— Это находки национального, да что там национального — мирового значения. У меня культурный шок, мне нужно время, чтобы прийти в себя, — признался Илья Филиппович.
— Так что тайник оказался не так уж пуст, подполковник? — обратился Панин к Розуму, когда они ехали назад в отель.
— Не могу раскрывать секреты следствия, но вы близки к истине, граф.
— Значит, Перье? Так что же, и Ройбаха он убил?
— Нет, Перье тут совершенно ни при чем. В гибели барона фон Ройбаха виновны случайные люди. Владимир Георгиевич, я, честное слово, не могу вам больше ничего сказать. Идет следствие, и это следственная тайна.
— Ну хорошо-хорошо, я понимаю. А что будет с находками?
— До окончания следствия они будут храниться в следственных органах как вещдоки.
— Вещдоки? А это что?
— Вещественные доказательства.
— А-а, полицейский сленг, понятно. Скажите, Алексей, а больше сабель там в тайнике не находили?
— Нет, Владимир Георгиевич, той сабли, которую вы имеете в виду, там не было. Я, как узнал про сабли, честно говоря, сам обрадовался, думаю, ну все, это точно она. А как развернул мешковину…
— Они что же, в мешковине были?
— В мешковине. Футляры уже потом Разуваев раздобыл. Так что, как только я на них глянул, сразу понял — монголки нашей здесь нет.
— Как вы сказали? Монголки? — захохотал Панин.
— Ну да, они же монголы были, ханы эти. Так что монголочка наша потерялась.
— Ну ничего, зато какую гордую полячку и русскую красавицу поймали! Вы знаете, такой удачи за последние лет пятьдесят я просто не припомню. Так что вам расстраиваться нет причин. Ваше имя уже вписано в историю.
— Мое имя не должно фигурировать ни в одном официальном документе, граф. Так что все лавры достанутся вам с Разуваевым.
— Нет худа без добра. А по ханской сабле никаких концов?
— Нет. — Розум отрицательно покачал головой.
— Жаль. — Панин вздохнул и посмотрел в окно машины на Тверскую. — Алексей, — опять обратился он к Розуму, — вы помните о нашей договоренности? Если вы найдете саблю, обязательно известите меня.
— Помню, Владимир Георгиевич, наша договоренность остается в силе.
— Дайте мне слово офицера.
— Даю слово, граф.
— Я вам верю.
Розум с Леной на кухне пили чай.
— Лешка, мне нужна твоя помощь. Ты можешь послать запрос в свою службу информации?
— Могу, а что тебя интересует?
— Мне нужно генеалогическое древо генерала Брандстрема, посланника Швеции в России в 1918 году.
— Ты что же, надеешься найти, кому Архип передал ценности?
— Ну, попытаться по крайней мере.
— Думаешь, что-нибудь из этого получится? — с сомнением покачал головой Розум.
— Ну Леша, я же в историко-архивном училась. Поиск в архивах — моя специальность.
— Ну-ну, давай попробуй. А что тебя конкретно интересует?
— Меня интересуют все российские родственники генерала. Помнишь, в письме сказано, что некий Стасик передал ценности через шведского посланника, который доводился ему родственником. Я решила покопать в этом направлении.
— Ну что ж, вполне разумно, вполне, — задумчиво одобрил затею Лены Розум. — Я завтра же пошлю запрос на генерала, как его?
— Брандстрем, генерал Брандстрем, — с готовностью подсказала Лена.
— Хорошо, я сделаю запрос завтра же, пусть запросят Швецию. Это же дипломат в ранге посла, так что мы можем официально запросить их министерство иностранных дел.
Через две недели в четверг Розум получил ответ на шведский запрос. Семейство Брандстрем имело обширные родственные связи с дворянскими родами Прибалтики. В качестве наиболее известных родственников Брандстремов были перечислены семь семейств остзейских баронов:
фон Тизенгаузены,
фон Аугстрозе,
Виллард фон Гогенау,
фон Розены,
фон Корны,
фон Кнорринги,
фон Ливены
и почему-то графы Коцебу.
Министерство также подтверждает, что в течение 1918 года генерал Брандстрем действительно оказывал содействие переправке в Швецию документов и ценностей по просьбе их законных владельцев. Из перечисленных выше фамилий достоверно известно о помощи генерала представителям семейства Вилларда фон Гогенау. О содержимом переданных грузов никакими сведениями министерство не располагает.
Министерство просит принять к сведению, что вся деятельность генерала Брандстрема и его дочери по оказанию помощи гражданам России, оказавшимся под угрозой репрессий, в чем бы она ни выражалась, носила сугубо частный характер и осуществлялась исключительно от имени частных лиц. Правительство Швеции не может нести ответственности за деятельность частных лиц. Соответственно любые претензии к шведскому правительству по поводу данной деятельности являются неправомочными.
— Ленка, пляши, тебе письмо, — объявил Розум, войдя вечером в дом.
— Откуда?
— Из Швеции.
— Ну что ж, это уже кое-что, — заключила Лена после прочтения. — Во всяком случае, есть с чего начинать архивные раскопки.
— И как ты собираешься искать? Какая технология поиска? — заинтересовался Розум.
— Каратаевы были людьми публичными, известными. Значит, о них должны быть сведения в периодических изданиях. Газетах, журналах. В первую очередь во всяких финансовых и промышленных вестниках. И конечно, в светских хрониках. Помолвка, женитьба или крестины представителя семейства Каратаевых, одного из богатейших семейств России, обязательно должны были освещаться ведущими газетами.
Розум с удовольствием слушал ровный, рассудительный голос Лены. «Студенты ее, наверное, обожают», — немного ревниво подумал он.
— В газетных сообщениях, — продолжала Лена свою лекцию, — обычно довольно подробно перечислялись присутствующие на церемонии. Такая информация служила питательной средой для различных слухов и светских сплетен. Например: «Графиня фон Фален присутствовала на церемонии венчания в сопровождении поручика Делагарди. Это уже второй раз за последний месяц, когда графиня появляется на публике без мужа в сопровождении молодого виконта». Ну, и в случае Каратаевых это, конечно, биржевые, финансовые и промышленные новости. Они изобилуют именами партнеров, сотрудников, акционеров, родственников, знакомых и т. д. и т. п. Таким образом, вырисовывается круг общения фигуранта. Я собираюсь проверить, был ли среди всех имен, которые удастся найти, кто-нибудь из семейств, перечисленных в шведском списке. Если удастся кого-то найти, поиск сужается и проводится уже целенаправленно по контактам с данным лицом или группой лиц. Вот такая технология. Вкратце.
— Это же сизифов труд, — поразился Розум.
— Ну, есть определенные технологические приемы, существенно сокращающие объемы поиска. Но в общем ты прав, архивный поиск всегда очень громоздкая работа. И самое главное, не дающая никаких гарантий. Но я все-таки попробую.
Поиск по Каратаевым дал обескураживающе большое количество ссылок. Только с 1900-го по 1917 год Каратаевы упоминались в многочисленных выпусках газет: «Русское слово», «Биржевые ведомости», «Русская воля», «Новое время», «Раннее утро», «Вечерние известия», «Коммерсант», «Трудовая копейка», «Русские ведомости», «Русская мысль», «Московский телеграф», «XX век», «Русская земля», «Маленькая газета» и «Вечернее время».
Кроме того, поиск дал положительные результаты по дореволюционным журналам: «Исторический вестник», «Русское обозрение», «Наборщик и печатный мир», «Конный спорт», «Лукоморье».
«А в «Конный спорт» как их занесло?» — удивилась Лена.
Ссылка на Каратаевых в «Конном спорте» содержалась в пространном отчете о Большом Красносельском стипль-чезе — скачках с препятствиями. В шестидесятые годы XIX века военное министерство совместно с управлением Красносельских лагерей приняло решение об организации места для скачек, или, как называли в то время, «гипподрома». Но предназначался он не для соревнований лошадей под седлом жокеев, а для состязаний военных кавалеристов, для чего соорудили большую четырехверстную беговую дорогу эллиптической формы.
На финише построили императорскую беседку, украшенную резными колоннами, кружевными аркадами, деталями, изображающими военную амуницию, исполненными искусными мастерами — резчиками по дереву. По бокам царской беседки соорудили четыре галереи. Они предназначались для придворных и высшего общества. Эти скачки в «Анне Карениной» описал Лев Толстой.
В отчете о скачках лета 1912 года сообщалось, что «среди высокого общества наш журналист встретил недавно вернувшегося из Англии известного промышленника и финансиста Архипа Каратаева. Мужчины в семье Каратаевых традиционно являются заядлыми лошадниками. Основатель династии Семен Каратаев служил в гусарском полку и передал страстную любовь к лошадям и конному спорту своим потомкам. В этом году Архип Каратаев прибыл на скачки вместе со своим компаньоном по «Прибалтийским спиртовым заводам» бароном Людвигом Виллардом фон Гогенау и графом Паниным, женихом сестры Архипа Елизаветы. Племянник графа, подпоручик лейб-гвардии кирасирского полка, молодой князь Заруцкий, — участник сегодняшнего четырехмильного заезда…»