Я прислонился к столбу, замер, осматривая перрон. Больше всего меня интересовало — есть ли там милиция или нет. Я обхватил обеими руками стол, чтобы не упасть. Минута тянулась за минутой, медленно и неспешно — наконец я понял, что милиция для меня не самое главное — если я сейчас не согреюсь, утром меня найдут здесь, примерзшего к бетонному столбу. Из последних сил я потащился вперед, ориентируясь по пылающим живительным желтым светом окнам вокзала.
Зал ожидания пахнул на меня сухим, живым теплом, уже почти ничего не видя перед собой я прошел несколько шагов, и устало рухнул на жесткую деревянную скамейку зала ожидания. Скамейка эта стояла крайней, рядом была пышущая жаром батарея центрального отопления. Я с наслаждением протянул к ней руки, чувствуя, как с сухим теплом в меня вливаются новые силы. Никогда не думал, что буду так радоваться простой возможности посидеть в тепле.
Немножко придя в себя, я огляделся по сторонам. Зал ожидания был большим, но уютным, стены выкрашены зеленой масляной краской, несколько длинных деревянных скамеек, на одной из которых, самой дальней от меня, накрывшись черным пальто, спит пьянчужка. Две кассы, ночью не работающие и завешенные домашними, в цветочек занавесками. В углу небольшой деревянный киоск со съестным, ночью естественно тоже не работающий. Ни единой живой души кроме этого пьянчужки, только с перрона доносятся гудки локомотивов на путях.
Надо позвонить. Позвонить домой, чтобы знали где я. Отец наверное места себе не находит, про мать уж и не говорю. Позвонить….
Я огляделся по сторонам. На одной из замызганных дверей висела табличка «дежурный». Подойдя, я постучал. Признаков жизни за дверью не наблюдалось. Откашлявшись, я снова начал стучать и стучал до тех пор, пока за дверью не послышались шаркающие шаги.
Скрипнул ключ, дверь приоткрылась, в щель высунулся маленький, помятый мужичишка в синей форме железнодорожников. От дежурного ощутимо припахивало спиртным.
— Чо надо?
— Погреться пустишь?
— Иди отсюда, алкашина! — окрысился мужик — щас ментов кликну, они тебя в отделении дубинкой по хребту согреют. Пшел отсюда!
Мужик попытался захлопнуть дверь, но я успел подставить ногу. На ощупь вытащил из кармана купюру (ей оказалась сиреневая двадцатипятирублевка), протянул мужику. На его лице мгновенно отразилось понимание мой сложной жизненной ситуации.
— Заходи, раз так…
Шаркая ногами по грязному полу и держась руками за стенку, мужик пошел в комнату дежурного, я направился следом…
В дежурке было еще теплее, чем в зале ожидания — в углу огненно-красным цветом светилась раскаленная спираль «козла»,[33] перемигивался разноцветными лампочками пульт, что-то невнятное хрипела рация. Рядом с пультом стоял грубо сколоченный из неокрашенных досок стол, на нем живописным натюрмортом раскинулись две недопитые бутылки с самогоном, какие-то закуски, сейчас уже не помню какие, литровая банка с жидким, водянистым разливным пивом. Я устало рухнул на кособокий стул у стены, мужик внимательно посмотрел на меня:
— Что, хреново? Тяпнешь с устатка?
Не в силах ничего ответить я кивнул. Мужик взял стакан, критически посмотрел его на просвет, оценивая на предмет чистоты, набулькал мутной, остро пахнущей спиртом жидкости и протянул мне. Я выдохнул, скривившись от боли в горле и одним махом замахнул полстакана.
Боже! Никогда не думал, что буду так пить самогон. Жидкий огонь обжег глотку и пищевод, огненным шаром скатился в желудок и там разорвался, подобно гранате. На глазах выступили слезы, дыхания не хватало.
— Что, врезало? Хе-е-е… — усмехнулся мужик — сам гоню! Пятьдесят градусов не меньше! На яблоках! У нас тут знаешь, яблоки какие?! Мичуринские!
— Позвонить можно? По межгороду? — спросил я, отдышавшись
— Звони, не жалко — мужик пододвинул телефон — только через девятку…
Вспомнить номер. Черт, неужели домашний забыл? Алкоголь впитывался в желудок, в котором вот уже два дня ничего сьестного не было, цифры плыли перед глазами. Но номер я вспомнил, бормоа каждую цифру начал набирать. После третьего гудка в трубке раздался долгожданный щелчок соединения.
— Алло — отозвалась трубка знакомым с детства голосом
— Мама… — прошептал я, с трудом сдерживая слезы
— Сережа! Сереженька, где ты! Откуда…
Голос матери оборвался на полуслове, вместо него в трубке зазвучал другой голос. Мужской.
— Сергей! Сергей, где ты?!
С удивлением я узнал голос генерала Горина. Как он оказался у нас дома, он же никогда у нас не бывал
— Что с отцом?
— С ним все в порядке, нет времени, Сергей! Где ты?!
— В Мичуринске… На вокзале.
— Оставайся там, слышишь! Я высылаю группу! Оставайся там, никуда ни шагу!
Я повесил трубку на аппарат
— Может надо чего?
— Нет… — проговорил я — в зале ожидания подожду… Скоро приедут…
— Ну, как знаешь… — мужик пожал плечами, повернулся к пульту — дверью там хлопни посильнее. Замок заедает…
Шаркая ногами, вернулся в зал ожидания, сел на жесткую деревянную скамейку. Хоть водка и продезинфицировала горло, легче мне не становилось, весь лоб был в испарине, меня трясло от озноба. Ждать на вокзале я тоже не хотел — даже в таком состоянии я помнил, что сейчас нахожусь в розыске. Откинувшись на спинку скамейки я закрыл глаза…
Интересно, если бы я тогда не поехал в Москву сам, на частнике — что бы случилось? Что бы случилось, если бы я не позвонил домой, а добирался до Москвы на том товарняке? Все было бы по-другому? Или они нашли бы другой способ заполучить эти документы? Потом я много думал об этом. И ответа я не знаю до сих пор.
Но случилось то, что случилось. История сослагательного наклонения не знает, может это и к лучшему. Проснулся от громкого хлопка входной двери. Посмотрел — прямо ко мне шел какой-то мужик.
Мент?
Первой моей мыслью было бежать, мозги уже почти ничего не соображали. Потом, наконец, до меня дошло, что формы на мужике нет, да и сам он на милиционера ну никак не походил
— Чего скучаешь, может надо куда?
— Надо… — расслабленно ответил я — автобуса утреннего жду…
— Зачем — удивился мужик — можно сейчас поехать. Тебе куда?
— До Москвы…
— Далеко — мужик оценивающе посмотрел на меня, пытаясь вычислить, есть ли у меня деньги — сотня!
Сотня конечно — сумма просто грабительская, но тут мне до слез захотелось домой. А деньги у меня были — та пачка, которую сунул мне Валёк тогда, в Ростове-на-Дону в Богатяновке
На ощупь отделив в кармане четыре купюры от пачки я протянул их мужику
— Поехали! — обрадовался тот
Мы вышли из вокзала, сели в Москвич. В дороге я почти сразу же заснул, выпитый натощак стакан самогона дал о себе знать. Проснулся я внезапно, как будто что-то толкнуло меня в спину. Огляделся, не совсем понимая, где я нахожусь и как тут оказался. Двигатель Москвича сыто урчал, в машине было тепло и уютно, освещенная фарами дорога летела под колеса, было такое ощущение, что мы летим в каком-то вырезанном светом фар тоннеле. Светящимися метеорами мимо проносились фары встречных машин. Я откашлялся, в горле немилосердно першило.
— Сколько до Москвы еще?
— Частник — невысокий, коренастый, похожий на лесовика мужичок улыбнулся, не отрывая глаз от дороги
— Часик еще… Что, сморило? Не переживай, скоро приедем…
Через час я уже буду дома…
Внезапно, один из светящихся желтых метеоров, который должен был пролететь мимо нас, как и прочие до него устремился прямо на нас. Я недоуменно замер, мужик что-то крикнул, рванул в сторону руль, машину резко повело вправо. Удара я уже не запомнил…
Москва. Госпиталь имени Бурденко
06 марта 1971 года
Что-то словно толкнуло меня в плечо, толкнуло с силой. Было такое ощущение, что я сплю и мне надо вставать. Я заворочался, вставать не хотелось — но толчок повторился. Выругавшись про себя, я открыл глаза.
Первое что я увидел, был белый, чистый, без единой трещинки и пятнышка потолок. Голая, без абажура и люстры лампочка светила желтым, болезненным светом. Я моргнул глазами, снова открыл — но все было тем же самым — потолок, лампочка. Попытался повернуть голову, это удалось с трудом, шея была как чугунная. У моей кровати, в накинутом на военный мундир белом халате сидел высокий пожилой человек с абсолютно седыми волосами и жесткими чертами лица. Я недоуменно посмотрел на него, пытаясь понять, кто он такой. Образы мелькали в голове один за другим, складываясь в какие-то неровные, нелепые как будто из калейдоскопа картинки. Человек у моей кровати читал какую-то газету, развернув ее на коленях. Я смотрел на него секунд тридцать, потом открыл рот, чтобы спросить его, кто он такой, но вместо слов получилось только хрипение. Сидевший у моей кровати человек при первом звуке поднял на меня глаза.
