— Вставайте, — хрипло произнес он. — Поднимайтесь, Надя.
Я обняла его за шею. Он не отстранился. Не знаю, о чем он думал и чего хотел. Я сама поцеловала его в губы. Они были прохладными, а кожа — теплой. Он не оттолкнул меня и на поцелуй поначалу не отвечал. Просто стоял на коленях, поддерживая меня за локоть. Я разглядела морщинки у него на лице — вокруг глаз и углов рта.
— Помогите мне встать, — попросила я.
Он поставил меня на ноги, мы застыли посреди заросшего сада. Рослый и широкоплечий, Стадлер заслонял заходящее солнце.
Я провела большим пальцем по его нижней губе. Обхватила его тяжелую голову ладонями. Поцеловала еще раз — крепче и настойчивее. Хмель ударил мне в голову, словно я выпила не полстакана, а целую бутылку вина. Я обняла его за спину, прижала к себе. На ощупь он был твердым и огромным. Его руки безвольно висели по бокам. Я взяла его ладонь, приложила к своей разгоряченной щеке, а потом повела его обратно в гостиную.
Он сел в кресло, не сводя с меня глаз. Я расстегнула рубашку и сама забралась к нему на колени.
— Стадлер, — произнесла я. — Камерон.
— Так нельзя, — выговорил он и уткнулся лицом мне в грудь. Я пригладила волосы у него на затылке. — Нельзя. — Он закрыл глаза. Потом мы вдруг очутились на полу, он лежал сверху. Под поясницей у меня непонятно как оказался ботинок, старая щетка колола левую ступню, от пыли свербило в носу. Подняв подол моей юбки, Стадлер взял меня прямо на грязном дощатом полу. Мы не сказали друг другу ни слова.
Потом он перекатился на спину и затих, заложив руки за голову. Десять минут мы пролежали бок о бок, молча глядя в потолок.
Когда вернулась Линн, Камерон уже деловито говорил по телефону, а я читала журнал. Мы чинно попрощались, но потом Стадлер невнятно объяснил Линн, что кое-что забыл, оттеснил меня в спальню, закрыл дверь, опрокинул меня на постель и поцеловал. Приглушенно застонав, он ткнулся губами мне в шею и пообещал вернуться как можно скорее.
Остаток вечера я провела в постели, дрожа от нетерпения. Я делала вид, что читаю, но не перевернула ни одной страницы и не прочла ни единого слова.
— Ну, какие планы? — спросила я Линн после завтрака.
Я всегда считала, что за словом в карман не лезу, но сегодня мозги наотрез отказывались работать. Вчера я занималась сексом с совершенно незнакомым мужчиной. А теперь завтракала с незнакомой женщиной.
Сегодня утром я пробудилась от какого-то тревожного, мрачного сна, который сразу забыла, а потом вспомнила, что случилось вчера и днем раньше. Это казалось чудовищной пародией на реальность: за окном я увидела машину, а в машине — скучающую Линн. Мерзкая работа. Моя по сравнению с ней — в высшей степени интеллектуальный труд. С умыванием и чисткой зубов я справилась за пару минут, потом вышла из дома и постучала в окно машины. Линн вздрогнула. Хороша защитница.
Я предупредила, что ухожу за едой к завтраку, а она сказала, что пойдет со мной. Отвертеться мне не удалось. В булочной мы купили круассанов, заплатив пополам. Меня так и подмывало потребовать у Линн оплатить покупки полностью — обычно я не завтракаю.
Дома я сварила кофе, нашла банку с остатками земляничного джема, и мы сели завтракать. Тут я и спросила о планах.
— Мы отвечаем за вашу безопасность, — произнесла Линн, как заученный урок.
Я запила половину круассана огромным глотком кофе. Если уж нарушать правило и завтракать, так со вкусом. Пауза затянулась, но я не обдумывала ответ, а заглатывала еду. Как питон оленя. Наконец справилась.
— А по-моему, это много шуму из ничего, — заявила я.
— Ради вашей же пользы.
— Вы намерены сторожить меня всю жизнь только потому, что кто-то прислал мне письмо?
— Мы хотим поймать человека, который рассылает эти письма.
— А если не поймаете? Что дальше?
— Посмотрим, — откликнулась она. — Время покажет.
Пришлось признать тему закрытой.
— Знаете, мне неловко, — сказала я. — У меня все не как у людей. К вам у меня нет никаких претензий, но мне как-то неудобно жить под надзором полицейских.
— Об этом мы еще поговорим, — охотно отозвалась Линн, словно речь шла о проблемах полиции. Нам помешал звонок в дверь. Мы открыли ее вдвоем. Камерон посмотрел поверх моего плеча и кивнул Линн.
— Доброе утро, мисс Блейк, — поздоровался он.
— Зовите меня по имени, инспектор, — предложила я. — Обойдемся без формальностей.
— Надя, — послушно пробормотал он. — Я приехал подменить Линн на пару часов.
— Отлично, — ответила я, еле сдерживая волнение и радость.
— И заодно узнать ваши планы на день. Сегодня вы дома?
— Нет, — ответила я. — В половине пятого нам с Заком надо быть на детском празднике в Масуэлл-Хилле. На этой неделе у нас еще два выезда. А может, и больше — если что-нибудь возникнет в последнюю минуту.
— Ничего, — отозвался Камерон. — Линн будет сопровождать вас.
— Это неудобно... — замялась я.
— Я буду ждать в машине, — объяснила Линн. — Заодно могу подвезти вас.
— Уже лучше.
Линн еще не допила кофе и не доела круассан.
— Не торопитесь, — зачем-то посоветовал ей Камерон.
И вправду, торопиться было некуда. Линн отпивала кофе мелкими глотками, а круассан просто вертела в руках. Оказалось, она как раз подыскивает квартиру. Она начала расспрашивать, как покупала жилье я. Наверное, сначала продала прежнее? История была длинной, и чем больше подробностей я опускала, тем длиннее она становилась. Тем временем Камерон расхаживал по комнате, с бесстрастным видом эксперта изучая ее, перебирая вещи, выдвигая ящики. Почему-то мне казалось, что при этом он исподтишка наблюдает за мной, выясняя, что я утаила. Наконец разговор иссяк. Линн повернулась к Камерону:
— Надю не устраивают наши планы.
— Хорошо бы еще узнать, какие они, — вставила я.
— Потом поговорим, — пообещал Камерон и отвернулся.
Линн продолжала попивать кофе. Неужели я ей не надоела? Или у нее нет других дел?
— Значит, встречаемся здесь в час, — объявил Камерон.
— Вы куда-то едете? — спросила Линн.
— Все равно к часу вернемся.
Линн кивнула:
— Хорошо. До встречи, Надя.
— Всего хорошего, Линн.
Она вышла за дверь. В окно я увидела ее ноги, переступающие по тротуару. Ноги скрылись. Наконец-то. Я повернулась к Камерону:
— Вчера мы...
Он метнулся ко мне, прижал к себе, как единственное сокровище, касался пальцами лица, приглаживал волосы. Отстранившись, я заглянула ему в глаза.
— Я... — Я осеклась. — Я не...
— Не могу... — пробормотал он и поцеловал меня.
Его ладони скользнули по моей спине, подняли подол футболки, поискали лифчик, но не нашли.
— Остановиться?
— Не знаю... Нет.
Он повел меня в спальню. Сегодня все было иначе: медленно, спокойно, почти предсказуемо. Я села на кровать. Он прошел к окну и опустил жалюзи. Потом запер дверь. Снял пиджак, ослабил галстук и стащил его. Я вдруг поняла, что еще ни разу не занималась сексом с мужчиной, которому для этого требовалось снимать костюм и галстук.
— Я все время думаю о тебе, — произнес он таким тоном, словно перечислял врачу симптомы. — Закрываю глаза — и снова вижу тебя. Что нам делать?
— Разденься, — посоветовала я.
— Что? — Он оглядел себя, будто удивляясь тому, что еще одет.
Он сбрасывал одежду медленно, как во сне. Уронил брюки на стул, не сводя с меня глаз. Я раскрыла объятия.
— Подожди, — попросил он. — Подожди. Я сам, Надя.
Я лежала, окутанная дымкой наслаждения, пока он не вошел в меня. Когда все было кончено и мы лежали обнявшись, он смотрел на меня, гладил по голове, повторял имя как заклинание. Наконец я высвободилась и приподнялась.
— Это было чудесно, — сказала я.
— Надя. Надя.
— Но я ничего не понимаю.
Чары развеялись. Он отодвинулся, по лицу прошла тень, он прикусил губу.
— Можно, я буду с тобой честным?
Почему-то мне стало зябко.
— Сделай одолжение.
— Работа — вся моя жизнь, — начал он. — А это...
— Ты имеешь в виду вот это? — Я указала на постель.
Он кивнул.
— Это запрещено. Строго запрещено.
— Я никому не скажу, если ты об этом.
— Нет, — тоскливо ответил он.
— А в чем дело? — спросила я. Он не ответил. — Ну?
— Я женат, — сказал он. — Прости. Ради Бога, прости.
И он заплакал. А я лежала рядом с голым инспектором, плачущим у меня в постели. За восемнадцать часов мы прошли весь путь от первого порыва страсти до слез и упреков. Мне стало тошно. Я молчала. Не гладила его по плечу, не отводила волосы со лба, не просила успокоиться, не уверяла, что все будет хорошо. Наконец он тяжело вздохнул и словно взял себя в руки.
— Надя...
— Что?
— Скажи хоть что-нибудь.
— Что ты хочешь услышать?
— Ты злишься на меня?
— Ох, Камерон! — Я вздохнула. — Ну какая разница? Ты еще скажи, что жена тебя не понимает.
