Ян, внезапно посерьезнев, закрепил на лбу лампу.
— Поглядим…
Роман смотрел, как он своими тонкими пальцами ощупывает зарубки, медленно исследуя все углубления, переходит от одного каменного блока к другому, садится на корточки, нахмурив брови, затем выпрямляется, чтобы охватить взглядом сразу все.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Ян.
— То есть?
— В Центральной Азии нет образцов огамического письма.
— Почему ты думаешь, что его использовали только кельты? — заинтригованный, возразил Роман.
— Не знаю. Я знаю только то, что все известные в этой части мира системы письма суть петроглифы, то есть, если тебе угодно, иероглифы, сделанные на камнях, а также клинопись, когда писали палочками на глиняных табличках. Различные цивилизации одной географической зоны имели тенденцию «присваивать» себе тип письменности соседей, копировать их и приспосабливать к собственному алфавиту. А здесь явный чужак.
— Чужак? — хохотнул Омар. — Камни прилететь из космоса?
— Нет, конечно. Я имел в виду чужеродный и неизвестный элемент.
— Твоя может их прочитать?
— Пока нет. Мне не хватает ключа, чтобы их расшифровать. Нужно показать их Маттео, чтобы он их датировал по возможности более точно.
Роман в задумчивости скреб плохо выбритые щеки.
— А что, если это группа шотландских туристов выцарапала свои инициалы потехи ради? — спросил он.
— Все может быть, — вздохнул Ян, снимая лампу.
— Я привести профессор Сальвани, — сказал Омар, бегом направляясь к лагерю.
Десять минут спустя, ворча, появился Маттео, уже вспотевший в хлопчатобумажном зеленом свитере, несмотря на утреннюю прохладу.
— А я-то думал, что мы спешим! — бросил он, проскальзывая под низкий свод и обводя сумрачную пещеру внимательным взглядом.
Он остановился:
— Мамма миа, а это что такое?
— Вот ты нам и скажешь.
Маттео склонился над изрезанными камнями, бормоча вполголоса:
— Эвапорит[6] …… CaSO4 2Н20 … Гидратированный сульфат кальция, ничего удивительного, учитывая близость соляной пустыни, гм… да это просто-напросто гипс, сахаровидный полупрозрачный гипс, алебастр, вот!
Алебастр. Так вот чем объясняется беловатая окраска и прозрачность камней!
— Как ты думаешь, это старые камни? — нетерпеливо прервал его Ян.
С недоверчивым видом Сальвани поскреб гипс, вставив лупу в глазную впадину.
— Ну, я бы сказал… приблизительно четвертое-пятое тысячелетие до нашей эры. Но это совершенно не значит, что и надписи были сделаны тогда же. Чтобы сказать точнее, мне нужно сделать кое-какие анализы. Abbiamo il tempo?[7]
— Думаю, есть, — сказал Ян, не дожидаясь ответа Романа. — Думаю, что у нас чертовски много времени, Маттео!
— Не ругайтесь, молодой человек, я это ненавижу! Омар, сбегай, пожалуйста, за моим чемоданчиком. И не торчите за моей спиной, как стервятники, меня это раздражает.
— Хорошо, хозяин! — повиновался Ян, согнувшись пополам. — Мы подождем снаружи, хозяин!
Выйдя на свежий воздух, Роман зажег помятую сигарету «Кэмел» без фильтра, а Ян погрузился в изучение вчерашних набросков.
Пять древних алебастровых камней, несущих непонятное послание.
— Посмотри, — внезапно сказал Ян, раскладывая листочки на плоском уступе. — Если читать традиционным способом, согласно кельтскому алфавиту, получается полная абракадабра, по той простой причине, что люди, жившие в Центральной Азии в четвертом тысячелетии до нашей эры, не могли знать кельтского языка.
— Откуда такая уверенность?
Ян задумчиво посмотрел на него:
— Ну, это само собой разумеется. Никто никогда не находил ни малейших следов кельтской экспансии на Восток до третьего века до нашей эры, а большинство известных образцов огамической письменности были обнаружены только в Великобритании и, как правило, датируются пятым веком нашей эры. А мы здесь имеем камни, которым около шести тысяч лет, с надписями, вырезанными способом, изобретенным четыре с половиной тысячи лет спустя, — заключил молодой человек, хлопая ладонью по листкам.
— Возможно, эта система письменности — делать зарубки на камнях — была изобретена здесь, затем утрачена и вновь изобретена позже, по мере развития миграции и контактов между цивилизациями.
— Возможно, — пробурчал Ян и добавил, скребя подбородок: — Ладно, эти кельты, разумеется, индоевропейцы, пришедшие с Ближнего Востока… но как возможно, чтобы они изобрели свою письменность, а потом забыли ее на пять тысяч лет? Уж это было бы замечено! Ну что там, черт возьми, копается Маттео?
— Он делает свою работу! — прокричал тот, высовываясь из пещеры. — Нет, я определенно слишком стар, — добавил он, потирая поясницу.
— Разумеется, но пока вы еще не соблаговолили удалиться на пенсию, уважаемый учитель, что вы можете нам сообщить?
— Что мне особенно в вас нравится, мой юный Холмс, так это сочувствие к чужим страданиям.
— Поможешь мне придушить этого слабоумного старикашку, Роман? — спросил Ян, потирая широкие ладони.
Маттео безмятежно ему улыбнулся. Скрестил свои пухлые ручки на округлом животе и произнес:
— На первый взгляд, я повторяю, на первый взгляд надписи — современники этих камней, мой юный коллега. Халколит, медный век, так бы я сказал.
Ян взмахнул листками:
— Если все это правда, мы обнаружили бомбу, Сальвани! Еще круче, чем открытие Жирофта.
Жирофт, культурный и художественный памятник пятитысячелетней давности, обнаруженный при раскопках на юго-востоке Ирана, перевернул все имеющиеся до этого представления об истории развития человечества.
— Может, это просто какой-нибудь местный кочевник с помощью таких насечек считал поголовье скота, — заметил Роман. — Или мать семейства эпохи неолита делала учет запасов продовольствия. Столько-то буасо [8] зерна, столько-то ягод, столько-то кусков медвежьей туши…
— Возможно! Все это очень даже возможно. Самые таинственные надписи часто на поверку оказываются неправильно прочитанными фразами, — улыбаясь, добавил Маттео. — И я позволю напомнить тебе, мой пылкий Холмс, что в конце недели нас ждут в Тепе-Сабс. Пусть малышка Лейла отснимет все, что можно, — и вперед!
Ян нервно топтался на месте:
— Неизвестная письменность! На перекрестке Азии и Запада… Да это настоящая бомба!
— Или подмоченная петарда, — поправил его коллега, улыбаясь. — Роман, нам ведь давно пора.
Дополнительная команда, прибывшая из Скопье, ждала их на раскопках городища эпохи халколита, недавно открытого в Тепе-Сабс, неподалеку от Парваша, на пересечении двух больших пустынь в центре страны.
— Найди Лейлу, — приказал Роман Омару, — и скажи водителям, чтобы готовились к отъезду.
— Прихватим один из камней! — бросил Ян, ныряя в пещеру.
— Эй! Но это противоречит всем деонтологическим правилам! — запротестовал Маттео.
— Правила для того и пишутся, чтобы их нарушать! — возразил Ян. — Никогда не знаешь, как может обернуться ситуация. Вспомни, как вышло с Буддами в Бамиане.
Гигантские статуи Будды в Афганистане были разрушены талибами. Никакое свидетельство прошлого не может выстоять перед ненавистью настоящего.
Роман слушал перебранку спутников, как вдруг внезапно его охватило предчувствие неминуемой опасности. Нет, это просто смешно, все вокруг казалось мирным и спокойным. Он отошел на несколько шагов, внимательно осмотрелся. Омар возвращался к ним быстрым шагом, за ним двигалась Лейла, неся через плечо необходимую аппаратуру, остальные заканчивали демонтировать лагерь. Ничего особенного. И все-таки…
Он поднял глаза к ясному небу. Ни облачка. Ни звука. Ни единого человеческого существа на горизонте. Откуда же пришло ощущение, что на них направлен чей-то недобрый взгляд? Он помассировал виски, нахмурил брови. Легкий шелест за спиной заставил его подскочить, он обернулся, обхватив рукоятку боевого ножа, который всегда носил на поясе, «Тимберлайн Ворден Тактикал», формами напоминающий саблю. Со склона сползала ящерица с желтым гребнем, из-под ее живота катились мелкие камешки. Пока рептилия заползала в расщелину, Роман провожал ее взглядом.
— Сегодня на ужин тушеный варан? — пошутила Лейла, подходя к нему.
— Я бы предпочел салат из гадючьих языков, — ответил Роман, приподнимая потертую, деревенского вида фетровую шляпу в знак приветствия.
— Ты знаешь, что на свете бывают и любезные мужчины?
— Это потому, что они незнакомы с тобой!
— Когда закончите флиртовать, — пробормотал Маттео, — вы сможете, вероятно, приступить к работе.
Лейла скорчила рожу и быстро проскользнула в грот, между тем как Роман вытаскивал из смятой пачки очередную сигарету.
