Тилли и Кроучер между тем стояли у окна и молча смотрели на простиравшиеся вдали поля. Если не считать легкой дымки тумана, стлавшейся над зеленью травы, все оставалось совершенно неподвижным. У Тилли возникла смешная мысль о том, что за пределами интерната вообще все вымерло, и ему почему-то захотелось увидеть снаружи хоть одно живое существо — идущего человека, собаку, кого угодно. Вместо этого он заметил лишь то, как легкий ветерок чуть колышет верхушки деревьев, шелест листьев которых показался ему каким-то нетерпеливым, и даже угрожающим.
— Так, все в порядке, — сказал Бэмбраф. — Старик Хэрборд дрыхнет, иначе бы уже был здесь.
Выглянув в окно и посмотрев на виднеющуюся внизу улицу, Тилли почувствовал внезапный приступ тошноты. Последняя простыня опустилась на тротуар и теперь легонько елозила по нему, и он невольно подумал, что того, кому она потом достанется, ждет крепкая выволочка — ведь белая ткань вся вывозится в грязи.
Что-то легонько толкнуло его в поясницу: он обернулся и увидел Морби. Паренек ничего ему не сказал и лишь сунул в ладонь Тилли однофунтовую бумажку. Тилли покачал головой.
— Пожалуйста! — пробормотал Морби. — Пожалуйста. И возвращать не надо, честно.
— Но ведь ты оголодаешь, если не будешь обжираться своими тортами, — жестоко проговорил Тилли.
— Ну и ладно, — сказал Морби. — И мне вообще наплевать на то, что с вами случится. А когда спуститесь наполовину, я отцеплю крюк и вы вдребезги разобьетесь о мостовую.
— О, вы только послушайте старину Морби, — сказал Верной, — всегда-то ему надо попытаться быть не таким, как все.
Бэмбраф резко обернулся и бросил:
— Морби, я, кажется, сказал тебе, чтобы ты стоял на стреме?
Прежде чем Морби успел что-либо ответить, между ними ловко протиснулся Дэнби.
— Бэмбраф, а можно я встану на стреме?
— Нет, мне было поручено стоять на стреме, — запротестовал Морби. — Мы так договорились. Ты не вправе менять собственные решения.
— Вправе, вправе, — парировал Дэнби, — особенно когда на стреме оказываются всякие олухи.
— Ладно, будете оба стоять, — решил Бэмбраф. — Дэнби — со стороны учительской, а Морби — в коридоре. Не хватало еще, чтобы они нас застукали в разгар подготовки.
В это самое мгновение стоявшие у окна заметили яркий свет, внезапно вспыхнувший у вершины холма по направлению к железнодорожной станции — это от лобового стекла движущейся автомашины отразился первый луч восходящего солнца. Могло показаться, будто им кто-то подает сигнал.
— Ну, нам, пожалуй, тянуть не следует, — проговорил Кроучер. — Тилли, мне первому спускаться?
Он повернул к другу бледное как мел лицо и посмотрел на него широко раскрытыми, чуть навыкате глазами — теми самыми, из-за которых Уилсон однажды назвал его лягушонком, хотя и поплатился за это разбитым в кровь носом.
Тилли кивнул. Сейчас ему казалось невероятным, что он вообще осмелился на подобный шаг — сбежать из школы, отрезать себя от всех своих приятелей… А может, именно сейчас что-то их остановит, вбегут Морби или Дэнби и зашумят: «Атас! Атас!» — но в комнате продолжала стоять тишина, зато все ребята полукругом столпились вокруг них.
— Тилли, а зачем тебе фонарь? — спросил Бэмбраф.
Тилли глянул на фонарь и почувствовал себя глупо. Чуть пошевелил его и пожал плечами.
— Сейчас уже поздно снимать. Он крепко привязан.
Кроучер свесил одну ногу по другую сторону подоконника.
Бэмбраф подбадривающе улыбнулся. Спускался он в точности, как им показывал на уроках физкультуры мистер Эдамс. Как только крюк дернулся, а простыни вздрогнули от напряжения, Тилли почувствовал, что ему сейчас станет плохо, однако все же выглянул наружу, чтобы посмотреть, как там Кроучер. Тот коротко глянул на него — напряженно, сосредоточенно, как если бы до этого ни разу в жизни не видел, но после этого тотчас же перевел взгляд на связанные простыни. Тилли уже пожалел, что не полез первым — сейчас бы он был уже почти внизу.
Оказавшись на земле, Кроучер дернул веревку и взмахнул над головой обеими руками, потом глянул в обоих направлениях вдоль дороги и снова зовуще замахал рукой.
Тилли сбросил сначала котомку Кроучера, потом свою — тот аккуратно положил их на траву, словно с подчеркнутым вниманием заботился о том, как бы они не испачкались, после чего снова подошел к веревке. Сейчас, когда Кроучер натянул ее, Тилли заметил, что они связали слишком много простыней, поскольку болтавшийся по земле белый хвост оказался слишком длинным. Он отступил на шаг в глубь палаты и сделал глубокий вдох. Сейчас, когда все его естество вдруг восстало против задуманного ими дикого плана, все предметы вокруг стали пугающе крохотными, а окно, через которое ему предстояло пролезть, вообще сузилось до малюсенького отверстия, которое можно было закрыть карманным блокнотом.
— Ты следующий, — напомнил Верной.
Он оглянулся и окинул их взглядом — подбадривающих, чуть ли не выталкивающих его наружу. Как бы ему сейчас хотелось броситься — как он делал уже сотни раз — к своей постели, побежать, гулко топая ногами по лестнице… Но все постели были разобраны, без простыней, впрочем, все кроме одной — Джонсона. Значит, у него это снова началось, если опять не удержался. Тилли очень бы хотелось тоже заболеть, чтобы все считали его немного не в себе, но при этом никто бы не обращал на него ни малейшего внимания.
— Ну, Тилли, давай, — сказал кто-то, — Крручер ждет. Быстрее, пока кто-нибудь не зашел.
Когда Тилли вылезал из окна, последнее, что выхватил его взгляд, было лицо Бэмбрафа, чуть ли не вплотную прижатое к его лицу — глаза возбужденно сияют, длинная нижняя челюсть как-то странно и смешно съехала набок…
Хорошо, что на веревке оказались узлы — удобнее было держаться. И спускаться по ней было гораздо легче, чем по гимнастическому канату у них в спортзале, да и руки не так сильно жгло. Однако ноги его при этом всякий раз забывали, что после каждой очередной простыни внизу его поджидала следующая, а за ней еще одна, и еще, и потому ему пришлось пережить несколько неприятных моментов, когда он одними лишь руками цеплялся за спасительную веревку.
В одно из мгновений, когда он находился как раз напротив окон комнаты мистера Хэрборда, ему вдруг показалось, что сейчас он качнется, влетит внутрь помещения, и тут же представил себе выражение лица воспитателя, когда он приземлится на его постель вместе с дождем осколков стекла. Однако, как только он оказался почти вплотную к окну, причем так близко, что смог даже разглядеть в утреннем полумраке контуры одной из висящих на стене картин мистера Хэрборда, веревка внезапно напряглась — это Кроучер снизу потянул ее на себя, желая придать ей большую устойчивость. И все же свисавший с пояса фонарь царапнул по оконному стеклу, издав при этом легкий клинькаюший звук.
Кончиками ботинок Тилли встал на край оконного выступа — иначе мог в этот момент просто свалиться вниз. Секунд пять он совершенно не двигался, ожидая того мгновения, когда появится лицо мистера Хэрборда, который одним холодным, саркастичным словом смахнет его в объятия смерти. Но мистер Хэрборд, похоже, спал очень крепко, и Тилли стал спускаться дальше, короткими, судорожными движениями перебирая веревку. Как только его голова спустилась ниже подоконника комнаты воспитателя, он почувствовал себя более уверенно, причем с каждым мгновением эта его уверенность в себе продолжала нарастать. Последние несколько простыней он проскользнул совсем быстро, после чего приземлился и шлепнулся на зад у самых ног Кроучера.
Тот помог другу подняться.
— Молодец, Тилли, — сказал Кроучер, и Тилли понял, что мучения его были не зряшным делом. «Простынная» веревка дернулась у них перед глазами и стремительно понеслась вверх. Они глянули в том же направлении и увидели лица воспитанников интерната «Сэйнсбэри», казавшиеся сейчас белыми пятнами на темно-красном фоне кирпичной стены. А потом беглецы, взмахнув руками, устремились вперед, да так безоглядно и быстро, что едва не попали под внезапно выскользнувший из-за угла одинокий грузовик.
Предварительно они договорились, что как только окажутся на первом поле, сразу же побегут налево вдоль окаймлявшей его живой изгороди — это давало им возможность время от времени оглядываться в сторону школы, чтобы посмотреть, нет ли погони. Если бы в окне появилась голова кого-либо из учителей или хотя бы экономки (которая еще накануне основательно напугала их, заявив за завтраком, что всегда встает на несколько часов раньше остальных сотрудников, чтобы иметь возможность переделать массу дополнительной работы, которая постоянно сваливается на нее из-за их же, учеников, неаккуратности), то тогда они сразу же устремились бы в сторону деревьев, и заодно пособирали бы в гнездах птичьи яйца. Одним словом, побег оказывался не такой уж плохой затеей.
