Гельдер поднялся на борт, и пока самолет выруливал на взлетную полосу, второй пилот показал ему на холодильник с едой и напитками, а затем передал ему небольшой чемоданчик и сумку с одеждой. Когда они поднялись в воздух, второй направился обратно в кабину.
— Оглядитесь теперь, переоденьтесь, если хотите, капитан. Ничего больше не нужно?
Гельдер помотал головой, и летчик ушел в кабину, закрыв за собой дверь. Гельдер открыл сумку с одеждой и стал рассматривать новые знаки отличия на своем мундире. В чемоданчике содержались обувь, рубашка, нижнее белье и туалетные принадлежности. Он переоделся в мундир, а свою походную одежду упаковал. Он ощутил, что в кармане кителя что-то шелестит и обнаружил там сложенный лист бумаги.
«Я уже знаю, что ты в безопасности, и я счастлива. Новые знаки различия пришивала я. Надеюсь на скорейшую встречу. Т.»
Он откинулся назад в удобном кресле и тяжело вздохнул. Он был жив, здоров, отмечен званием и любим. Что могло быть лучше в данной ситуации?
Но по прибытии в Москву ситуация стала еще лучше. Когда самолет зарулил на стоянку, там его ждал лимузин. «ЗиЛ»! Гельдер стоял внизу у трапа и таращился на автомобиль. Доходили слухи, что во всем Советском Союзе менее сотни этих великолепных автомобилей ручной сборки. Только самые высокопоставленные чиновники удостаивались чести ездить на них. Пока он смотрел, из машины вышел водитель и открыл перед ним дверь. На заднем сиденье его поджидал Майоров. Полковник тепло пожал ему руку.
— Очень рад, Гельдер, видеть вас снова, — заулыбался он. — Я уже начал бояться за вас и за успех вашей миссии, и тут вы возвращаетесь, и нам понятно, что задача выполнена, и вы блестяще справились с этим делом.
Автомобиль быстро отъехал от самолета и через ворота выехал на автомагистраль.
— Вы прибыли как раз вовремя, чтобы мне удалось представить вас моему непосредственному начальству. И еще, я бы хотел, чтобы вы помогли мне в одном показе — тут у нас в заднем отделении автомобиля есть карты и коробки со слайдами.
— Я счастлив вернуться, сэр, и я с удовольствием и полностью в вашем распоряжении, готов помогать вам, — ответил Гельдер.
Автомобиль быстро несся через пригороды Москвы к центру города. Когда они пересекали Москву-реку, над стенами Кремля стали вырисовываться купола собора Василия Блаженного.
— От Соколовой были неприятности, — сказал Майоров.
— Да, сэр.
— Пожалуй, мне стоит ознакомиться с деталями?
— Когда стали рваться глубинные бомбы, сэр, лейтенант Соколова пришла в неистовство. Она пыталась... Вообще-то я не знаю, что она пыталась сделать; она пыталась задушить меня, напав сзади. Я... в схватке она была убита. Несколько минут я находился без сознания, а когда пришел в себя, она была мертва. Когда я покидал затопленную подлодку, она, ее тело оставалось на борту.
Майоров кивнул.
— Вообще-то я ожидал чего-то в таком роде. Но на меня постоянно давили, чтобы я дал ей ключевое задание.
— Я понимаю, сэр.
— Я думаю, лучше объявить ее погибшей от глубинной бомбы. Мы скажем, что она ударилась головой. Ведь подлодку все равно никогда уже не найдут.
— Да, сэр.
Машина свернула направо, на Манежную улицу, а проехав еще немного, вновь свернула направо и въехала на пандус. Гельдер вдруг осознал, что они въехали в Кремль. Волосы у него на затылке зашевелились. До этого он был внутри этих стен, но только в местах, открытых для туристов. Теперь же они въехали в ворота и миновали здание Верховного Совета. На пешеходных дорожках толпились туристы, советские и зарубежные. Затем автомобиль беспрепятственно миновал еще одну череду кованых железных ворот. Пространства вокруг как-то внезапно опустели, если не считать нескольких солдат в мундирах, стоявших на карауле. «ЗиЛ» подъехал почти вплотную к той кремлевской стене, которая граничила с Красной площадью и остановился. Майоров вышел из машины, за ним последовал и Гельдер. Водитель залез в заднее отделение и вытащил два больших чемодана и несколько коробок.
— Не поможете ему? — сказал Майоров, кивком указывая на багаж.
Водитель уже взял два чемодана, поэтому Гельдер составил коробки в столбик и пошел за Майоровым через впечатляющий вход. Внутри их встретил мужчина в форме полного генерала Красной Армии, который знаком показал им следовать за ним. Майоров и Гельдер вместе с генералом вошли в небольшой лифт, в то время как водитель с чемоданами пошел по лестнице. Они поднялись на четвертый этаж и оказались в просторной приемной, залитой солнечным светом, падающим из окна в конце коридора. Они пошли за генералом через приемную, затем через двойные двери в большую, освещенную солнцем комнату, где стоял один письменный стол и длинный стол для совещаний.
Гельдер подумал, что, если не считать Зимнего Дворца в Ленинграде, он еще не бывал в таких изящных апартаментах. Стены были затянуты бледно-желтым шелком; белые шелковые занавеси украшали четыре высоких окна, из которых открывался вид на нарядные сады внутреннего двора. Каждое место у длинного стола было снабжено хрустальной подставкой для ручек и стопками писчей бумаги.
Майоров приказал обиженному водителю, который присоединился к ним, разместить чемоданы у одного из концов стола совещаний. В них оказались проекторы для показа слайдов, в большом брифкейсе Майорова содержалась куча, казалось бы, одинаковых документов. В ящиках, которые нес Гельдер, находились упаковки слайдов. Когда все расставили, Майоров отпустил водителя, и в комнате остались он, Гельдер и генерал.
— Ну, Виктор Сергеевич, — сказал генерал, закуривая сигарету, — у вас большой день, а?
Майоров сдержанно пожал плечами.
— Посмотрим, генерал. Но вы меня поддерживаете?
Генерал перестал улыбаться.
— Посмотрим.
В дальнем конце комнаты открылась другая дверь; генерал торопливо затушил сигарету и встал по стойке смирно, Майоров тоже. Гельдер последовал их примеру. Дюжина или пятнадцать человек заполнили комнату, большинство в гражданской одежде, остальные в мундирах с высшими знаками отличий, и заняли места вокруг стола совещаний, оставив вакантным только председательское место. Гельдер узнавал их лица по фотографиям в «Правде» и «Известиях», особенно адмирала Горшкова, вот уже более двадцати лет возглавлявшего Советские Военно-Морские силы. Минуту спустя в комнату вошел крепко скроенный мужчина, помоложе большинства из присутствующих, и занял место во главе стола.
До Гельдера вдруг дошло, что он находится в присутствии самого Генерального Секретаря и всего Политбюро Коммунистической партии.
Рул проснулась от настойчивых телефонных звонков. Она никак не могла найти часы в такой темноте; оказалось, что одиннадцать часов. Солнце пыталось пробиться сквозь занавеси в ее комнату. Вероятно, звонят со службы. Слава Богу, оттуда еще не звонили, пока она была в Риме. Она схватила трубку.
— Алло.
Голос был слышен четко, хотя на линии и потрескивало.
— Привет, дружище. Что это ты делаешь дома в это время дня?
— Уилл? Ты откуда?
— Я в Якобштаде, также известном, как Пиетарсаари, на западном побережье Финляндии, где и предполагал быть. Яснее не скажешь.
— О, а я, должно быть, простудилась. И в постели уже пару дней. Твой телефонный звонок первый, на который я ответила.
— Ну надеюсь, ты поправишься, и мы встретимся в Копенгагене.
— Я тоже надеюсь, но я так до конца и не уверена, что смогу поехать туда.
— У тебя по-прежнему проблемы?
— Да, хотя и есть пара прорывов. Вот только не знаю, куда они приведут.
Хорошо, что он так осторожен. Она-то слишком хорошо знала, с какой легкостью прослушиваются разговоры из-за границы.
— Как там лодка?
— Лодка грандиозная. Она уже на воде, готовится к плаванию. Сегодня я занимаюсь вопросами снабжения, а утром отплываю.
— Экипаж хорошо работает?
— Совсем не работает. Сначала собиралась пойти его жена, и он до последней минуты не вносил ясность.
— Что же тебе делать?
— Да все будет нормально. Тут один юноша с фабрики пройдет со мной пару сотен миль на юг. И с ним я смогу идти в дневное время, и в ночное, и он поможет мне пройти через группу островов под названием Эленд, что меня вполне устраивает. Я высажу его в Кокере, и он паромом вернется на материк. После этого я пойду один, но уже в открытых водах. Остановлюсь пополнить провизию в Бунге, это на большом шведском острове Готланд, а затем дальше.
— А это не опасно?
— Надеюсь, нет. Я уже плавал один, ты же знаешь. Мне даже хочется вновь попробовать одному. Компания — это уж слишком хорошо.
Она засмеялась.
— И когда же ты будешь в Копенгагене?
— Я думаю, что, не напрягаясь, где-то через недельку, считая с воскресенья. Я позвоню тебе с Готланда доложить об успехах.
— Да уж постарайся. А то я буду беспокоиться, если не позвонишь.
