– Вам снова нужен человек, который будет «работать князем»? – впервые заговорила она.
– О нет, нет, нет. Вы меня неправильно поняли. В тридцатые годы у меня было торговое предприятие. Я раздобыл в Москве клейма Фаберже – оригиналы, – которые его фирма ставила на свои творения. Если бы вы знали, на скольких фальшивках теперь есть оттиски этих инструментов! Мне даже смешно вспоминать, что мы вытворяли в то время. Сейчас-то я уже могу признаться, что у меня не было ни гроша за душой. Но я ездил в галерею на «Роллс – Ройсе», да. Нужно было, чтобы меня принимали всерьез. Я заговорил о тех временах, чтобы вы поняли, как изменился я с тех пор, как изменились мои задачи. С вашим блестящим образованием – и с вашей фамилией, конечно, – вы сможете вывести мою коллекцию на совершенно новый уровень. Да, кстати, я хочу, чтобы коллекция выставлялась в России. В Эрмитаже. И, знаете, я думаю, ваше имя способно теперь открывать двери и там. Россия очень изменилась с тех пор, как я побывал в ней впервые в 1921 году. За последний год я был там десять раз, так что я знаю, о чем говорю. Уважение к прошлому, к корням… Сейчас многие в Москве стараются найти у себя дворянские корни. Вы были в России?
Она покачала головой. Отец говорил, что хотел бы вернуться – но лишь когда выметут большевистскую заразу и проведут основательную дезинфекцию.
– Если вы примете мое предложение, вы станете много путешествовать. Да, и в Москву, и в Париж, и в Лондон. Вы будете олицетворением моей коллекции. Я уполномочу вас вести переговоры от моего имени с музеями, с аукционными домами, с продавцами картин. Вы забудете навсегда, что такое нуждаться в деньгах. Как вам такая перспектива?
– Я не уверена, что мне хватит квалификации, – честно призналась она. Да, она закончила университет в Сан – Франциско, получила диплом по истории искусств, но никогда по-настоящему не работала – в основном помогала отцу. А теперь ей уже тридцать три, и искать первую серьезную работу было бы уже поздно, если бы не позвонили из «Оксидентал петролеум» и не пригласили на собеседование «на очень, очень серьезную должность», как сказала по телефону девушка из отдела персонала.
– О, в вашей квалификации я не сомневаюсь с тех пор, как вас увидел!
– Но, доктор Хаммер, вы увидели меня десять минут назад!
Она была не чужда женского лукавства. Конечно, она помнила, где он увидел ее в первый раз и как хищно, неприкрыто разглядывал. С ее внешностью – высокие скулы, голубые глаза, почти черные вьющиеся волосы – она привыкла к мужскому вниманию, но, пожалуй, не к такому откровенному. Впрочем, тогда их так и не представили друг другу.
– Конечно, нет! Неделю назад на вернисаже в Музее искусств, – помните, вы были там с отцом?
– Мы одолжили музею нашего Рубенса, – сказала она. – Это самая дорогая вещь, которая у нас есть. Можно сказать, все богатство семьи.
– Да, я с тех пор многое о вас узнал. И о вашем отце. О теплицах, о свиноферме… Неужели вас устраивает такая жизнь?
– Я не знаю другой.
Вот и началось то, чего она ожидала с тех пор, как ей сообщили, где пройдет «собеседование». Он опустился на диван рядом с ней, обнял ее за плечи. Она не сопротивлялась: удивительно, но ей даже не было неприятно.
– Вы, может быть, не знаете другой жизни, но вы ее заслуживаете, – сказал Хаммер, притянул ее к себе и поцеловал в губы.
У него был совсем не противный мужской запах – дорогие сигары и какие-то специи, – а поцелуй вышел неожиданно нежным. Она закрыла глаза. Когда он встал и потянул ее за руку в спальню, она пошла за ним охотно, уже немного влажная, готовая покоряться. Что греха таить, ей всегда нравились старшие, властные мужчины – может быть, поэтому она недолго пробыла замужем за ровесником, не завела детей: все, с кем ей хотелось быть рядом, оказывались женаты. Как, естественно, и этот богач – коллекционер. Она слышала, что он построил свой нефтяной бизнес на деньги жены, да и картины они покупают вместе. Фрэнсис Хаммер и сама художница; он, говорят, любит выдавать ее копии за оригиналы и смеяться над «экспертами», попадающимися на его удочку. Но с ним она не чувствовала ни стыда, ни неудобства – все произошло естественно и без напряжения.
Он медленно раздел ее – да, ей тоже так нравилось, и она помогала ему расстегивать пуговицы на жилете. Когда они забрались под простыню, он уже учащенно дышал. Она легла на бок спиной к нему: лучше было сразу предложить свои условия – ей не хотелось, чтобы он оказался сверху. Все-таки лишний вес имеет свои недостатки.
Она не сомневалась, что потом он сразу встанет и схватится за телефонную трубку: все мужчины, которые ей нравились, делали так. Сама она осталась в постели, вытянула из сумочки сигареты, закурила. Из соседней комнаты было слышно, как он обсуждает какую-то поездку, кажется, в Ливию. Телефонный разговор сменился звуком льющейся воды. Вернулся он в халате, держа в руке красный кожаный футляр.
– Мне сейчас надо будет уехать, – сказал он, – и нет времени рассказать тебе про эту штуковину. Расскажу в следующий раз.
«Он не сомневается, что следующий раз будет, – подумала она. – Впрочем, я тоже не сомневаюсь».
– Открой, посмотри. Это на самом деле не подарок – возвращаю тебе то, что могло бы стать твоим по наследству.
Наталья Романова подняла крышку футляра, и у нее перехватило дыхание. Она хорошо помнила, как трудно было отцу расстаться с «Георгиевским» яйцом, как берег он второе, оставшееся у него, – «Розово – лиловое». Князь Василий много раз рассказывал ей историю яиц, не забывая упомянуть о большевистских грабителях и налетчиках, у которых нувориши не стесняются покупать семейные реликвии Романовых.
«Эти люди не понимают, Наташа, что мы не только императорский дом, но и семья», – говорил князь дочери. Теперь ей вспомнилось, как Хаммер деликатно поправился – не сказал, что вел торговлю «сокровищами Романовых», нашел подходящий эвфемизм.
Яйцо «Несессер» покоилось перед ней на тумбочке. Она взяла его в руки, раскрыла, стала выдвигать ящички. Хаммер улыбнулся: его новая любовница, княгиня царской крови, в чем-то еще ребенок.
– Мой юрист пришлет тебе контракт по почте, – заговорил Арманд уже деловым тоном, словно великолепно сшитый костюм, в который он сейчас облачался, не допускал иных интонаций. – Я надеюсь, ты сможешь приступить к работе сразу, как только его подпишешь. Собираться можешь не спеша, а мне пора бежать. Рад, что тебе нравится яичко.
Княгиня Наталья Васильевна впервые улыбнулась ему. «Жизнь, которой я заслуживаю», – подумала она не без иронии.
– Мне не нужен контракт, чтобы встречаться с тобой, – сказала она ему вслед.
Хаммер вернулся в спальню, сел рядом с ней на кровать, – видимо, она нашла слова, способные заставить его опоздать на встречу.
– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он уже намного мягче. – Контракт нужен, чтобы ты могла быть рядом. Путешествовать со мной… не вызывая подозрений. Просто для удобства. И мне придется платить тебе довольно большую зарплату. Твои предшественники – искусствоведы, хоть и хихикали у меня за спиной, были на редкость алчные людишки. Если ты не станешь меня обирать, как они, пойдут разговоры. Фрэнсис…
«Жену можно было бы и не упоминать», – подумала она с неудовольствием, снова закуривая.
– Я вовсе не пытаюсь тебя купить, – подытожил Хаммер. – Знаешь, почти сорок лет назад я хотел вернуть вот это самое яйцо великой княгине Ольге. Кем ты ей приходишься, внучатой племянницей? – Наталья кивнула. – Я даже специально поехал в Данию. Нашел ее на ферме. Знаешь, они с мужем тоже разводили свиней, как твой отец. Я даже начинаю думать, что у Романовых такая… карма, как сказали бы на Востоке. Так вот, Ольга отказалась принять яйцо. Сказала, что оно побывало в слишком грязных лапах, так что ей будет неприятно видеть его в своем доме. В общем, я кое-что знаю о твоей семье. Поверь, я уважаю твои корни.
– Надеюсь, ты не в такой ситуации предлагал яйцо бабушке Ольге, – сказала она озорно, придвигаясь к нему.
– Сколько, по-твоему, мне лет? – рассмеялся он и провел рукой по ее гладкой смуглой щеке. – Вот, уже опоздал… Я никогда так не делаю. Пожалуйста, подпиши контракт, так нужно.
Она кивнула, и Хаммер вышел из номера, улыбаясь. Он выполнил, наконец, обещание, данное много лет назад Штарку, хотя ювелир вполне удовлетворился и написанным по старым русским правилам отказом великой княгини Ольги: «Предъявитель сего предложил вернуть мне золотое яйцо – несессер работы Фаберже, принадлежавшее моей матушке, Ее Императорскому Величеству Марии Федоровне. Настоящим свидетельствую мой добровольный отказ. Против судьбы не пойдешь. О. Куликовская, Баллеруп, 30 августа 1932 года».
Вслед за распиской вспомнился Арманду один давнишний разговор с хитрым лисом Анастасом Микояном. «Сейчас мы передаем ценности вам, – сказал тогда народный комиссар. – Но это только временно. Революция не закончилась, и когда-нибудь они снова станут нашими».
