ждать.
Под его зорким наблюдением я бросаю в стакан кусочек сахара. Добавляю дольку апельсина, немного ангостуры, кубик льда, чай и перемешиваю. Ложечкой (ибо ничто так не губит впечатление, как полиэтиленовые перчатки) выуживаю коктейльную вишенку из банки.
– Вуаля.
Эйдан улыбается моей чересчур наигранной французской интонации. У меня внутри разливается тепло. Я толкаю стакан к нему. Он подносит к лицу, нюхает. Мне с ослепительной очевидностью приходит в голову: я ведь понятия не имею, что этот мужчина любит пить, кроме вишневой колы.
– Что это?
– «Девственный Олд Фэшн» [3].
Он усмехается.
– Девственный? Пожалуй, не лишено смысла.
У меня пылают щеки. Я проклинаю свое тело. Скулы краснеют при одном лишь намеке на секс, от ладоней на столешнице остаются влажные отпечатки.
Эйдан делает глоток, избавляя меня от необходимости придумывать остроумный ответ, причмокивает и ставит стакан.
– Неплохо.
У меня на миг подгибаются колени. Надеюсь, он не видит, как мои плечи, лицо, пальцы, каждый мускул расслабились от облегчения.
– Рада, что тебе нравится.
Стук ногтей по стойке слева от меня. Кора. Ей нужен мартини с водкой и «Беллини». Я наполняю льдом бокал, оборачиваюсь в поисках открытой бутылки шампанского.
Эйдан Томас вращает кубик льда на дне стакана. Делает маленький глоток и снова крутит стакан. Прекрасный человек, который столько сделал для нашего города. Который месяц назад потерял жену. В одиночестве сидит в моем баре, хотя и не пьет. Возможно, он находит утешение в этой привычке, после того как в его жизни разверзлась пропасть. Надеюсь, наше совместное молчание, наш безмолвный ритуал тоже что-то для него значит.
У каждого в городе есть история, связанная с Эйданом Томасом. Например, у детей, которых он выручал за считаные мгновения до рождественского парада: появлялся с поясом для инструментов на талии и чинил поломанные санки или рога северного оленя.
А два года назад, когда в разгар страшной бури на дом старика Макмиллана упало дерево, Эйдан привез генератор на то время, пока восстанавливал линию электропередачи. Весь следующий месяц он приезжал каждые выходные чинить крышу. Мистер Макмиллан пытался ему заплатить, но Эйдан не взял денег.
В моей семье история с Эйданом Томасом произошла, когда мне было тринадцать. У отца в разгар вечерней смены перегорел холодильник. Не помню подробностей, а может, так и не удосужилась их выяснить. Обычная история – неисправный мотор, электрозамыкание. Папа чуть с ума не сошел, ломая голову, как все починить, не останавливая работу на кухне. Симпатичный мужчина, обедавший с женой, услышал и предложил помощь. Отец колебался. Затем, плюнув на свои правила, пустил клиента в кухню. Эйдан Томас провел бо́льшую часть вечера на коленях, вежливо прося инструменты и успокаивая измученный персонал.
К моменту окончания ужина холодильник уже вовсю морозил. Отец предложил Эйдану Томасу и его жене по стакану грушевого бренди. Оба отказались: он не пил, а она была на раннем сроке.
В тот вечер я работала на подхвате – типичный ребенок владельца ресторана. Когда пошла к стойке администратора наполнить вазочку с леденцами, то наткнулась в зале на Эйдана Томаса. Он рылся в карманах пальто, как все клиенты в конце трапезы: отыскивая кошельки, мобильные телефоны или ключи от машины. Из кухни доносился смех отца, страстного шеф-повара с еще более страстным нравом, чей перфекционизм зачастую переходил в нетерпимость. Теперь он наслаждался редкими мгновениями отдыха в собственном ресторане. Близкий к состоянию эйфории, насколько это возможно.
– Спасибо вам за все.
Эйдан Томас поднял голову, словно только что заметил мое присутствие. Мне захотелось поймать слова, повисшие в воздухе, и засунуть обратно в рот. Будучи девочкой, с ранних лет привыкаешь ненавидеть звук собственного голоса.
Я ждала, что он рассеянно кивнет мне и поспешит на кухню или отшутится, как большинство взрослых. Но Эйдан Томас не походил на других взрослых. Он не походил ни на кого.
Эйдан Томас улыбнулся. Подмигнул. И сказал низким, хрипловатым голосом, от которого у меня екнуло где-то в глубине, в той части, о существовании которой я прежде не подозревала: «Пожалуйста».
Такая малость и столь многое. Элементарная вежливость и бесконечная доброта. Луч света упал на невидимую девочку, выхватил ее из тени и явил взору.
Вот чего мне так недоставало. Вот о чем я не смела даже мечтать.
◾ ◾ ◾
Я наблюдаю, как Эйдан Томас замер, поднеся стакан к губам, и глядит на меня сквозь стекло. Я больше не девочка-невидимка, ждущая мужского внимания. Я женщина, которая только что сама вошла в круг света.
Он протягивает руку. Что-то неуловимо смещается. В нескольких милях под руслом Гудзона происходит тектонический сдвиг. Его ладонь касается моей, подушечка большого пальца задевает внутреннюю сторону запястья. И сердце… Оно даже не бьется, а просто исчезло, исчезло, исчезло, не в силах этого вынести.
– Спасибо, – говорит Эйдан. – Все было очень… Спасибо.
Пожатие. Не поддающийся определению драгоценный импульс от него ко мне.
Он отпускает мою руку и допивает коктейль, запрокинув голову. Шея у него, как и все тело, стройная, мускулистая, движения излучают уверенность.
– Сколько с меня?
Я ополаскиваю пустой стакан за барной стойкой. Занимаю руки, чтобы скрыть, как они трясутся.
– Знаешь, не бери в голову. За счет заведения.
Он достает бумажник.
– Перестань.
– Всё в порядке. Правда. Можешь…
«Можешь угостить меня выпивкой как-нибудь, и мы в расчете». Вот что я сказала бы, если б его жена не умерла пять минут назад. Взамен беру чистую тканевую салфетку и натираю стакан.
– В следующий раз.
Он улыбается, возвращая бумажник в карман, и встает, чтобы надеть куртку. Я поворачиваюсь к полке со стаканом в руке и замираю на полпути. Да, я в панике, у меня пылает лицо, но кое-что произошло. Я рискнула и выиграла. Мы поговорили, и мир не рухнул.
Хватит ли у меня смелости зайти чуточку дальше?
Развернувшись к стойке, я делаю вид, что закручиваю крышку на банке с маринованным луком.
– Куда ты теперь? – спрашиваю я, как будто перекинуться парой слов для нас обычное дело.
Эйдан Томас застегивает куртку, надевает ушанку и вешает на плечо спортивную сумку, откуда раздается металлическое бряцание.
– Просто куда-нибудь, где смогу немного подумать.
Ты ждешь ужина, брызг тепловатой воды. Чего угодно. Даже скрипа молний на одежде.
Он не приходит.
Пару недель назад он забрал вентилятор и принес обогреватель. Значит, уже осень. Твои воспоминания об этом времени года: короткие дни, темнеет в шесть часов. Ты закрываешь глаза. Представляешь сарай, укрытый среди деревьев. Голые ветви
