Недобитый самурай начал разработку узумаки в частном порядке.
Данн не видел иного выхода — пришлось принимать жесткие меры. Но и он попал в ловушку — Китано запросто мог его спалить. Пока они годами вели беседы о Китае, Данн делился секретной информацией, и теперь его могли привлечь к ответу по закону о защите государственной тайны. Передача иностранцу информации с грифом «Не подлежит разглашению представителям иностранных государств» сама по себе тянула на государственную измену, не говоря уж о планах свержения иностранного правительства. За такое могли дать очень длинный срок, если не высшую меру.
Данн снабжал Китано секретными сведениями, в ответ тот делился инсайдерской информацией об определенных японских акционерных компаниях. Хитоси мог рассказать федеральным обвинителям, как Данн, попивая его виски, выбалтывал секретные сведения государственной важности, приумножая личное состояние на спекуляции акциями азиатских компаний.
Данна могло спасти только одно — американское правительство отчаянно не хотело привлекать внимание к узумаки. О японском оружии судного дня все еще не знал никто, кроме узкого круга лиц, отвечающих за безопасность государства. Работы, которые Толофф вела в Министерстве сельского хозяйства, были совершенно секретными, недоступными для иностранцев. Если до Китая дойдет хотя бы слух, что США втихомолку готовят мощнейшее биологическое оружие, которое к тому же было создано отрядом 731 и испытывалось на китайцах, Пекин придет в ярость.
Данн прекрасно понимал, что организации, действующей с таким размахом, как та, что принадлежит Китано, невозможно удержаться в рамках закона. Лоуренс накопил достаточно компромата на японца, и, когда тот в очередной раз приехал в Штаты, судебные исполнители арестовали его за уклонение от налогов. Суд совершили быстро и безукоризненно. В суде Китано не раскрыл рта и даже не пытался что-либо предъявить в свою защиту.
И неудивительно. На личной встрече накануне суда Данн пригрозил Китано пустить в ход самый главный компромат, который имелся у американца. «Замахнешься на меня — потом не обижайся, — сказал он японцу. — Мы закроем программу разработки узумаки, а потом все, что имеем на тебя, передадим в китайское Министерство госбезопасности — записки Исии, фотографии, расшифровку разговоров, все улики, обличающие тебя в пытках и геноциде гражданского населения Китая. Подождем, пока они как следует распалятся, и выдадим тебя как военного преступника».
Китано не нашелся что ответить. Оба собеседника хранили молчание почти минуту. Наконец японец спросил:
— А ты не боишься, что я все расскажу китайцам?
— Ты, видимо, не совсем понял. Кто поверит японскому военному преступнику и массовому убийце, пытающемуся спасти свою шкуру? Если сможешь, отбейся от обвинения в неуплате налогов, но «Сан-Агру» закрой немедленно! Оставь узумаки в покое!
Роббинс насторожился:
— Смотрите-ка, зашевелился.
Китано поднялся и подошел к маленькому столу. Он снял с полки одну из книг, вырвал страницу без текста, взял ручку и принялся что-то писать.
— Мы отсюда сможем прочитать? — спросил Данн.
— Слишком далеко. Сейчас попробую…
Китано передвинул стул на середину пола, прямо под камеру видеонаблюдения, встал на него и поднес страницу к объективу.
— Вот черт! Он знает, где камера, — воскликнул Роббинс.
Данн пропустил восклицание мимо ушей. Он как зачарованный уставился на записку:
«Я могу тебе сказать, кто она».
Харпо диктовал последовательность, Влад Глазман печатал. Они закончили второй цикл ПЦР и диэлектрофореза полчаса назад и теперь записывали генетическую последовательность светящегося гриба. Хозяин дома считывал с бэнда показания — последовательности, составленные из символов А, Ц, Т и Г, — а Влад вводил их в компьютер.
Харпо замолчал и шумно вздохнул.
— Все? — спросил Влад.
— Все.
Русский ученый просмотрел цепочку букв:
ГАЦТЦГАЦТАГЦТАГЦААТТАЦТГАТЦАГЦАТТТТЗЦЦЦААТГЦАГЦАТТТТЦГАЦТГАЦЦЦГАЦТЦ-
ГАЦТАГЦТАГЦААТТАЦТГАТЦАГЦАТТТТSЦЦЦААТГЦАГЦАТТТТЦГАГЦАААТЦАГАЦТЦГАЦТ-
АГЦТАГЦААТТАЦТГАТЦАГЦАТТТТБЦЦЦААТГЦАГЦАТТТТЦГАГАЦТЦГАЦТАГЦТАГЦААТТА-
ЦТГАТЦАГЦАТТТТSЦЦЦААТГЦАГЦАТТТТЦГА…
Строчки заполнили три страницы.
— Пропусти через переводчика.
Влад нажал ряд клавиш, отправляя запись в несложную программу-переводчик под названием «Вавилонский ген», которая преобразовывала генетический код в буквенно-цифровой формат. Каждый триплет соответствовал букве алфавита: ААА означало А, АЦА — Б и так далее. Эту систему перевода когда-то предложил сам Коннор.
«Вавилонский ген» справился с задачей, и на экране появился текст:
«Узумаки — чрезвычайно опасный вид грибка Fusarium spirale, превращенный в боевое поражающее вещество. Оно обладает высокой вирулентностью и распространяется спорами, способными выживать в организме человека, птиц и сельскохозяйственных растений…»
— Ни фига себе! — воскликнул Харпо.
Влад ничего не слышал, поглощенный чтением подробного описания узумаки и попыток старого ученого найти противоядие. Мало того — Лиам признавался, что сохранил у себя один из цилиндров с узумаки. В сообщении имелись географические координаты тайника.
— Хреново! — констатировал Влад. — Хреново в квадрате!
Он нажал кнопку «Печатать». Рядом с компьютером ожил лазерный принтер и выплюнул лист желтой бумаги с откровениями Коннора.
Харпо схватил листок:
— Надо отправить кому-нибудь: в Центр контроля инфекционных заболеваний, ФБР ЦРУ — хоть куда-нибудь.
Влад откинул крышку мобильника и набрал номер Джейка. После единственного гудка номер отключился.
Он повторил попытку — тот же результат. Взглянул на индикатор приема — сигнал сильный. В чем тогда дело?
Вдруг раздался тихий хлопок. Ученый ощутил брызги на щеке и повернулся на месте.
Харпо оседал на пол. У него не было затылка.
Джейк услышал два выстрела, потом еще четыре с коротким интервалом. Он сделал отчаянную попытку высвободить руки из наручников. Профессор сидел на пассажирском сиденье почтового фургона, прикованный цепью к приваренному к полу машины кольцу. Рот залеплен куском пластыря телесного цвета.
Наручники из матированной нержавеющей стали с прорезиненными внутренними ободами, соединенные гибкой лентой из армированного пластика, не боялись никакого нажима. При попытке сломать их первыми сломаются кости у того, на кого они надеты.
Джейк наблюдал за домом Харпо, стараясь заметить какие-либо признаки движения внутри. Раздался еще один выстрел. Ученый дернул сложенными руками, пытаясь ослабить кольцо в полу, но куда там.
Джейк заметил движение. Влад вышел из-за угла дома, волоча правую ногу. Он, очевидно, был серьезно ранен и подскакивал на одной ноге. В руке — желтый листок компьютерной распечатки. Он отчаянно пытался довести до конца задуманное, и с каждым прыжком гримаса боли все больше искажала его лицо.
Джейк попытался крикнуть, предупредить.
Влад не замечал, что Орхидея стояла прямо у него за спиной.
— Владимир, — позвала Орхидея и сделала паузу, ожидая, пока тот повернется.
Первая пуля вошла в шею жертвы чуть выше кадыка. Рот Влада открылся, напоминая букву «О», но из него не вылетело ни звука. Русский рухнул без движения, хрипя и плюясь кровью.
Орхидея склонилась над телом. Желтый листок трепетал в пальцах, подрагивающих от непроизвольных нервных сокращений.
Китаянка опустилась на колено, приставила пистолет к виску Влада и добила его вторым выстрелом.
Подождав, пока тело перестанет дергаться, она разжала мертвые пальцы и забрала листок.
Выпрямилась. Ее собственные руки тоже дрожали. Сейчас выяснится, победила она или проиграла.
Орхидея прочитала текст. Ответ содержался в четвертом абзаце.
Она бросила взгляд на Джейка. В глазах пленника — ненависть.
Какая разница. Ему тоже скоро конец.
Орхидея аккуратно свернула лист бумаги и спрятала его в карман. Она могла забрать узумаки через пару часов. Пройдет еще несколько дней, и она доведет дело до конца — отправит Китано на тот свет, выпустит токсин и получит столько денег, сколько запросит.
Ее лицо впервые за долгое время исказилось непривычной гримасой — Орхидея улыбалась.
Данн сверлил взглядом сидящего по другую сторону стола Китано. Японец отвечал тем же. Кроме них в комнате находился лишь специалист ФБР по допросам Феликс Картер. Никаких адвокатов, помощников и охранников. Сведения, добытые таким путем, не представляли ценности для официального следствия, их нельзя использовать в суде — Китано настоял, чтобы эти гарантии дали в письменном виде. Он соглашался раскрыть важную тайну лишь в обмен на полную неприкосновенность.
