Нельсун успокаивающе похлопал меня по руке.
— Чувство вины — одна из первых и самых обычных реакций семьи и друзей на похищение. Вины за то, что они должны были сделать что-то, чтобы предотвратить случившееся. Такое чувство — не просто потеря времени. Оно может помешать мыслить рационально и делать нужные шаги по освобождению человека.
— Но если бы я остался с ней, я мог бы ее как-то приободрить. Помочь ей пройти через все это.
Нельсун понизил голос.
— Честно говоря, Ник, вам здорово повезло. Изабель в безопасности. У нее богатый отец, готовый в любой момент внести за нее выкуп. А вы? Вас они могли убить просто для того, чтобы показать серьезность своих намерений. Поверьте, вам куда лучше быть здесь.
По моему телу прошла дрожь. Наверное, Нельсун прав. Но я бы сделал все, все что угодно, только бы вызволить Изабель.
Остаток дня я провел в квартире Перейры. Приходил представитель полиции, назвавшийся да-Силвой, — в таком же помятом костюме и с таким же кричащим галстуком, которые носят сыщики на всей планете. Как и предполагал Нельсун, он согласился пока ни во что не вмешиваться. Да-Силва расспрашивал меня около часа, выуживая все детали, которые я мог вспомнить. К телефонной линии подключили подслушивающее устройство.
Ожидание всегда невыносимо, а ведь еще все только начиналось. Луис безуспешно пытался заниматься делами банка. Он бесцельно слонялся по квартире, беря в руки то одни, то другие документы.
Корделия осталась с нами. Какое-то время она делала вид, что читает, но потом сдалась, включила телевизор в соседней гостиной и, не моргая, уставилась на экран.
Я чувствовал себя прескверно. Хотя прошлую ночь я ни разу не сомкнул глаз, сна не было. Мне хотелось кричать, вопить, делать что-то.
Меня обуревали отвратительные мазохистские мысли, и я ничего с этим не мог поделать. Я цеплялся за воспоминания об упоительных минутах, которые мы провели вместе, так, словно эта ниточка могла меня привести к Изабель. Конечно же, это было глупо. Скорее всего, ее отпустят, не причинив ей никакого вреда, и мы снова увидимся. Но страх не отпускал меня.
Нельсун тоже был здесь, но старался оставаться незаметным. Ему удалось связаться со страховыми брокерами в Lloyds, занимавшимися полисами Dekker. Нельсуна там знали, и это было для меня хорошей новостью. Страховая компания была готова выплатить сумму в размере до миллиона долларов.
Телефон весь день звонил, не умолкая. В банке Луис сказал, что у него заболела дочь и ему нужно побыть дома. В детали он не вдавался. Все это звучало не слишком убедительно, но кому придет в голову спорить с боссом.
Мы поужинали, и я отправился в отель. Без Изабель он казался пустым и вымершим. Я прошел в ее номер и упаковал все вещи. Мне было не по себе, когда пришлось собирать всякие личные мелочи. Я прикасался к ним и чувствовал, что сейчас мы с ней близки как никогда, несмотря на то, что нас так варварски разлучили.
Я вернулся к себе с чемоданом и собрался лечь. Зазвонил телефон. Я посмотрел на часы. Одиннадцать.
— Алло?
— Николас Эллиот?
Голос был хриплым, а акцент настолько сильным, что я с трудом разобрал собственное имя.
— Да?
— Ваша подруга у нас. Вы даете мне миллион долларов. Я ее отпускаю.
Я принялся лихорадочно соображать. Я не умел вести подобные переговоры. Нужно связать их с Луисом и Нельсуном.
— Она не моя подруга. Мы с ней просто вместе работаем.
— Если вы не даете миллион, она умрет! — Акцент говорившего был каким-то нарочитым, а слова словно взяты из дешевой мелодрамы. Происходящее казалось нереальным, несерьезным. Однако все было очень всерьез.
— Стоп, погодите! Позвоните ее отцу. — Я продиктовал им номер телефона Луиса.
— О'кей. — В трубке раздались короткие гудки.
Я бросился набирать номер Луиса, чтобы опередить похитителей. Он ответил сразу же. Я пересказал разговор и сказал, что выезжаю.
Я добрался за пятнадцать минут. Луис и Нельсун негромко переговаривались, Корделия внимательно слушала.
— Они требуют, чтобы мы привезли деньги в среду, в два часа ночи. Пообещали, если я не заплачу, ее убьют. Я попросил их перезвонить утром, — скучным голосом сообщил Луис.
Сегодня вечер понедельника. До назначенного времени оставалось чуть больше суток.
Я почувствовал какое-то напряжение между Нельсуном и Луисом.
— Что еще?
Они переглянулись.
— Миллион долларов в сравнении с жизнью моей дочери ничего не стоит. Я дам им то, что они требуют.
— Мы должны потребовать от них доказательства, что Изабель жива. Любые, лишь бы убедиться, что она действительно у них и что она жива, — с нажимом возразил Нельсун. — И только после этого можно договариваться о цене. Они ожидали именно такого поворота разговора.
— Но мы же знаем, что она была жива, когда ее похитили. Я не хочу их злить. И уверяю тебя, миллион долларов меня не разорит, — голос Луиса сорвался.
Нельсун помолчал и тихо произнес:
— Мы не знаем, у них ли она. Они могли обмануть.
— Обмануть? С какой стати? Никто не знает, что ее похитили. Только сами бандиты, полиция и мы.
— А каким может быть доказательство того, что она жива? — я решил, что пора вмешаться. — Фотография со свежей газетой в руках?
— Нет, это как раз несложно подделать. Самое лучшее — задать вопрос, ответ на который известен только Изабель. Если мы получим правильный ответ, значит, она у них — и она жива.
Оба выжидательно посмотрели на меня.
— По-моему, Нельсун дело говорит. Если Изабель действительно у них, вреда от этого не будет.
— Хорошо. — Луис вздохнул и потер виски пальцами.
Ночевать я остался в маленькой гостиной. Заснуть толком так и не удалось. Всю ночь я проворочался с боку на бок, обуреваемый мириадами самых разных мыслей, предположений и предчувствий.
Похитители позвонили в девять утра. Луис объяснил, что за оставшееся время не успеет собрать необходимое количество наличных. Потом он спросил, как звали любимого плюшевого медведя, с которым в детстве играла Изабель. Трубка взорвалась бранью, которую было слышно даже на расстоянии.
Бледный, как мел, Луис аккуратно положил ее на рычаг.
— Если к двум ночи денег не будет, Изабель умрет. Они не намерены ждать.
Неужели я ошибся?
Нельсун был невозмутим, как скала.
— Если она действительно у них, то они скоро перезвонят.
— А как же их требование — последний срок два ночи?
— Да никак. Глупости!
Однако за весь день никто не позвонил.
На ночь я снова остался у Луиса. Он сам настоял, а я был только рад этому. В два часа телефон так и не зазвонил. Мы угрюмо переглядывались. Бессонница и напряжение наконец-то дали о себе знать. У меня глаза закрывались на ходу. Луис с мрачным видом расхаживал по комнате. Шел уже третий день с момента похищения. Корделия уехала к себе, взяв с нас слово, что мы будем сообщать ей все новости. Вечером в среду ситуация не изменилась: никто так и не позвонил. Нельсун тоже уехал, потребовав, чтобы при любом повороте событий мы тут же с ним связались.
На ужин дали омлет и салат. Луис едва прикоснулся к еде. Все эти дни он умудрялся хотя бы внешне сохранять спокойствие, сорвавшись лишь раз, когда обсуждал с Нельсуном первое требование похитителей. И вдруг сейчас его губы задрожали, и он обхватил лицо ладонями. Он плакал.
Я немножко подождал и осторожно и коснулся его рукава.
— Ее нет в живых, — горько всхлипнул он.
— Неправда. Они еще позвонят.
— Зачем? Все очень просто. Они могли бы заставить ее позвонить мне. Но вместо этого сказали, что, если я не заплачу до двух ночи, ее убьют. Изабель нет в живых.
— Это могла быть игра, жульническая схема. Может быть, звонившие вовсе не похитители?
— А кто же? Мы уже об этом говорили. Кроме нас и них, никто не знает о похищении.
— А почему они позвонили ко мне в отель?
— Они же следили за вами с самого отеля. Они знали, где вы остановились.
— Да, но твой номер они легко могли узнать у своей пленницы. Почему же они этого не сделали?
В логике мне было не отказать. Луис умолк на минуту. Лицо его внезапно прояснилось, но он тут же помрачнел.
— Если она уже была мертва, они ничего не могли узнать у нее.
— Луис, но им нет никакого смысла ее убивать! — Мой мозг, на протяжении последних трех дней выворачивавшийся наизнанку, внезапно успокоился. — Все ясно! Конечно, это был таксист! Он видел, как нас похитили, и сорвался оттуда. А теперь, видимо, рассказал об этом своим друзьям, с которыми и решил попытать счастья.
Луис внимательно слушал.
— Я позвоню Нельсуну и спрошу, что он обо всем этом думает.
Но прежде чем я успел протянуть руку к телефону, раздался звонок. Я замер. Луис схватил трубку.
Я взял наушник для прослушивания, который подцепил Нельсун. Голос звонившего был незнакомым. Молодой, спокойный. Они беседовали минуты две. Я не понял ни единого слова, но увидел, что Луис, кладя трубку на рычажки, улыбается.
