30
Существо нервно плавало туда и обратно. Озадаченное, мучающееся, дразнимое, оно почти ничего не видело в грязной и изобилующей мельчайшими водорослями прибрежной воде. Мозг отмечал каскады звуков и импульсов, но все они сливались в неразличимое общее, ни один не обещал добычи.
Некоторые импульсы несли угрозу, и хотя существо не знало страха, программой ему предписывалось сохранять себя, а для этого – защищаться: угрожающие сигналы, таким образом, автоматически вызывали тревогу. Ни одна из угроз, однако, не реализовалась.
Энергетические запасы существа почти иссякли. Оно ничего не ело после того, как потребило то жирное, откормленное животное, неосторожно приблизившееся к нему на глубине.
Существо рыскало около берегов и вдали от них, у песчаного дна и в скоплениях больших скал. Живые твари, населявшие прежде мелководье, покинули здешние места либо спрятались. Никто из уязвимых животных – легкой добычи – не появлялся наверху, ни одно из тех неуклюжих созданий, которые входили в воду с берега.
Существо заметило изменения в температуре и направлении течения, но не смогло увязать их с отсутствием пищи.
Теперь оно вдруг почувствовало пищу совсем рядом, но не могло обнаружить ее. Воду, казалось, насыщало благоухание плоти, но пищи нигде не было.
Медленно и осторожно существо всплыло и пробило головой зеркальную гладь водной поверхности.
Его обоняние поразили ароматы, спровоцировав хлынувшее потоком излияние желудочного сока.
Глаза его, когда очистились зрачки, увидели живых тварей... Не одну, но множество, сбившихся в стадо, искушающих своими запахами. Адреналин с новой силой погнал по жилам существа энергию.
Но затем прозвучал сигнал тревоги, предупреждая, что тварей слишком много и они слишком далеки от его безопасного моря. Существо не могло сожрать их и остаться живым.
За исключением двух... Тех, что поменьше, находившихся отдельно от остальных, на границе двух миров.
Но чтобы добраться хотя бы до этих двух, также требовалось принять сложное решение, на которое существо было запрограммировано, но которого еще никогда не принимало: решение, могущее повлечь конец жизни вместо ее сохранения.
Существо раздирала дилемма, порожденная примитивностью мозга и недостатком опыта. К спасению вели два пути, противоположные друг другу.
И вот оно нервно плавало туда и обратно – и настоятельная необходимость перерастала в бешенство.
Когда процессия промаршировала по мысу перед автостоянкой, участники оркестра развалили строй и потянулись за жестянками с содовой, которые им передавали друзья из числа зрителей. «Лоси» вытаскивали выпивку из предложенных сочувствующими бумажных пакетов; «Святые духи» принимали дары от благоговейного потомства. Даже молодежь из окружения епископа не устояла перед подношениями: один из них принял от сограждан зажженную сигарету – как принимает палочку бегун в эстафете – и глубоко затянулся, прежде чем спрятать ее под мантией.
Макс снимал все это, пока, поймав в видоискатель преступного курильщика и нажав кнопку спуска, не услышал из чрева фотокамеры жужжание обратной перемотки пленки. Он посмотрел, как числа на счетчике кадров быстро прощелкали назад до нуля, и выругался:
– Черт!
Элизабет толкнула его и вопросительно подняла брови:
– В чем дело?
– Пленка кончилась. – Макс продемонстрировал счетчик. – Не знаешь, где можно купить?
Элизабет кивнула. Она показала на Макса, потом на процессию и сказала:
– Иди за ними.
Затем ткнула рукой в себя и двумя пальцами изобразила бегущего человека. Она произнесла еще что-то, что показалось мальчику похожим на «кетчуп»[21].
– Но как я тебя найду? – спросил Макс. – Как...
Элизабет прижала ладонь к груди, потом взяла Макса за руку и слегка сжала обеими своими, подмигнув при этом.
– Хорошо, – засмеялся Макс.
Она повернулась и исчезла в толпе.
Всего через пару минут отставший арьергард процессии – двое мальчишек с гигантским сенбернаром, разряженным, как клоун, миновали мыс и по Бич-стрит проследовали к коммерческой пристани.
Торговцы уже складывали свои лотки, гасили огонь и собирали мусор, спеша переместиться на стоянку в другом конце городка, где намеревались возобновить торговлю на гулянье после Благословения.
Макс купил засахаренное яблоко в последней открытой лавке и устремился за сенбернаром.
Проходя мимо забора, ограждавшего общественный пляж, он увидел малыша, прижавшегося лицом к проволочной сетке. Руки и рот ребенка были испачканы, словно тот ел грязь, а мокрый подгузник болтался на боку. Позади малыша на песке лежала девочка-подросток, накрыв лицо журналом.
Короткие пальчики ребенка вцепились в проволоку, большие глаза следили за Максом. Макс посмотрел на малыша, потом, повинуясь порыву, подошел к забору, перегнулся через него и протянул яблоко.
– Держи, старик, – улыбнулся он.
Ребенок просиял, вытянул руки, схватил сладкое яблоко за черенок, попытался целиком запихнуть его в рот... и повалился навзничь. Яблоко упало в песок. Малыш перекатился на живот, вцепился в яблоко и лизнул его, радостно гукая.
Макс повернулся и зашагал по улице.
* * *
Как только отъехал последний продуктовый фургон, на автостоянке появились два добровольца из Общества Святого духа и начали уборку. Гальку усеивали окурки, обглоданные свиные ребрышки, бумажные стаканчики, недоеденные сосиски в тесте и сандвичи, колбаса, подгоревшая при жарений и потому выброшенная. В изобилии валялись яичная скорлупа и куски овощей, раковины моллюсков и осьминожьи щупальца, крылышки цыплят, какие-то непонятные потроха. Словно газовое облако над стоянкой повис тошнотворный сладковатый запах оливкового масла, приправ для салата, кулинарного жира.
Добровольцы в перчатках при помощи совков-подборщиков набивали мусором пластиковые мешки.
– Люди хуже свиней, – проворчал один. – Долбаная стоянка похожа на бойню.
– И запашок, как в морге, – поддержал другой.
Вокруг площадки стояли пятидесятигаллоновые бочки для отбросов, и добровольные мусорщики оттаскивали очередной набитый мешок к ближайшей из них. Они заполнили одну, другую, третью.
– Черт... Ну а теперь что нам делать?
Один из парней махнул в сторону бочки, стоявшей на пляже:
– Может, туда?
Его напарник пожал плечами:
– Давай попробуем. Домой я это дерьмо уж точно брать не собираюсь.
Волоча мешок, они открыли ворота на пляж и пересекли полоску мягкого песка.
Бочка оказалась пустой. Выбросив мешок, они заметили сидящего рядом и радостно что-то жующего малыша: вонь от ребенка ощущалась несмотря даже на густой смрад помоев.
В десяти ярдах лежала на спине женщина, лицо ее было скрыто под журналом.
– Эй! – крикнул один из добровольцев. – Вы мать ребенка?
Женщина подняла журнал, и они увидели, что это скорее девочка.
– Как ты догадался? – язвительно спросила она.
– Ладно, ты что, не знаешь, как менять подгузники?
– А ты инспектируешь засранцев? – поинтересовалась девица.
Оскорбленный доброволец шагнул к ней.
– Послушай, ты... – начал было он. Напарник остановил его, схватив его за рукав:
– Брось, Ленни. Малыш наложил в штаны, и что с того? А свяжешься с этой девчонкой – не успеешь оглянуться, как будешь доказывать в суде, что это не было сексуальным домогательством.
– Да я скорее буду домогаться овцы, – ответил Ленни достаточно громко, чтобы его услышала нянька.
– Охотно верю, – бросила она, снова роняя журнал на лицо.
– Оставь, Ленни. Оставь!
Мусорщики-добровольцы наполнили и выбросили в бочку на пляже еще два мешка; потом они положили совки на плечи и отправились домой – помыться и выпить по рюмке.
Существо лежало на песке, над водой виднелись только его глаза и нос.
Большинство живых тварей исчезло: ужасный шум, громом отдававшийся в его барабанных перепонках, растаял, превратившись в отдаленный фон. Остались только двое, от которых не поступало сигналов угрозы, и датчики опасности у существа молчали.
Но мучительно манящий запах, густой поток плотских ароматов сохранился – сильней, чем когда бы то ни было, и источник его находился как никогда близко.
Существо медленно продвинулось вперед, цепляясь когтями и подтягиваясь. Жабры быстро смыкались и размыкались, энергично прокачивая воду – у поверхности она была бедна кислородом и загрязнена нечистотами.
Наиболее ощутимый запах добычи тянулся от непонятного предмета, стоявшего рядом с живыми созданиями.
Способности существа принимать решение оставались примитивными, чувство выбора – неразвитым. Оно жаждало всего, но приходилось выбирать что-то одно.
Потом внезапно в мозгу у него словно разрушили стену: существо получило послание, говорящее о том, что оно может получить все. Нужно только решить, с чего начать.
