Балам двигался, напрягая все свои чувства и снова удивляясь разнообразию ощущений, которые ему дарило тело ягуара. Он выбрал тропинку, ведущую на север, в сторону Наранхо, и бежал так быстро, как только ему позволяла его огромная мощь. Он осознавал, что на любом повороте дороги он мог натолкнуться на какого-нибудь человека, но верил, что чутье предупредит его заблаговременно. Он также знал, что в любом случае он не будет тем, кого это застанет врасплох больше, чем других.
Добраться до Наранхо из Караколя человек мог за два дня быстрой ходьбы, однако ягуар мог с легкостью пройти это расстояние за несколько часов. Балам рассчитывал нагнать группу, которую он преследовал, прежде чем опустятся сумерки и ее участники остановятся на ночлег.
Сначала он не мог выделить искомый след из бесконечного количества запахов, которые впитала в себя тропинка. Но через несколько километров очень знакомый ему запах стал четко различимым. Это был аромат духов, которыми пользовалась Никте, и его сердце екнуло. Он смешался с запахами других человеческих существ: кислой вонью пота, характерной для мужчин.
Через некоторое время след стал явственнее, и Балам понял, что его цель близка. Тогда он решил принять меры предосторожности, хотя его сердце просило об обратном, и он сошел с тропинки.
Совсем скоро он заметил воина, шедшего в одиночестве и старавшегося укрываться в тени деревьев. Балам понял, что его оставили в арьергарде группы, чтобы он мог предупредить о подходе вероятных преследователей. Юноша в теле ягуара продолжал продвигаться вперед несколько в стороне от дороги, чтобы звук шагов не выдал его, веря в необычайную силу своего обоняния.
Вскоре он догнал основную группу беглецов и, подавив порыв как можно скорее увидеть Никте, помчался дальше, пока не добрался до развесистого дерева у края тропы, которое позволило ему наблюдать, не будучи при этом замеченным.
Инстинкт подсказывал ему, что совсем скоро наступит ночь и тогда группа сразу же сделает привал, хотя он также предполагал, что беглецы захотят воспользоваться каждой минутой светлого времени суток, пытаясь сохранять дистанцию с возможными преследователями.
Скоро он увидел их: по меньшей мере двенадцать воинов, которые появились, двигаясь быстрым шагом. Впереди шел воин Ордена Орла с роскошным разноцветным плюмажем; он возглавлял группу. Принцесса Никте находилась в центре, сидя на импровизированных носилках, сделанных из двух шестов и крепкого куска ткани. Сзади на похожих носилках устроилась любимая служанка девушки. Ее звали Серая Газель, она находилась при ней с того момента, когда они вместе прибыли из Тикаля. Четверо воинов были носильщиками для каждой из двух девушек. Возле Никте шел Черный Свет, но, казалось, никто из них не обращал внимания на присутствие другого. Принц Наранхо шагал со своим обычным холодным выражением лица, хотя Балам мог бы поклясться, что его брови были вздернуты еще выше, чем обычно.
Принцесса внимательно смотрела на дорогу, держась при этом обеими руками за края носилок. Когда ягуар сконцентрировал свое внимание на ней, пытаясь угадать ее мысли, взгляд девушки обратился в сторону дерева, на котором он скрывался, и казалось, на несколько секунд глаза их встретились. Балам понимал, что это невозможно, но этого оказалось достаточно, чтобы его переполнила нежность.
И радость, поскольку даже тень сомнения отныне его не терзала. У молодого майя появилась уверенность, что принцесса направлялась в Наранхо против своей воли. Два воина, шедшие возле носилок и не спускавшие с нее глаз, явная холодность между ней и Черным Светом и суровое выражение лица Никте были для него достаточными доказательствами.
Но прежде всего — ее глаза. Балам прекрасно помнил, как весело они блестели, когда смотрели на него или на то, что было ей приятно. Стоило посмотреть в них, чтобы заразиться радостью, переполнявшей девушку просто потому, что она была живой.
А глаза, которые он сейчас видел, были грустными, погасшими и выражали только полное непонимание. Балам почувствовал, как комок подкатил к горлу, — он был не в состоянии сообщить своей любимой, что находится рядом и что будет бороться до конца за то, чтобы они снова были вместе. И что ему это обязательно удастся.
Он едва не спрыгнул с ветки, на которой лежал, чтобы сражаться за нее прямо сейчас, но это было скорее неосознанным порывом, чем продуманным планом. Его напряженные мышцы расслабились, и он подождал, пока группа скроется из виду, прежде чем спуститься с дерева.
Обратный путь он проделал ночью, чтобы никто не осмелился помешать королю сельвы, придумывая при этом различные способы освобождения своей любимой. Но прежде ему нужно было выслушать совет Белого Нетопыря и узнать намерения короля К’ана.
Когда он добрался до спящего города Караколя и проник в то же окно, через которое вышел несколькими часами ранее, он понял, что шаман еще не вернулся. Две человеческие фигуры оставались там, неподвижно сидящие, как удивительно совершенные статуи.
Балам еще раз испытал волнующее ощущение, которое у него возникало, когда он покидал тело большого ягуара и возвращался в принадлежащее ему. Это было сравнимо с падением в глубокую пропасть бездонной темноты, а затем с возвращением к свету. Раскрыв глаза, он снова спросил себя о судьбе животного, которого уже и след простыл.
Балам решил дождаться возвращения своего учителя. Почти полная луна сияла на усыпанном звездами небе, безветренная ночь была теплой, и Балам заскучал по Никте всем своим существом. Всего лишь две ночи назад темнота была наперсницей их юной и страстной любви: Балам словно бы ощущал присутствие принцессы рядом с собой.
Звук хлопающих крыльев вернул его к действительности. Огромная летучая мышь удивительного серебристого цвета, что делало ее видимой при лунном свете, появилась среди деревьев и полетела к открытому окну. Балам увидел, как шаман поднимается с места, на котором оставалось его тело; но никаких признаков летучей мыши, которая, казалось, растворилась в теплой ночи.
Белый Нетопырь взглядом задал вопрос Баламу и выслушал рассказ молодого майя, кивая время от времени, как будто ему уже было известно то, о чем юноша рассказывал, или он этого ожидал. Потом халач виник поведал о своем собственном путешествии.
— Я прибыл в Наранхо, когда стало вечереть, и смог увидеть принца Цуба. Он-то меня не видел, — шаман пожал плечами, — но могу заверить тебя, что принц обратил внимание на белую материю. Он прогуливался с другими юношами и девушками его возраста. Их сопровождали стражники, но в городе все было спокойно. Я не думаю, что у него возникнут проблемы с тем, чтобы исчезнуть, не привлекая внимания. Он это сделает, прежде чем придут новости. Я убежден, что группа, за которой ты шел следом, отправила скорохода вперед и он должен добраться до города завтра, до того, как солнце окажется в зените.
— А Никте?
— Она в безопасности. Они ее похитили, собираясь использовать в качестве заложницы и поставить под вопрос возможное вмешательство Тикаля. Ты увидишь ее, сын мой. Но сейчас ты должен идти спать. Завтра будет тяжелый день. И он окажется не последним.
— Война?
— Это неизбежно. Вмешательство Наранхо было продемонстрировано слишком явно, и король не может оставить этого без внимания. Нам следует организовать нападение, пока преимущество на нашей стороне. Заговорщики не знают того, что знаем мы, и не могут подозревать, до какой степени мы проинформированы. По их мнению, мы считаем ответственными за покушение жрецов Тлалока, и они полагают, что оба человека, которые могли бы выдать их, погибли. Конечно, они не рассчитывают, что мы сохраним спокойствие, но верят, что все сведется к дипломатическому протесту.
— Но бегство Черного Света станет для них сигналом… как и похищение Никте.
— Да, но они придумают сотни объяснений. Ты хорошо знаешь, какими лживыми и убедительными могут быть слова. Они сошлются на необходимость оградить принцессу от нестабильной обстановки, создавшейся в городе, — мол, стражники, охранявшие ее, не позволяли ей уйти. Или сочинят что-нибудь иное, что только придет им в голову. Все зависит от того, насколько другая сторона заинтересована признать все сказанное обманом. Но теперь спи, Балам. Оставайся здесь, в моем доме. Завтра я разбужу тебя рано, потому что нам нужно будет поговорить. — Белый Нетопырь обнял своего ученика. — Как именно будут развиваться события в ближайшие дни, сильно зависит от нас обоих.
Древний город майя Караколь, 2001 год
С того момента как их автомобиль въехал в Караколь, Николь охватило какое-то неопределенное ощущение, которое она ни тогда, ни потом не смогла объяснить. Но чувство было реальным, сильным и затрагивало все ее тело. Позже она призналась Жану, что это было похоже на внезапный контакт с чем-то почти осязаемым, окутывавшим ее, одновременно духовным и физическим, необычайно сильным и властным, непостижимым для человеческого разума. И у нее также появилось ощущение дежа вю, когда она осматривала развалины метрополии, простиравшиеся перед ней. Хулио, Аугусто, а также Ги говорили с ней о Караколе и о его большой пирамиде, но теперь она была в состоянии ощущать город как нечто живое, могла представить себе его высокие горделивые здания и наконец-то услышала пульс жизни тысяч его обитателей.
