— Это я привела Габриеля к Суини.
— Ты не могла знать.
— Но должна была. Он был всего в квартале, и, возможно, Лэйси находилась с ним в машине.
Чавес посмотрел на меня, я увидела по его глазам, что ему нужно задать мне вопрос, который задавать совсем не хочется.
— Почему ты не рассказала мне содержание разговора полностью?
— С Габриелем?
Он кивнул.
— Думаю, я не хотела, чтобы вы решили, что мне нельзя доверять.
— Я не сомневаюсь в тебе, девочка, — твердо сказал Чавес.
— Как ты узнал? — Я покосилась на Гаррисона, но тот покачал головой.
Чавес не успел ответить, поскольку дверь распахнулась и вошел Хикс в сопровождении еще двух незнакомых мне агентов ФБР. Я посмотрела на Чавеса, и тот едва заметно кивнул.
— Почему Габриель поблагодарил вас, когда звонил вам в мотель? — накинулся на меня Хикс.
Я взглянула на Хикса, усевшегося на другом конце стола, и мне стало интересно, какие еще сюрпризы у него припасены.
— Вы прослушиваете мой мобильник?
Хикс извлек из кармана малюсенький кассетный плеер и нажал кнопку воспроизведения.
— Теперь вы мой партнер, лейтенант. И вы будете делать то, что я вам велю, иначе ваша дочь умрет.
Хикс выключил запись и снова сунул плеер в карман.
— Если вы слушали нас, то знаете, за что он сказал мне спасибо, — огрызнулась я.
— Да, за то, что вы привели его прямиком к последнему свидетелю, способному его опознать, который превратился в поджаренный тост. Это часть вашей сделки с Габриелем?
Чавес встал, вены на его шее вспухли от злости.
— Потише, Хикс. Вы отлично знаете, что никакой сделки не было.
— Да? А откуда нам знать, что не было других разговоров, которые мы не слышали? Какая у лейтенанта могла быть более сильная мотивация, чем жизнь ее дочери? Как можно быть уверенным?
— Я готов вверить ей свою жизнь — вот мой ответ, — сказал Чавес.
— А жизни людей на бульваре Колорадо? Их вы тоже готовы ей доверить?
— Да.
— А я не могу себе позволить такой роскоши.
— Причин убивать Суини не было, — встряла я.
Хикс недоверчиво посмотрел на меня.
— Да что вы говорите? А вы видели его останки? Определенно, они наталкивают на мысль, что какая-то причина все-таки была.
— Мы показали Суини его портрет, он никогда не видел Габриеля.
Хикс помолчал, словно взвешивал мои слова.
— И вы ему поверили?
— Да. Ему незачем было лгать.
— И как вы это поняли?
— По его лицу. Я хороший полицейский.
— Будь вы хорошим полицейским, Суини сейчас был бы жив.
Чавес сделал полшага влево и загородил меня от Хикса.
— Насколько я помню, Хикс, это вы не видели связи между похищением Лэйси и Габриелем. Думаю, вам стоит быть поосторожнее в выражениях. Дочь лейтенанта Делилло похищена сумасшедшим маньяком. И если вы еще раз проявите свое неуважение, то перестанете быть нашим гостем, и мне придется заменить эту дверь. Понимаете намек?
Они смотрели друг на друга в упор, а потом Хикс отступил на полшага и пожал плечами. Он нервно огляделся и посмотрел на меня.
Все играют с правдой — жулики, копы, мужья, жены. Все, всегда и по всем мыслимым и немыслимым поводам. Но федералы делают это особенно элегантно.
— Я не думаю, что мы действительно знаем, что там себе думает агент Хикс, — сказала я, не сводя с него взгляда. — Ведь правда, специальный агент?
— Если у вас возникло впечатление, что я не сочувствую вам из-за того, что случилось с вашей дочерью, прошу меня простить. Мы установили прослушку на вашем телефоне вчера вечером, потому что установили личность Габриеля через французскую полицию.
— Но почему вы ничего не сказали раньше?
— У меня тоже есть дочь. Я понимаю, какое давление на вас оказывается. Мне нужно было удостовериться, что Габриель не манипулирует вами. Такое уже бывало…
— Бывало?
Хикс зловеще кивнул.
— Он что, был в списке потенциальных террористов? — спросил Чавес.
— Да нет. Он был в списке разыскиваемых. — Хикс повернулся и посмотрел на меня. — Французский детектив, с которым я говорил, назвал его коллекционером. Французы обнаружили, как они сами это назвали, галерею.
— Галерею чего?
— Его жертв. Считается, что он виновен в убийстве семи человек, причем каждое убийство происходило по своему… сложному сценарию. Габриель же исчез около двух лет назад.
— Сценарию?
Хикс замялся.
— Он выдавал себя за врача, рабочего и даже за полицейского. С каждым убийством сюжет, не могу подобрать другого слова, становился все более сложным, изощренным и… жестоким. Он придумывал историю для каждого убийства. Как ребенок, играющий в игру.
— Но вы описываете не террориста, — заметила я.
Хикс покачал головой:
— Нет.
— А кого, черт побери? — спросил Чавес.
— Серийного убийцу, — прошептала я.
— Боюсь, да, — кивнул Хикс.
У меня упало сердце. Стало нечем дышать. Я поднялась, подошла к окну и открыла его. Дождь кончился. Легкий туман оседал на моих щеках, собираясь каплями, словно слезы.
— И что это значит? — уточнил Чавес.
Я повернулась и снова посмотрела на собравшихся. Глядя на Хикса, я поняла по его виду, что он так же хорошо, как и я, понимает, что это значит. Когда имеешь дело с извращенной психикой террориста, то все еще можешь найти зерно здравого смысла. Но соприкасаясь с потемками души серийного убийцы, не жди ничего, кроме самых худших ночных кошмаров.
— Это значит, что преступник менее предсказуем и более опасен, чем мы думали раньше, — вздохнул Хикс.
— Он убивает людей. Не вижу разницы, — пожал плечами Чавес.
— Террористический акт задумывается как политическое заявление, его цель — нанести максимальный урон. Это дает нам возможность вычислить его действия, поскольку мы знаем его цель. Серийный убийца не имеет никакого отношения к политике. Для него убийство не есть средство достижения цели. Это сама цель.
— Зачем же он притворяется террористом?
— Потому что он сейчас играет террориста, это его величайшая роль.
— Боже, вы как будто говорите об актере, — сказал Чавес.
— В определенном смысле слова он и есть актер. Несмотря на всю свою ненормальность, ему для совершения преступлений нужно надевать на себя маску другого человека. Так делают многие серийные убийцы, но не в такой степени. Что бы там ни было с его психикой, он чувствует себя нормально, только когда играет чью-то роль.
— И убивает, — добавила я.
— Да.
— То есть вы говорите, что этот парень — просто какой-то псих, который считает, что ему за это дадут «Оскара»?
— Он не какой-то псих, он Псих с большой буквы, — сказал Хикс.
— А что вы знаете об остальных убийствах?
Хикс посмотрел на меня и замялся. Я поняла, что сейчас верх в нем взял родитель.
— Вы, правда, хотите знать?
— Он похитил мою дочь, чтобы добраться до меня. Чем больше я буду знать, тем лучше.
Хикс повернулся к одному из агентов, и тот протянул ему открытую папку.
— В девяносто восьмом он выдавал себя за врача в одной из больниц в Париже. Две ночи подряд он совершал обходы, делая вид, что состоит в штате. Один пациент, который общался с ним и выжил, утверждает, что это лучший доктор из всех, кто его когда-либо лечил. Даже несколько медсестер подумали, что таких врачей должно быть побольше.
На вторую ночь своего «дежурства» он связал троих пациентов, вставил им кляп в горло и оперировал их, как вы понимаете, без наркоза. Патологоанатомы, производившие вскрытие жертв, пришли к выводу, что, скорее всего, несчастные большую часть времени были живы.
Хикс вытащил фотографию с места преступления и положил ее на стол.
— Матерь божья, — прошептал Чавес.
— Я мог бы показать вам еще фотографии, но остальные так же ужасны, как эта.
Я бросила взгляд на фотографию и отвернулась. Слишком легко мое воображение рисовало лицо моей дочери на подобном снимке, и мне не нужно было этого видеть. Я снова отошла к окну и посмотрела на тусклую серую улицу.
— Мы не знаем подробностей по всем убийствам, — продолжил Хикс, — но, по-видимому, их роднит общая черта — преступник демонстрирует немалое мастерство и незаурядные знания вне зависимости от того, какую роль играет. Когда он играет копа, то это самый лучший коп из всех. Он даже кого-то арестовал. А когда он был рабочим, то его характеризовали как самого лучшего плотника.
— А теперь он террорист, — сказала я, все еще глядя на город. — И мастер по изготовлению бомб.
— Именно, — кивнул Хикс.
Я отвернулась от окна.
— Когда он изображал плотника, то он использовал специфические для этой профессии орудия труда?
Хикс мрачно кивнул:
— Да, восстанавливал какой-то дом.
В комнате воцарилась мертвая тишина, словно слова не могли больше адекватно выразить наши чувства. Казалось, я физически ощущаю груз полученной информации на своих плечах, словно на меня набросили какое-то покрывало. Внутри меня вихрем крутилась паника, пытаясь набрать силу и обрести форму. Я думала, что понимаю, с чем столкнулась. Думала, что знаю, кто похитил мою девочку и с кем мне придется сражаться. Но теперь стало ясно, что я ровным счетом ничего не знала.
