– Откуда тебе об этом известно?
Стефани была ошарашена. По эту сторону Атлантического океана она не рассказывала о случившемся ни одной живой душе. Об этом знали только Кассиопея, Хенрик Торвальдсен и Малоун.
– Ты пришла сюда, чтобы спросить меня о чем-то, – со спокойной решимостью проговорил Грин. – Вот и спрашивай.
– Почему ты отозвал мою группу поддержки? Ты оставил меня с голой задницей, один на один с израильтянами. Или это сделал не ты?
– Я.
Это спокойное признание поразило женщину. Она слишком привыкла слышать ложь.
– Зная, что саудовцы попытаются убить меня?
– Да, это я тоже знал.
С трудом подавив готовый вырваться наружу взрыв ярости, Стефани лишь сказала:
– Я жду объяснений.
– Мисс Витт, – произнес Грин, – не могли бы вы присмотреть за этой леди, пока не закончится вся эта история?
– А тебе-то что за дело? – не сдержавшись, взорвалась Стефани. – Тоже мне, защитник нашелся!
– Должен же кто-то это делать. Звонить Хизер Диксон было неразумно с твоей стороны. Ты не даешь себе труда подумать.
– Будто я без тебя этого не знаю!
– Взгляни на себя. Ты совершила нападение на высшее лицо органов правопорядка США, практически не имея информации. С другой стороны, твои враги имеют доступ к любой разведывательной информации, которую они используют по полной программе.
– О чем ты лепечешь? Ты так и не ответил на мой вопрос!
– Верно, не ответил. Тебе угодно узнать, почему я отозвал твою группу прикрытия? Ответ очень прост: меня об этом попросили.
– Кто попросил?
Грин смотрел на нее с невозмутимостью Будды.
– Хенрик Торвальдсен.
34
Бейнбридж-холл, Англия, 5.20
Малоун любовался мраморным монументом в саду. Они с Пэм отъехали на поезде на двенадцать миль от Лондона и, сойдя в ближайшем городке, взяли такси до Бейнбридж-холла. Малоун успел внимательно изучить все заметки Хаддада, находившиеся в ранце, и даже бегло прочитал книгу, пытаясь получить хотя бы какое-то представление о происходящем, снова и снова вспоминая то, о чем они с Хаддадом беседовали на протяжении многих лет. Увы, в итоге ему пришлось прийти к заключению, что самое важное его старый друг унес с собой в могилу.
Наверху раскинулось бархатное небо, Малоуна пробирал холодный ночной ветерок, идеально подстриженная трава расстилалась вокруг подобием оловянного моря, на котором островками темнели кусты. В расположенном рядом фонтане танцевали струи воды. Малоун решил, что посетить поместье еще до рассвета – лучший способ что-либо узнать, и предусмотрительно запасся фонариком, который позаимствовал у консьержа гостиницы.
Территория была не огорожена и, как он сразу понял, не оборудована сигнализацией. Дом – дело другое. Из записей Хаддада Малоун знал, что это место представляет собой третьеразрядный музей, каких британской короне принадлежат сотни. Несколько комнат на первом этаже были освещены, и через незанавешенные окна он видел внутри уборщиков, деловито орудующих швабрами, щетками и тряпками.
После этого Малоун вновь обратил внимание на монумент.
Ветер трепал кроны деревьев, а потом поднялся выше, чтобы погонять облака. Одно из них закрыло луну, но глаза Малоуна уже полностью привыкли к серой предутренней мгле.
– Ты не собираешься рассказать мне, что это за штука? – спросила Пэм. В течение всей поездки она была тише воды и ниже травы – совершенно нетипичное для нее состояние.
Малоун осветил лучом фонаря изображение, вырезанное на мраморной поверхности монумента.
– Картина, которая называется «Аркадские пастухи-II». Этот барельеф недешево обошелся Томасу Бейнбриджу.
Малоун пересказал Пэм то, что он вычитал в блокнотах Хаддада, а затем направил луч фонаря на буквы внизу:
– Про это он что-нибудь написал? – спросила Пэм.
– Ни слова. Только то, что это некое послание, а внутри дома есть еще одно.
– И это, безусловно, объясняет, почему мы находимся здесь в пять часов утра.
Малоун уловил в ее голосе раздражение.
– Я не люблю толкаться в толпе.
Пэм приблизила голову к монументу, чтобы получше рассмотреть буквы.
– Интересно, почему «D» и «М» разнесены по сторонам от других?
Действительно, почему? Малоун не имел об этом ни малейшего представления, зато он понимал другое. Пасторальная сцена «Аркадских пастухов-II» изображала женщину, глядящую на трех пастухов, собравшихся вокруг надгробного камня и указывающих на выбитые на нем слова: «ЕТ IN ARCADIA EGO». Значение этой фразы было ему известно: «И я в Аркадии».
Загадочная надпись казалась бессмысленной, но Малоун уже видел эти слова раньше. Во Франции. В рукописи шестнадцатого века, в которой описывалась тайная деятельность тамплиеров в месяцы, предшествовавшие их массовым арестам в октябре 1307 года.
«Et in Arcadia ego».
Анаграмма фразы «I tego arcana dei».
«Я храню тайны Господа».
Он рассказал Пэм об этой фразе.
– Ты, наверное, шутишь!
Малоун пожал плечами.
– Просто говорю тебе то, что знаю.
Им было необходимо осмотреть дом. С безопасного расстояния, прячась среди стволов величественных кедров, Малоун смотрел на нижний этаж. Окна вспыхивали и гасли по мере того, как уборщики переходили из комнаты в комнату. Двери задней террасы были распахнуты и подперты стульями. Он видел, как оттуда вышел мужчина с двумя мусорными мешками. Поставив их на землю и прислонив друг к другу, чтобы не упали, он вернулся в дом.
Малоун взглянул на часы. 5.40.
– Скоро уборщики должны закончить, – сказал он. Когда они уйдут, в нашем распоряжении будет около двух часов до того, как сотрудники музея начнут приходить на работу. Это заведение открывается в десять.
Он узнал это, прочитав табличку на главных воротах.
– Как все это глупо!
– Тебе всегда хотелось знать, чем я зарабатываю на жизнь, а я никогда не мог рассказать тебе об этом. «Совершенно секретно» и вся прочая чушь в этом роде. Теперь – смотри.
– Когда я этого не знала, мне было гораздо спокойнее.
– Не верю. Я помню, как тебя это злило.
– В меня по крайней мере тогда не стреляли.
Он улыбнулся.
– Ты прошла обряд посвящения. – Затем Малоун взмахнул рукой, изображая приглашающий жест. – Прошу вас, мадам.
Сейбр видел размытые силуэты Коттона Малоуна и его бывшей супруги, сливающиеся со стволами деревьев Бейнбридж-холла. Из Лондона Малоун отправился прямиком в Оксфордшир. Это радовало Сейбра, поскольку указывало на твердое намерение Малоуна разобраться в происходящем. Женщина-агент тоже потрудилась на славу. Она, выполняя его приказ, наняла еще троих людей и снабдила его оружием.
Сейбр сделал три глубоких вдоха, наслаждаясь прохладным утренним воздухом, и вытащил из кармана куртки пистолет.
Пришло время познакомиться с Малоуном.
Малоун подошел к распахнутой задней двери особняка, встал, прислонившись спиной к стене, справа от нее и осторожно заглянул внутрь. Там располагался изысканный зал. Со сводчатого потолка потоками лился свет, заставляя сверкать позолоченную мебель, оживляя гобелены и картины на отделанных деревянными панелями стенах. Тут никого не было, но из арочного прохода доносился гул полотера и завывания радиоприемника.
Малоун подал знак Пэм, и они вошли в дом.
Расположение комнат было неизвестно Малоуну, но из таблички на стене следовало, что они – в зале Аполлона. Он вспомнил, что писал Хаддад: «В картинном зале Бейнбридж-холла находится еще одно свидетельство высокомерия его прежнего хозяина, и оно особенно показательно: картина под названием „Эпифания святого Иеронима“. Вполне подходяще. Великие деяния часто начинались с озарения».
Значит, необходимо найти картинный зал.
Он повел Пэм по одному из коридоров, который вывел их в холл. Вдоль стен тянулись ряды величественных, как в соборе, колонн, соединявшихся друг с другом арочными перекрытиями. Интересная и резкая перемена стиля и архитектуры. Здесь было меньше света, и мебель тонула в серых тенях. Между двумя колоннами Малоун заметил бюст.
