— Иногда смотрю, чтобы знать, что у вас происходит. И пару раз слышал тебя. Это гнусно, Антон. Ради того, чтобы удержать свои привилегии, ты готов говорить все, что угодно, публично произносить любую ложь. Но теперь она у вас кончилась, вы не знаете, что еще придумать. Поэтому понадобились новые пособия. Скажи честно, разве не так?
Антон мрачно буравил глазами отца. Антон вдруг осознал, что всегда его ненавидел. И совсем не за то, что тот оставил его мать, а потому что он олицетворял то, что было ему глубоко чуждо и враждебно.
— Ладно, отец, ты как всегда прав. Нам, в самом деле, уже нечего говорить людям, все, что могли, уже сказали. Требуется что-то новое. Надо же чем-то кормить население. Ты это хотел от меня услышать.
Несколько мгновений Каманин молча смотрел на сына.
— Признайся, Антон, вот сказал правду — и стало легче.
— Что это меняет?
— Правда всегда меняет очень многое. В том числе, и то, чего сказавший совсем менять не желает. Вот как ты сейчас. Я давно хотел с тобой поговорить, Антон. Но ты сам начал этот разговор. И тем облегчил мою участь.
— Я рад, что хоть чем-то помог тебе, отец.
— Ну, это вряд ли, на самом деле для тебя этот разговор мучителен. Ты хотел все по простому, предложить мне огромные деньги, получить мое согласие и уехать, чтобы отчитаться перед руководством. А теперь видишь, что не получается. Скажи, неужели ты и те, кто тебя послал ко мне, думаете, что все и всех можно купить? Главное, предложить нужную цену.
— Да, отец, можно. Ты даже не представляешь, каких людей мы покупали и покупаем, — зло прошипел Антон. — И не только в России, но и за рубежом. Если бы я тебе назвал имена, ты, возможно, даже и не поверил.
— Да, нет, поверил, сынок. Мне ли не знать, насколько человек продажен. Вон пример Ивана весьма показателен.
Антон пренебрежительно махнул рукой.
— Это не самый лучший пример, Нежельский нам стоил совсем недорого.
— Да? Надо его уведомить, что он сильно продешевил.
— Уведоми, все равно больше ему платить не станут, — откровенно ухмыльнулся Антон. — Скажу по секрету, он не слишком сильно ценится. Есть даже предложения отказаться от его услуг. Мы ведь постоянно мониторим ситуацию, его выступления не дают нужного эффекта. Он большинству неинтересен. Так, небольшой прослойке интеллигенции. Но эти люди погоды не делают.
— Бедный, Иван, а он, поди, убежден, что является звездой вашей пропагандисткой машины. Если я ему скажу истинное его положение, он сильно расстроится.
— Скажи, — пожал плечами Антон. — Если он откажется от работы на нас, никто пальцем не пошевелит, чтобы его вернуть. Тоже ему об этом скажи.
— Ну, хорошо, оставим бедного Ивана в покое. Меня больше беспокоишь ты, все же ты мой сын. Как ты можешь во всем этом участвовать?
— Уточни, в чем именно?
— В этом гигантском балагане, в бесконечном потоке вранья, в этой дешевой и убогой пропаганде для лохов. Неужели внутри тебя ничего не противится этому?
— Это я не понимаю, как ты не понимаешь, что мы спасаем страну.
— От кого или от чего?
— От нее самой. Это страна сплошных идиотов, если дать им волю, они такое натворят, весь мир содрогнется.
— Выходит, вы спасаете всех нас от самих себя.
— Да, если хочешь, спасаем. Кто-то же должен это делать.
— Хорошая отмазка. Вот только кто от вас страну спасет, хотелось бы знать. Обычно после таких спасителей, наступают самые мрачные и тяжелые времена. Знаешь, Антон, я никогда не соглашусь служить тем, кто отнимает у других свободу, какой бы предлог они для этого не использовали. Потому что если у людей что-то и есть свое, то эта их свобода, остальное заимствованное и чужое. Я прекрасно знаю, что большинство готовы отдать ее кому угодно. А многие даже и не подозревают, что она у них есть. Но это еще не повод для ее отъема. Наоборот, я всегда считал и считаю, что человеку возможно даже следует заставлять быть свободным, вопреки его желанию. Но это единственный способ, что когда-нибудь он станет сознательной личности. Но вам-то это как раз и не надо, вам нужны рабы. Я никогда не буду на стороне тех, кто насаждает рабовладение. Так и передай тем, кто тебя ко мне послал. Понимаю, что в их глазах ты будешь человеком, который не справился с ответственным поручением. Сожалею, но изменить ничего не могу. Для меня это принципиальная позиция. И мне жаль, что ты не на моей стороне, Антон.
— Я понял тебя, отец. — Антон встал и своей грузной походкой покинул номер.
52
Мария крайне недовольная вышла из номера. Ей совсем не хотелось оставлять будущего мужа со своим старшим сыном. Из всех детей Каманина Антон нравился ей меньше всего. Точнее, он вообще ей не нравился. Один внешний вид чего стоит. Он еще не стар, но отъелся просто до неприличия. Как можно было себя довести до такого состояния. Это же, как надо себя не уважать, как потакать своим самым примитивным желаниям, чтобы так разжиреть. А теперь попробуй сбросить вес, для этого требуется сильная воля. И что-то незаметно, что она у него есть.
Да и что у них за разговор, при котором она не может присутствовать? Интуиция подсказывает, что вряд ли речь идет об их семейных делах, Антон же активно занимается политикой. И скорей всего он что-то хочет от Феликса. А она знает, что он не одобряет деятельность сына, так что совсем нельзя исключить того, что их общение может принять весьма острый характер. А Феликсу нужно избегать волнения, в его состоянии они крайне вредны. Но что она в данном случае может поделать, коли ее выставили из номера. Остается только надеяться, что ничего плохого не произойдет.
Мария вышла с территории замка и направилась к озеру. Она шла без всякой цели, лишь бы провести время, пока мужчины беседуют в номере. Внезапно кто-то окликнул ее. Она обернулась и увидела, как к ней идет Эмма Витольдовна.
— Мария, подождите, — проговорила она.
Мария остановилась, ожидая, пока Эмма Витольдовна сблизится с ней.
— Вы к озеру? — спросила Эмма Витольдовна.
— Просто гуляю, — ответила Мария.
— Не возражаете, если мы немного прогуляемся вместе?
— Почему я должна возражать.
— Мало ли какие у вас могут быть причины, — на секунду улыбнулась вторая жена Каманина.
— У меня нет причин.
— Тогда давайте немного погуляем. Я хочу кое-что вам сказать конфиденциально.
Мария несколько недоверчиво взглянула на нее, конфиденциальные разговоры с некоторых пор стали вызывать у нее опасения. С другой стороны стало любопытно, что хочет поведать ей эта холеная дама.
Они направились вдоль стены замка. Мария ждала, когда Эмма Витольдовна заговорит, но та молчала. И почему-то ее поведение раздражало Марию. В какую игру каждый тут играет.
— Вы что-то хотели мне сказать, — напомнила она.
— Да, хотела. Прошу вас, поймите меня правильно и отнеситесь к моим словам серьезно.
— Я постараюсь. Но трудно обещать, если не знаешь, о чем идет речь.
— Вы правы. Вам известно, что я увлекаюсь астрологией. На самом деле, это уже не совсем увлечение, это можно сказать моя профессия.
— Не могу про себя сказать, что я доверяю астрологии. Может, потому что я по профессии врач. А она требует конкретных знаний.
Эмма Витольдовна, соглашаясь, кивнула головой.
— Не будем дискуссировать, замечу лишь одно, что астрология требует обладание обширными познаниями. И я посвятила их изучению много лет. Но сейчас я хочу говорить не об этом. Я составила карту солнечного возвращения Феликса на день его рождения. И солнце оказалось в восьмом доме, да еще с точным и наряженном аспектом к вредной планете.
— Да, — немного насмешливо протянула Мария. — Это крайне интересно. И что сие означает?
Эмма Витольдовна поспешно достала из пакета файл с листком, извлекала его из него и протянула Марии.
— Смотрите, эта красная стрелка точная и сходящаяся говорит о том, что ситуация серьезная и действие обязательно произойдет. Меня это обстоятельство обеспокоило, я решила проверить верны ли мои выводы? Увы, они подтвердились, прогрессивная Луна тоже оказалась недоброй и расположилась прямо на куспиде восьмого дома. Это прямые указания, что с человеком может что-то произойти. Гибель эксидента или, как мы говорим, трансформация. Все это настораживает и надо неотложно что-то предпринимать.
