Глава 11
Бессонная ночь, проведенная в пустом доме, стала предвестницей дня, полного горьких разочарований на работе. Каждый отрицательный ответ резал Ллойда как ножом. Все, что было в его жизни доброго, кроткого, смягчающего страсти, отняли. Дженис уехала и забрала девочек. Пока гениальный убийца не будет пойман, он не в силах вернуть их назад.
День клонился к вечеру. Ллойд перебирал свои тающие на глазах возможности, спрашивая себя, что же ему делать, если все они кончатся и у него ничего не останется, кроме ума и воли.
Ему потребовалось шесть часов, чтобы обзвонить восемнадцать магазинов, торгующих стереосистемами, и составить список из пятидесяти пяти человек, купивших магнитофон «АФЗ-999» фирмы «Ватанабе» за последние восемь лет. Двадцать восемь покупателей оказались женщинами. Остался тридцать один подозреваемый мужчина. Ллойд по опыту знал, что телефонные опросы ничего не дают. Тут нужны обученные детективы, чтобы оценить покупателей при личной встрече и определить их причастность или непричастность по реакции на вопросы. А если магнитофон куплен за пределами округа Лос-Анджелес… А если все это «дело Хейнса» вообще не имеет отношения к убийствам? А чтобы провести опрос, ему понадобится помощь опытных детективов… И если Датч откажет ему сегодня на вечеринке…
Отрицательная информация продолжала сыпаться на него вперемежку с воспоминаниями о Пенни и ее лоскутных одеялах, о Кэролайн и Энн, слушающих его истории с восторженным визгом. Датч сдержал слово – опросил всех детективов со стажем по делам несовершеннолетних, а также пенсионеров, но ничего положительного не узнал. А в картотеке уголовных кличек прозвище «Птичник» числилось только за несколькими чернокожими из гетто. Все без толку. Высокий мужской голос в квартире Уайти Хейнса, несомненно, принадлежал белому.
Но самую острую досаду вызывало у него отсутствие сведений об отпечатках пальцев на магнитофоне. Ллойд несколько раз заглядывал в лабораторию, разыскивая специалиста, которому доверил магнитофон, позвонил домой, где ему сообщили, что лаборант уехал к отцу, перенесшему инфаркт, в Сан-Бернардино, взяв магнитофон с собой, чтобы снять отпечатки и провести проверку на оборудовании тамошней шерифской службы.
– Он сказал, что вы просили его заняться проверкой лично, сержант, – объяснила Ллойду жена лаборанта. – Утром он позвонит из Сан-Бернардино и доложит результаты.
Ллойд повесил трубку, проклиная людей, все понимающих буквально, и собственную привычку командовать.
Оставались две последние возможности: самолично опрашивать тридцать одного покупателя магнитофонов или принять пару таблеток бензедрина, устроить засаду у квартиры Уайти Хейнса и ждать, пока не пожалует тот, кто установил прослушку. Тактика отчаяния – единственная оставшаяся ему дорога.
Ллойд взял машину и поехал на запад, к книжному магазину Кэтлин Маккарти. Съехав со скоростного шоссе, он почувствовал, что смертельно устал и проголодался. Ему хотелось женщины. Он направил свой «матадор» на север, к Голливудским холмам, туда, где жила Джоани Пратт. Они будут любить друг друга, поговорят, и, может быть, тело Джоани избавит его от ощущения конца света, подступающего со всех сторон.
Джоани бросилась на шею Ллойду, когда он вошел в открытую входную дверь, с возгласом:
– Добро пожаловать, сержант! Чего желаете? Любви? Если так, спальня – первая дверь направо.
Ллойд засмеялся. Любвеобильное сердце Джоани могло вместить всю его нежность.
– Показывай дорогу, – сказал он.
Когда они налюбились, наигрались и полюбовались закатом с балкона спальни, Ллойд рассказал Джоани, что жена и дети покинули его и теперь он остался один на один с убийцей.
– Я решил дать этому делу еще два дня, – объяснил он, – а потом выйду на публику. Выдам все, что у меня есть, Седьмому каналу и спущу свою карьеру в сортир. Меня осенило, пока мы лежали в постели. Если мои нынешние версии ни к чему не приведут, я наделаю такого публичного шуму, что каждому гребаному полицейскому участку округа Лос-Анджелес просто придется бросить все силы на поимку этого зверя. Если я правильно понимаю, публичный скандал вынудит его предпринять что-нибудь скоропалительное и полностью открыться. Думаю, у него чудовищное самомнение. Он прямо-таки жаждет общественного признания. И когда выкрикнет на весь мир: «Вот он я!» – я буду на месте и возьму его.
Джоани поежилась. Потом ободряющим жестом положила руку ему на плечо.
– Ты его достанешь, сержант. Ты еще врежешь ему по самому больному месту.
Ллойд улыбнулся, представив себе это воочию.
– У меня почти не осталось выбора. И, знаешь, мне это нравится, – признался он и, вспомнив Кэтлин, добавил: – Мне надо идти.
– Горячее свидание? – спросила Джоани.
– О да. С поэтессой.
– Сделаешь мне одолжение перед уходом?
– Все, что хочешь.
– Я хочу, чтобы мы снялись вместе на счастье.
– А кто же будет снимать?
– Я сама. У меня «Полароид» с десятисекундной задержкой. Давай вставай.
– Но я же голый, Джоани!
– Как и я. Вставай.
Джоани ушла в гостиную и вернулась с фотоаппаратом на треноге. Она нажала на какие-то кнопки и подбежала к Ллойду. Он обнял ее за талию и, краснея, почувствовал, что у него встает. Сработала вспышка. Джоани отсчитала положенное количество секунд и вытащила фото из камеры. Снимок вышел идеально: Ллойд и Джоани голышом, она с плотоядной улыбочкой, он весь красный, смущенный, с эрекцией. Ллойд взглянул на фотографию, и его захлестнул безудержный прилив нежности. Он обхватил лицо Джоани ладонями и сказал:
– Я люблю тебя.
– И я тебя люблю, сержант. А теперь одевайся. У меня тоже сегодня горячее свидание, и я уже опаздываю.
Кэтлин провела весь день в подготовке к вечеру. Она долго бродила по женским отделам «Брукс бразерс» и «Бошар-Даути» в поисках романтического одеяния, которое красноречиво расскажет о ее прошлом и подчеркнет нынешнюю прелесть. Это заняло несколько часов, но она нашла то, что хотела: розовую блузку на пуговичках с отложным воротничком из оксфордской рогожки, короткие синие носочки и мокасины с кисточками из кордовской кожи, синий свитер с вырезом лодочкой и – ударный штрих! – плиссированную юбку до колена из красной «шотландки».
В душе боролись противоречивые чувства: удовлетворение и нетерпеливое предвкушение. Кэтлин вернулась домой. Ей предстояло убить четыре часа, и она решила расслабиться, а для этого лучше всего покурить травки и послушать музыку. Поскольку предполагалось, что в этот вечер она будет мятежно противостоять сборищу чопорных полицейских и их жен, Кэтлин тщательно выбрала и поставила на проигрыватель пластинку с попурри из эпохи шестидесятых, надела халат, закурила косячок и села слушать. Сегодня она преподаст урок большому полисмену. Очарует его своими стихами, прочтет лучшие отрывки из дневника и, быть может, позволит ему поцеловать грудь.
«Колумбийское золото» постепенно овладевало ею, ив голове у Кэтлин родилась новая фантазия. Она вообразила, что Ллойд и есть ее безымянный возлюбленный. Это он посылал ей цветы все эти годы. Но только страшный импульс – поиск серийного убийцы – подтолкнул его к личной встрече. Знакомство при обычных обстоятельствах оказалось бы слишком прозаичным для его романтической натуры. Начало его любви положил, конечно, Сильверлейк: они ведь выросли всего в шести кварталах друг от друга.
Кэтлин почувствовала, как уходит опьянение и вместе с ним тает и разлетается на мелкие кусочки фантазия. Чтобы удержать ее, она выкурила свой последний косячок. Минута – и фантазия вернулась. Кэтлин покачивалась, слившись с музыкой, Ллойд стоял перед ней обнаженный и признавался, что любит ее вот уже двадцать лет. Он задыхался от желания овладеть ею. С царственной щедростью Кэтлин согласилась, глядя, как он становится все больше, все тверже, и вот наконец он, она и бас-гитара «Джефферсон эйрплейн»[33] взорвались одновременно. Она выдернула руку, зажатую между ног, машинально взглянула на часы и увидела, что уже без десяти семь.
Кэтлин бросилась в ванную и, встав под душ, принялась переключать воду с холодной на горячую и обратно, пока не почувствовала, как постепенно, с трудом, возвращается ее трезвое «я». Потом оделась и полюбовалась на себя в зеркало. Она была бесподобна и с удовольствием отметила, что, нарядившись в столь ностальгический костюм, не испытывает ни малейших угрызений совести.
Звонок прозвенел ровно в семь. Кэтлин выключила проигрыватель и распахнула дверь. Стоящий на пороге Ллойд показался ей огромным и в то же время элегантным. Она вспомнила о своей фантазии.
– Господи, да ты накурилась! – заметил он с улыбкой.
Она виновато улыбнулась в ответ:
