряд ли стали кому-то известны, но, хотя Сара и доверяла Молли, чувствовала себя не в праве делиться подробностями. Возможно, Молли и не захочет об этом узнать.
– Подростков трудно понять, – сказала Молли.
– Я чувствую за собой вину, – сказала Сара. – Должна была проявить больше внимания.
– За день у нас проходит от тридцати до сорока детей, и так шесть дней в неделю.
– По-вашему, у нас конвейер.
Молли пожала плечами.
– А что? Может, так оно и есть, – сказала она. – Делаем то, что можем. Осматриваем, прописываем лекарства, выслушиваем. Что еще от нас требуется?
– Полечил, и хватит, – пробормотала Сара, припомнив поговорку времен своей службы в экстренной медицинской помощи.
– Этим мы и занимаемся, – согласилась Молли.
– Я пришла сюда не для того, чтобы так работать, – сказала Сара. – Мне хотелось другого подхода.
– Вы – другое дело, Сара, – заверила ее Молли и взяла ее за руку. – Послушайте, моя дорогая, я знаю, каково вам приходится. Вижу вас каждый день. Вы вкладываете в работу всю душу.
Она помолчала.
– Вы забыли, как обстояло дело с доктором Барни? Вот там был настоящий конвейер.
– Он ко мне хорошо относился, – возразила Сара.
– Потому что вы ему нравились, – сказала Молли. – На каждого ребенка, который был ему по нраву, приходилось десять, которых он терпеть не мог. В последние годы он присылал вам всех тех, кого ненавидел.
Сара решительно помотала головой.
– Он этого не делал.
– Сара, спросите Нелли. Она работает здесь дольше меня.
– Значит, в этом и заключается мое преимущество? В том, что я лучше доктора Барни?
– Ваше преимущество в том, что вы ко всем детям относитесь одинаково. У вас нет любимчиков.
Молли указала на фотографии на стене.
– Сколько снимков детей висело в кабинете доктора Барни?
Сара пожала плечами, хотя прекрасно знала ответ: ни одного.
– Вы слишком строги к себе, – сказала Молли.
– Я просто хочу теперь быть более внимательной, – ответила Сара. – Может, нам перекроить расписание? Тогда я буду уделять больше времени каждому пациенту.
Молли хмыкнула.
– Мы едва успеваем посмотреть список пришедших на прием. А тут еще и морг…
Сара остановила ее.
– Может, мне морг оставить?
– Может, вам лучше нанять еще одного врача? – предложила Молли.
Сара задумчиво постучала по стене затылком.
– Не знаю.
Дверь дрогнула от стука.
– Если это Эллиот… – начала Сара, но это был не он.
Дверь отворила Нелли, администратор. Она работала здесь, когда Сары еще не было на свете.
– Ник Шелтон на проводе, – сказала Нелли. – Может, телефонограмму потом посмотрите?
Сара покачала головой.
– Я отвечу, – сказала она и, подождав, когда Молли выйдет, подняла трубку.
– Привет, солнышко, – произнес Ник в своей тягучей южной манере.
Сара позволила себе улыбнуться.
– Привет, Ник.
– Жаль, нет времени пофлиртовать, – сказал он. – У меня через несколько минут собрание. Ну ладно, отвечаю в нескольких словах.
Она слышала, как он шуршит бумагами.
– В последнее время о женской кастрации ничего не слышно. По крайней мере, в Штатах. Думаю, тебя это не удивляет.
– Верно, – согласилась Сара. – Такое сенсационное сообщение наверняка проникло бы в прессу.
– А вот во Франции несколько лет назад женщину судили за пятьдесят таких операций. Пишут, что она была родом из Африки.
Сара покачала головой: ей трудно было поверить, что женщина может сделать такое с ребенком.
– Может, ты об этом уже знаешь? – спросил Ник.
– Инфибуляция, [6] – сказала она, – иногда практикуется на Ближнем Востоке и в некоторых территориях Африки. Это как-то связано с религией.
– В такой же степени, как и самоубийство, – заметил Ник. – Религией в наши дни можно оправдать что угодно.
Сара согласно хмыкнула.
– Этот обычай передается от одной деревни к другой. Чем ниже уровень образования, тем чаще они готовы это делать. Религия ничего подобного не предписывает, но тамошним мужчинам хочется быть уверенными в том, что женщины не станут им изменять.
– Значит, они никогда не смогут насладиться сексом? Прекрасное решение. Если это получит широкое распространение, Африка и Ближний Восток скоро превратятся в пустыню.
Ник промолчал, и Саре стало неловко за то, что он мог принять неодобрение на свой счет.
– Извини, Ник, я просто…
– Не надо мне объяснять, Сара, – мягко прервал он ее.
Немного помолчав, она спросила:
– Что еще?
В трубке снова послышался шелест бумаг.
– Так… После операции им связывают ноги, чтобы рана быстрее зажила.
Ник перевел дыхание.
– В большинстве случаев зашивают влагалище, как у твоей девочки. Оставляют отверстие для выхода менструальной крови.
– Я читала об этом, – сказала Сара.
Знала она, и что не подвергшиеся такой операции деревенские женщины считались негодными для замужества.
– Нитка, которую ты извлекла из влагалища, самая обыкновенная. Я послал ее в лабораторию. Там сказали, что такие нитки можно купить в любом магазине. Ты считаешь, что тот, кто сделал это, обладал определенным опытом в медицине?
